Lost Boy.

Питер Пэн никогда не проигрывает. Но, похоже, сегодня даже звезды смеются над ним, скалятся своим холодным светом и перешептываются, изрыгая насмешки. Он совершенно один. Стоит посреди выжженной поляны, на которой всегда горели грандиозные кострища, и чувствует лишь холод. Ни огня, ни малейшей искры. Представляй, не представляй – все тщетно. Вокруг непроглядный мрак и лишь сверху колкий свет, от которого хочется скорее спрятаться. «А ведь Он любил смотреть на звезды» - болезненно кольнет что-то внутри. И от этого «что-то» хочется орать в голос. Потому что не справился. Потому что не смог вернуть то, что сам пожертвовал. Потому что проиграл. Питер стоит посреди пустой поляны такой же пустой внутри. Вокруг до сих пор лежат недоделанные копья, стрелы, луки, мотки веревок, клочки одежды. И ощущение, что стоит ему только захотеть – все мальчишки примчатся на зов, запыхавшиеся, раскрасневшиеся и испуганные. Из-за их спин спокойно покажется сутулая фигура, подойдет к нему и преданно заглянет в глаза, спрашивая без слов. Но никакого зова, потому что некого больше звать. Питер молча уходит по тайной тропе, используемой только двумя. Теперь только им одним. Глупые воспоминания нарочно лезут в голову занозами, от них так просто не избавиться. За спиной даже слышится неуловимый шаг, при котором никогда не раздастся скрип ветки, шорох травы или мерный звук бьющихся друг о друга бусин в волосах и на перьях. Шаг, который мог уловить только он, Питер, на грани слышимости, потому что сам научил так двигаться. Только бред это все, несбыточные желания и бессмысленные сожаления, которым совсем недавно не было места в его жизни. Пэн упрямо идет вперед, сжав зубы до скрипа. Детская обида, самая горькая и невыносимая. Детская ненависть, самая жгучая и страшная. Они душили его, били под дых, выворачивали наизнанку, чтобы все тело – боль. Моральные переживания, физическая боль…Какая разница? В Неверленде нет разницы. И вот оно. Дерево, полностью полое внутри, окутанное лианами и старыми, но все еще нерушимыми чарами – вход только для двоих. Теперь для одного. Колючие кусты расступаются, пропускают вперед, Питер все еще Король и Повелитель этого места. Король Ничего. Внутри холодно и как-то особенно сыро. Пэн выдыхает и даже почти улыбается, заметив старую потертую куртку-балахон, темно-зеленую, болотную, висящую на не полностью отломанной щепке. И тут же давится недо-улыбкой, когда вспоминает, что сам же сделал с ее владельцем. А вокруг так много всего, что хочется выть. Но с губ слетает лишь устало-детский, жалкий и совершенно неподобающий стон, затихающий через мгновение. Зазубренный осколок камня, заточенный до блеска. Несколько перьев на никогда не застилаемой кровати с покрывалом из жесткой травы. Почти доплетенная тетива, несколько заготовок под стрелы. Это все бьет по глазам, по разуму. Ведь за левым плечом уже слышится хриплый смех, приглушенный, кашляющий. Пэн садится на кровать, пряча лицо в ладонях. Тайное убежище, самое безопасное место на всем острове стало настоящим Адом. Питер знает, что сам виноват. Но не хочет этого признавать. И вот уже почти реальное ощущение прикосновения к плечу. Тяжелое, настоящее. Мгновение и тишину прорежет ножом знакомый голос. -Феликс…- шепчет Пэн, не открывая глаз - Где доказательства, что ты настоящий?.. Реальность идет трещинами, изломами. Тень, следовавшая за Питером, сбрасывает личину, на которую он так и не смог посмотреть. И вылетает в окно, оставив его беззвучно рыдать, обнимая зеленый, потрепанный балахон.