Песнопения.

Петр петь не умел вообще. Его грубый, мужицкий голос больше подходил для раздачи приказов в середине битвы, когда шум борьбы разрывает барабанные перепонки, и гарь разъедает глаза. Его голос больше подходил для тренировки юных и неопытных инквизиторов, а вкупе с грозным видом самого шефа, новоприбывшие в две секунды становились шелковыми. Его голос, в конце концов больше подходил для военных устных отчетов, во время которых кардинал Франческо требовал короткую и ясную информацию. Но не для пения. И все же, несмотря на бурные протесты, попытки убийства и вышвыривания в окно, Матвей все же сумел неведомым образом заманить Орсини в небольшую церквушку на окраине Ватикана. Сестра Паола и сестра Симона решили устроить себе небольшой брутальный девичник и отдохнуть от вечно мужской компании, так что две женщины с утра ушли по покупкам. Варфоломей обещал Андрею сводить его на Рождественское выступление, проводимое в центре города, а Яков... он просто остался во Дворце Инквизиции на пару со своим электрическим другом. Так что в небольшой церквушке никто из знакомых Петра не мог лицезреть смущенного, чуть покрасневшего инквизитора, поющего тихим, еле слышным голосом. А вот голос Матвея подходил для всего. Своим низким, не грубым баритоном он мог раздавать приказы так же легко, как и отчитываться перед старшими и даже нагло врать, смотря прямо в глаза. Своим голосом он мог спокойно петь как и Рождественские гимны так и нежные колыбельные. Петр поймал себя на мысли, что своим голосом он производит прекрасные стоны, и поэтому сразу же перекрестился. Все же, церковь превзошла ожидания шефа. Нестройный ряд участников хора состоял из детей и подростков разных возрастов и национальностей. Орсини легко заприметил бледную кожу и типичные аристократичные черты англичан, темные волосы и тяжелый взгляд южан и даже пару детей с раскосыми глазами. Среди этих испуганных сирот выделялись две совершенно противоположные личности – юный малец, чуть ли не 11 лет отроду и невысокая девушка-подросток с растрепанными волосами. Первый пел нежным, почти ангельским голосом, и Петр был готов дать голову на отсечение, что не все девушки в Главном Хоре Ватикана могут петь так же красиво. Пение второй было же противоположно мальцу – тяжелый, немного низкий голос создавал интересный контраст на фоне нежного пения мальчишки. Шеф внезапно осознал, что больше изучает присутствующих в церкви, нежели поет. Но все же, Матвей притягивал больше внимания, чем констатирующая пара на сцене и все остальные вместе взятые. Он пел негромко, по привычке прикрыв глаза, но что-то отличалось от его повседневной улыбчивой маски. Наверное почти блаженное умиротворение на его лице. Петр так и продолжил любоваться им до самого конца. Даже когда участники хора, весело шушукаясь сошли со цены и разошлись по кельям, даже когда все посетители закутались в свои пальто и покинули помещение, даже тогда он продолжал смотреть на Матвея. А Марокканский Дьявол так и продолжал стоять с прикрытыми глазами, и улыбаться непонятно кому. - Ты наслаждаешься тишиной больше, чем пением, - внезапно сказал Орсини, одевая китель. - А ты сегодня проницателен, брат мой, - усмехнулся Матвей, в мгновении ока теряя то блаженное выражение лица, - И крайне разговорчив. Наступила неловкая тишина, настолько абсолютная, что Петру показалось, что он оглох. - Тебе понравилось? - В принципе, да. Хор превзошел мои ожидания, - ответил Петр. - Я не это имею ввиду, - Дьявол приоткрыл свои глаза, - Понравилось ли тебе наблюдать за мной? Не успел шеф вспыхнуть и схватить коллегу за грудки, надеясь стереть с его лица эту надоедливую улыбку, как вдруг странный шорох раздался за кафедрой. Орсини мгновенно выхватил из-за пояса половинку скриммера и прорычал: - Кто там?! Выходи, я знаю твое местоположение. Из полутьмы легко выпрыгнула та самая растрепанная девчушка, певшая низким голосом. Он улыбалась, словно ребенок получившие вожделенное и внезапно показала пальцем на инквизиторов. - Брат Петр. Брат Матвей. И странно хихикнув, будто услышав что-то запретное, развернулась и убежала. - Ты же сказал никто в это церкви не будет знать нас! – заорал Петр, снова предпринимая попытки схватить Матвея. - Ну-ну, подумаешь одна девочка узнала, что мы целовались в исповедальне... - Это не смешно! - Это забавно... - Она же всем расскажет! - Ей никто не поверит. - Прекрати думать об происходящем как о игре, это серьезно! - Это мило, - улыбнулся Матвей и заткнул Петра поцелуем. Спустя пару секунду шеф оторвался от своего любовника и, краснея, спросил: - Ты уверен, что никто не узнает? - Какая разница, церковь давно закрыла глаза на мужеложство... - Матвей! Брюнет прекратил смеяться и серьезно посмотрев на Петра сказал: - Обещаю. Намного позже, когда они оба молча шли по хрустящему белоснежному снегу домой, Орсини подумал, что эта глупая затея с песнопениями не так уж и плоха. Все же что-то было другое и интересное в хоре этой церквушке, по сравнению с помпезным Главным Хором. Может быть загадочная хихикающая девчушка, может быть старания, которые дети вложили в это небольшое представление, может быть... чистая вера звучавшая в их голосах. Петр улыбнулся сам себе и достав из кармана небольшую коробочку, всучил ее Матвею. - Это тебе. Снег продолжал падать с неба, украшая тончайшими снежинками ярко-синие волосы шефа, добротную куртку с капюшоном стратега и шоколад, подаренный Марокканскому Дьяволу. Кстати, вы же знаете с какой скоростью хихикающие подозрительные девушки могут распространять слухи? Я не имею ни МАЛЕЙШЕГО ПОНЯТИЯ как перевести с английского "Christmas Carol". Гугл сказал, что это колядки, но по непонятным причинам мне это слово не понравилось. Так что я назвала это песнопениями. Если вы знаете, как правильно называть это - пожалуйста, укажите, я исправлю. С Рождеством всех! ^_^