Музыкальное путешествие

Следующая миссия забросила их в столицу Австрии в разгар новогоднего ажиотажа. Ладно, если на то пошло, началась она в Роттердаме. Просто цель оказалась слишком неуловимой, а миссия… как и подобает их отряду – невыполнимой. Время: 2000. Место: Венская государственная опера. Дают «Летучую мышь». По такому случаю, до начала этапа перехвата, Брандт вытащил из уха наушник, чтобы не отвлекаться на разговоры «за жизнь» Итана и Джейн, ожидающих снаружи со стаканчиками горячего кофе из Старбакса на площади. Бенджи будет в курсе дела, если что-то пойдет не по плану. Брандт все-таки доверяет Бенджи как своему коллеге, квалифицированному агенту. Под первые звуки увертюры Брандт делает глубокий вдох (насколько позволяет узкий, приобретенный в последний момент смокинг) и выдыхает через нос. Даже под самыми изощренными пытками вьетконговцев он не признается, что время от времени любит насладиться классической музыкой. И сейчас ему выпала редкая возможность совместить приятное с полезным. Но полезное – первоочередное, поэтому взгляд его направлен не на сцену и не в оркестровую яму, а на двенадцатое место во втором ряду, где сидит высокий мужчина с острыми скулами и холодными рыбьими глазами. Не то чтобы Брандту были видны его глаза (они с Бенджи сидят с краю позади него в третьем ряду, так что им виден только его прилизанный светловолосый затылок), просто они знают о нем все. И почти ничего – в действительности. Он агент по найму, шпион и убийца, который перевозит серебристый кейс с засекреченным, но точно известно, что потенциально опасным содержимым. В Вене он встречается с одним из связных, чтобы получить дальнейшие инструкции. На нем костюм из ткани с искрой и галстук-бабочка, Брандт способен оценить хороший вкус, когда его увидит. Это заставляет его вспомнить об отсутствии такового в радиусе вытянутой руки. Бенджи. Бенджи оделся в оперу – в оперу мирового значения! – в тусклую желто-оранжевую расстегнутую, вопреки всем возражением, на две пуговицы рубашку и серый клетчатый пиджак, кажется, единственный в его гардеробе. Без галстука. Может быть, на зло. Может быть, у их техника есть характер. Так думает Брандт и старается не коситься в его сторону, чтобы возмущенно не заскрежетать зубами. Время: 2040. Место: то же. Ничто не отвлекает внимание Брандта от конца первого действия, а конкретно – от трио Розалинды, Альфреда и Франка. Цель еле заметно покачивает головой в такт музыке. Только Брандт, следуя примеру, позволяет себе погрузиться в происходящее на сцене, как раздается вопиюще громкая механическая мелодия. Очень близко. Брандт угрожающе медленно поворачивает голову и встречается взглядом с виноватой улыбкой Бенджи, держащем в руках смартфон с горящим дисплеем. – Прости, – кротко говорит Бенджи. – Убери это, – одними губами отвечает Брандт. Время: 2120. Место: не изменилось. Генрих фон Айзенштайн признается прекрасной незнакомке в любви. Брандта же отвлекает движение рядом. Бенджи, закусив от усердия нижнюю губу, активно жмет на экран телефона. – Бенджи! – раздраженно шипит Брандт. – Мы на задании, не время играть в Энгри Бёрдс. – Мы ничего не делаем, – парирует техник, не отрываясь от своего занятия. – Мы в опере, ради всего святого, веди себя культурно. – Я не понимаю ни слова по-немецки, – жалостливо поднимает брови Бенджи. Врет, как дышит (в академии учат всему). Но телефон убирает в карман пиджака. Не проходит и пятнадцати минут – пятнадцати восхитительных, головокружительных минут оперного действа, как Бенджи снова принимается за свое. Другой человек закипел бы от злости и негодования, но не тренированный полевой агент Уильям Брандт. Он наклоняется к Бенджи, близко, и шепчет на ухо, обдавая