***
Мимо поста охраны прошла пожилая женщина. Она молча продемонстрировала свой пропуск, презрительно вздернув одну бровь, когда я попытался её остановить. Пропуск, дающий право круглосуточного посещения. Я пробормотал извинение и сделал шаг назад. Она медленно двинулась в сторону лифта, тяжело опираясь на длинный черный зонт-трость. Из коридора вышел Сэм, мой наставник и друг, он обменялся парой фраз с этой пожилой дамой и двинулся ко мне. — Я разве не предупредил тебя на счет миссис Дэниал? — с ходу спросил он. — Нет, а кто это? Первый раз вижу такой пропуск, если честно! — я вопросительно вскинул бровь и выжидающе заглянул Сэму в глаза. Я знал его несколько лет, он хороший мужик, но посплетничать любит, его в этом деле не каждая женщина переплюнет. Сэм знал всё и про всех и, что самое важное, его информация была самой достоверной. Хотите узнать о ком-либо в нашем городе? Зайдите в пансионат «Поющие скворцы», подойдите к посту охраны и заведите с ним ненавязчивую беседу. Можете быть уверены, если Сэму вы понравитесь, то информация, о ком угодно - начиная от уборщика в местной школе и заканчивая мэром города - в ваших руках. — Это жена одного из наших пациентов. Около сорока лет назад мистер Дэниал провожал свою супругу на пристань, он посадил её на пароход до Нью-Йорка, сам, как говорят, должен был отплыть вслед за ней через пару дней, как закончит с делами. Когда-то он был большим человеком в нашем городе, знаешь ли… — Сэм задумчиво почесал подбородок и продолжил. — Так вот, посадил он её на пароход и смотрел с пристани, как тот отплывает, долго смотрел, минут двадцать стоял. Когда пароход, на котором была его супруга, подплыл к двум грузовым кораблям, которые были на сцепке и ожидали разрешения войти в гавань, произошел жуткий взрыв. С берега казалось, что взорвались все три парохода, вспышка была очень яркой, а дым, который повалил столбом, еще долго мешал разглядеть картину трагедии полностью. Мистер Дэниал прыгнул в море и поплыл в сторону пароходов. Точнее того, что от них осталось. И это в ноябре! — Подожди, подожди! — я перебил Сэма. — Это же трагедия в 1960 году, я читал о ней в какой-то старой газете! Пассажирский пароход не взорвался, он успел проскочить эпицентр взрыва. Ему, конечно, досталось обломками, но пассажиры были уже в каютах и не пострадали! — Ты дашь мне договорить? А если тебе не интересно, иди дальше читай газету, — пробурчал Сэм, демонстративно отворачиваясь. — Ладно, прости! Я просто уточнил! С меня пиво вечером, хорошо? — Ладно уж, слушай. Вообще-то, ты прав, и никто из пассажиров не пострадал, но мистер Дэниал этого не знал и, видимо, никогда не узнает. Как говорят те, кто был в тот день на пристани, он плыл так быстро и заплыл так далеко, как только это возможно для человека в обычной одежде в такую погоду. Но, в конце концов, он начал тонуть, ему повезло, что его вытащили спасатели. С тех пор он находится у нас и не помнит ничего, кроме того дня. К тому же он четко уверен, что его жена Маргарет Дэниал погибла. — Но подожди, она же только что… — Именно. Она живет недалеко и каждый день приходит сюда после обеда, забирает письмо, читает его, что-то обсуждает с лечащим врачом и идет к мужу в палату. — Письмо? — Да, забыл сказать. Он каждый день пишет ей письма. И каждый день она читает их. Каждый день она приходит сюда и видит его. Общается с ним. Рассказывает о том, что она жива, что не было никакого крушения, но на следующий день он уже ничего не помнит. Она говорила ему и другую версию, что да пароход взорвался, но она чудом выжила, но он все равно наутро ничего не может вспомнить. Мне это говорил доктор Бэтсон, это его идея сказать про взрыв. Думал, что может, если поддержать его в убежденности, что так и было, ему будет легче принять то, что Маргарет жива. Но это тоже не помогает, — Сэм вздохнул и посмотрел мне в глаза. — Вот такой круговорот. — Каждый день? Сорок лет? — Да.Часть 1
27 декабря 2013 г. в 02:38
"И снова здравствуй! Я опять пишу тебе письмо. Столько лет прошло с нашей последней встречи, но я не теряю надежды увидеть тебя еще хоть раз. В моей жизни много чего поменялось, о чем я писал тебе в предыдущих письмах, но на всякий случай я напишу еще раз обо всем вкратце. Вдруг часть моих писем не дошла, затерялась где-то в пути, почта никогда не была надежным видом связи. И если быть честным, я подзабыл о чем писал в тот раз.
Итак, о чем я? Ах, да! Моя жизнь кардинально изменилась с тех пор, как ты взошла на трап того парохода. Я до сих пор в деталях помню, как ты выглядела, во что была одета, какую сумку из тех восемнадцати, что у тебя были, ты взяла. Эту белую шляпу и зонт, который мы чуть не забыли в кафе на пристани. Это был длинный черный зонт, я опирался на него, изображая хромого. Ты заливисто смеялась, когда я делал вид, что не могу удержать равновесие, и только зонт спасает меня от падения. Да, я хорошо помню тот зонт.
