Шаркать бы перестал

Супруга, распалённая битвой за дачные урожаи, проворчала не разгибая спины: – Чо поздно-то так, помошничек? – Я это, – промямлил Тимофей в надежде на скорое понимание, – очень уж торопился к тебе, от того и не удержал равновесия. На рельсы упал! Мама не горюй, звезданулся! А в электрички звезданутых не садють. – Головкой небось, свистун, или опять хренов футбол затянул, – вздохнула супруга, подуставшая от его заморочек. - Тащи давай вёдра, сачок. Глянь сколько моркови надёргала. – Сегодня сама понесёшь, куда мне с такими мозгами. – Вспомнил мужик про мозги – с нашей-то пенсионной корзиной? Ручками теперь надо,милый мой, ручками. Но Тимофей всё-равно откосил. Она пёрлась до электрички, задыхаясь от неподъёмного груза и неуёмного солнца, а он пустым пёхом рядом тащился и в сторону её не глядел. Она, обиженная, потом и к печке не подходила. Два дня! Поживи, мол, ирод, на бутербродах – гонору поубавишь, глядишь. Рассосались обиды со временем, подзабылись. Но затем с функциями не заладилось у Тимофея. С немаловажными. Осенние заготовки требовали серьёзной личной отдачи, а мужик ходить стал потише, носить неохотно. – Чего это ты, милый, зашаркал? – как-то удивилась она. – К лыжному сезону готовлюсь. – улизнул от объяснений Тимоха. Но шарканье – это уж слишком для практической женщины. Довелось ей выкроить время и для похода к хирургу. Специалист позаглядывал в лукавые Тимохины глазки, поводил возле них молоточком, постучал по коленкам, насупился и долго чего-то записывал: - Черепушку придётся обследовать. Сильно беспокоит меня головушка Ваша. – Понятно, что беспокоит, – кивнул согласно Тимоха, – так ею звездануться об рельсы. – Так устала я от шуточек этих, – грустно улыбнулась супруга. Тимоху поместили в томограф. Доктор долго и изумлённо вращал рычагами на пульте, и оторвав, наконец, взгляд от экрана вышел в коридорчик к жене Тимофея: «Необходимо ваше согласие на операцию. Нет у нас времени для колебаний. Совсем !» …Потом вышел к ней этот хирург и присел в коридорчике рядом. Он улыбнулся устало и предъявил измученной ожиданием женщине большой серый снимок на рентгеновской плёнке. Тёмное пятно внутри черепа -громадное и непонятное - единственное, что сумела она на нём разглядеть – Не смогли бы Вы сами мне подсказать – что это у нас за кошмар? – Неужели это мозги Тимофея? – быстро сообразила супруга. – Если бы! – знающе хохотнул эскулап. – Высохли они у него, истончились. То ли от алкоголя, то ли от прочих жизненных передряг. В образовавшихся пустотах и смогла без особых помех вызреть эта гигантская гематома. А был бы помоложе – труба. Раздавило бы нормальные мозги этим кошмарным объёмом. Везунчик ваш Тимофей – смею Вас удивить. С гербарием, сохраняющим функции мозга! Кунсткамера!? - Дело прошлое, что там у нас всё же тогда случилось на рельсах, Тимуля? – обнимала супруга своего спутника жизни на выходе. – У нас? – поморщился напряжённо Тимоха. – В мягком вагоне, припоминаю, случалось у нас пару раз. А на рельсах?! С тобой?! Извини, мать, – едва коснулся он сурового марлевого колпака, - словно вышибло напрочь. Не те у меня после рельсов мозги! – Чудит Тимофей, – счастливо засмеялась супруга, – практически, паршивец, здоров! Шаркать бы ещё перестал.