горячим, влажным дыханием: – Если ты немедленно не прекратишь, я засуну тебе твой гаджет так глубоко, что самый опытный проктолог в мире не достанет. Бенджи дрожит (Брандт знает, как произвести должный эффект) и издает звук, похожий на скулеж побитого щенка. Ведь Брандт – человек слова. Это не отменяет того факта, что несколько зрителей поворачиваются к ним и смотрят осуждающе. В том числе – их цель. Мужчина демонстрирует им свой точеный европейский профиль и с улыбкой цокает языком. – Брандт, – с укором протягивает Бенджи, чтобы скрыть собственное смущение. Но телефон покладисто убирает. Время: 2145. Место: прежнее. Альфред в своей камере поет арии из различных опер. Однако настроение Брандта окончательно и бесповоротно испорчено. Он напряжен, но в кои-то веки не из-за миссии. Бенджи беспокойно ерзает на месте, излучая вокруг себя ауру скуки и неусидчивости. И в порядке вещей, что после особо долгого диалога на сцене техник не выдерживает и тянется к карману пиджака. Брандт тоже теряет терпение. Он вырывает из рук Бенджи злосчастный телефон и красивым замахом плеча швыряет его в стену. Предмет электроники, столь дорогой его коллеге, разбивается на детали и микросхемы. Растерянное выражение лица Бенджи, беспомощно и недоуменно хлопающего глазами – бесценно. Но это, конечно, все только видится Брандту в его радужных мечтах. Рядом нет никакой стены, и выдержка его слишком сильна. К тому же Бенджи еще не достал телефон, а только намеревается. Чтобы это предотвратить, Брандт хватает его за руки, за оба запястья, и резко тянет на себя. Подобный поворот застает Бенджи врасплох – он ведь не хотел ничего провокационного! – и вынуждает действовать по ситуации. Он смущенно кладет ногу на ногу и наклоняется к Брандту, прижимаясь плечом к его плечу. Да нет, даже не к плечу, а к груди, где под пиджаком ощущается жизнеутверждающая твердость кобуры с пистолетом. Брандт сжимает его руки очень крепко, почти до боли, и Бенджи замирает, как кролик в когтях орла. Он выглядит так же ошеломленно и заглядывает в лицо Брандта, который лишь издевательски мягко улыбается, глядя на сцену. Как будто этого было мало, Брандт начинает нежно поглаживать тыльную сторону его ладони большим пальцем. Бенджи тут же густо краснеет от кончиков ушей, до ворота рубашки и, кто знает, куда дальше… Они выглядят как пара для всех окружающих, по крайней мере, для тех, кто смотрит на них. Это настолько неловкий момент, что они оба уверены: на них смотрят все. Но Брандт искренне наслаждается происходящим, потому что Бенджи тих, как никогда на его памяти. Появляется Розалинда. Между ней и Айзенштайном происходит бурное объяснение. Бенджи напряженно смотрит на сцену. Впервые за два часа оперы. Все хорошо, лучше не бывает. Их цель выбирает именно этот момент, чтобы подняться со своего места и двинуться в сторону выхода. На прощание мужчина оборачивается и смотрит Брандту прямо в глаза, его взгляд обещает агентам тонну нежелательных проблем, в их числе: погони и перестрелки. Брандт подскакивает как по команде, сквозь зубы выдыхая проклятья, и на ходу вставляет наушник, чтобы доложить Итану обстановку. Бенджи приходит в себя с опозданием и с дезориентированным "А?.. Что?.." и бросается за ним следом, неловко наступая зрителям на ноги. Уже на бегу он вытирает о брюки вспотевшие ладони. – Брандт! Я только начал получать удовольствие! – восклицает он с неподдельной досадой в голосе. И слишком поспешно добавляет: – От спектакля. Брандт раздраженно и упрямо бормочет, что это опера, но мысленно отмечает истинный смысл слов техника для будущего, более тщательного анализа. Чтобы потом, может быть, преподать Бенджи пару частных уроков истории музыкальной культуры.