Твои тонкие руки так крепко сжимали его, я тогда даже испугался, что он сломается. Ты не помахала мне рукой, как делали остальные пассажиры парохода, стояла и сжимала зонт, плотно сомкнув губы. Я еще подумал, что ты боишься заплакать, но откинул эту мысль. С чего бы тебе плакать, решил я тогда, ведь все же хорошо. Ах, если бы я знал, что больше не увижу тебя, то тоже бы заплакал. И не пустил бы тебя на этот рейс или поехал бы с тобой. Ты, наверное, чувствовала, что, что-то произойдет.
Ты всегда была умнее меня, а я слишком редко это признавал. Сколько я тебя помню, ты никогда не пользовалась помадой, но в тот день у тебя были ярко алые губы. Я смотрел на них и не мог понять, нравится мне это или нет. Ты постоянно что-то говорила, но я не мог уловить нить разговора, мой мозг постоянно акцентировал внимание на твоих губах. Сейчас я понимаю почему. Это был знак для меня - если бы я чаще целовал эти губы, ты бы не поехала никуда без меня и не оказалась бы на этом проклятом пароходе. Прости, родная. Я опять о том дне, да о том дне. На самом деле, я хотел написать тебе про себя и про свою жизнь, но каждый раз, когда я сажусь за стол и беру в руки карандаш, тот день всплывает перед глазами. Я как будто снова нахожусь там, порой я даже чувствую запах моря, странно, правда? Я живу сейчас в маленьком городе, в пансионате для душевнобольных. Я не смог накопить на собственный дом и притворился сумасшедшим, чтобы попасть сюда.
На самом деле, я абсолютно нормален, но здесь так тихо и спокойно, что даже не возникает желания сбежать. К тому же в моем распоряжении бесплатная еда и комната. О таком можно только мечтать, скажу я тебе. В последнее время с моей памятью творится что-то дурное. Я настолько привык находиться здесь, что, наверное, не отличу один день от другого. Даже прожитые годы слились для меня в одно целое, не то, что дни. Надо будет спросить у медсестры, сколько я здесь нахожусь. Моё здоровье в полном порядке для моего возраста, говорит врач. Я верю ему. Есть лишь две вещи, которые меня тревожат. Ты и бессонница. Я не могу уснуть ночами, потому что думаю о тебе, постоянно вспоминаю тот день, твои немного печальные глаза, надменное выражение лица. Оно у тебя всегда становилось таким, когда мы покидали пределы нашей квартиры. Я удивлялся первое время, но потом привык. В моей жизни нет ни дня, чтобы я не вспоминал о тебе, ни дня, чтобы я не написал письмо. Я, наверное, написал уже тонну писем. Хоть я и знаю, что ты никогда их не получишь, потому что, на самом деле, я догадываюсь, что произошло в тот день, но не могу вспомнить деталей.
Помню только вспышку света, шум, крики людей и воду вокруг меня. Мне очень холодно, ведь был ноябрь, ботинки набрали воды и тянут ко дну, но меня заботит не это, мне нужно плыть… Я помню это лишь потому, что вижу во снах, каждую ночь. Я уже написал о том, что понимаю — ты не получишь этих писем, так как ты погибла в тот день. Мой мозг вытеснил эту информацию из моей головы, я не помню твоих похорон, или как твое тело доставали из воды... И я рад. Я рад, что запомнил тебя живой, прекрасной, такой естественной, такой близкой и родной. Я рад, что мои воспоминания о тебе не омрачили жуткие картины смерти, но я безумно скучаю и люблю тебя до сих пор.
Время на моих часах 15:30, скоро придет медсестра и принесет мне обед, я отдам ей это письмо, и она, улыбнувшись, ответит, что отправит его завтра же утренней почтой. Она всегда так говорит. Пусть считают меня сумасшедшим стариком, который пишет письма своей умершей жене. Они не знают, насколько сильно я люблю тебя, и как мне тебя не хватает. Надеюсь, ты сейчас там, где тебе хорошо, надеюсь, что ты всё же знаешь, что я пишу тебе, хоть и не можешь ответить".
Он запечатал письмо в конверт и откинулся на спинку стула. Тихонько скрипнула дверь. Медсестра принесла обед.
— Добрый день, мистер Дэниал! — девушка поставила поднос на тумбочку и нерешительно замерла.
— Добрый день э…
— Меня зовут Мэри, — она поспешно представилась. — Я новенькая, и мне сказали, что у вас, возможно, будет письмо, которые вы хотите отправить.
— Да, спасибо Мэри, вот оно, — он протянул конверт. — Надеюсь, что отправите завтра утренней почтой.
— Обязательно! — Девушка улыбнулась и вышла из палаты, плотно прикрыв дверь.
Он устало покачал головой, закрыл лицо руками и что-то пробормотал.