Никтофобия

Большинство детей его возраста боятся темноты. Селим не боялся, и это было предметом его особой гордости, хотя он все еще спал с включенным ночником. Тот не мог отпугнуть призраков или монстров, уж скорее привлечь одного – хотя Селим никогда не думал об этом. Все началось с марионеток, созданных из теней: безобидные игры при тусклом свете, отбрасываемом на стену спальни, когда ему не хотелось спать. Он заставлял птицу лететь или беседовал с разговаривающей собакой, и все это было просто. И вскоре тени стали играть с ним. – Что рисуешь, Селим? – ласково спрашивала его мама, склонившись к нему, пока он сосредоточенно корябал что-то на бумаге. – Друга, – просто ответил Селим. – Он – тень. Мама странно посмотрела на него: – Тогда почему ты не раскрасил его? – неуверенно вопросила она, но Селим покачал головой. – А он и должен быть белым, – произнес он, роясь среди цветных карандашей. – Он белая тень. Последовала пауза, и Селим увидел минутное сомнение на ее лице, прежде чем она улыбнулась ему. Она выглядела обеспокоенной чем-то, и Селим не знал, чем – но все его подозрения улетучились, когда она ласково взъерошила ему волосы. – Белая тень, – промолвила она, покачав головой. – Хорошо, милый. Тень превратилась в человека, который мог двигаться, разговаривать и звать Селима по имени. Селим верил, что его товарищ вырос из ночей, проведенных за играми с тенями. Он был улыбчив и умен, рассказывал Селиму увлекательные истории об алхимии и человеке со шрамом: он столь красочно описывал далекие места, что все сказки невольно меркли. Он ни капли не боялся и не нервничал рядом с Селимом, не то что другие, и Селим всецело доверял своему единственному настоящему другу, пусть даже мог видеть его только под покровом ночи. Другие дети не любили его. Даже своей маме он не доверял настолько, насколько он доверял своему другу-тени. Порой, стоило Селиму сказать что-то, и она становилась странной; почему, Селим не понимал - но с его тенью такого не бывало. Его тень никогда не сомневалась и не осуждала его. Селим чувствовал себя с ним свободным. Селим включил ночник и взглянул на широкие тени, отбрасываемые поперек его кровати. Вскоре из них возникла статная фигура, которая тут же присела на край кровати, широко улыбаясь, и аккуратно закинула ногу на ногу. – Разве ты уже не должен спать? – Нет, – тотчас ответил Селим: всю сонливость точно ветром сдуло. – Я вовсе не устал. Белая тень тихонько рассмеялась, поигрывая полями шляпы. – Забавно, – последовал ответ. – Я тоже. У Селима закружилась голова, и он подполз на коленях поближе по аккуратно заправленным простыням: его мама постаралась на славу, заправляя постель, а теперь он все смял. – А тебе вообще нужен сон? – немного завистливо спросил Селим, ведь все мальчишки его возраста мечтают ложиться спать тогда, когда им захочется, а не в строго определенное время. С мгновение белая тень казалась погруженной в раздумья, а после покачала головой. – Можно сказать, что я сплю всякий раз, когда меня здесь нет, – просто сказала она. Глаза Селима расширились: подобное откровение взволновало и испугало его. Так много спать можно было только из-за болезни, а он хотел, чтобы его друг был здоров, чтобы его друг оставался с ним. Если честно, тень была его единственным другом. – А другие, как ты, еще есть? – полюбопытствовал Селим. – Чтобы составить тебе компанию? Тень усмехнулась ему, словно Селим пошутил. – Нет, здесь только я и ты, – сказала тень, и то, что Селим сделал в следующую секунду, сильно его удивило. Селим схватил его за рукав, и, тень или нет, она была реальной. – Расскажешь сказку? – с опаской спросил он, и в ответ послышался вздох. – Хорошо, о чем рассказать сегодня? – белая тень стащила шляпу с головы, лениво смахнув невидимые пылинки с нее. – О человеке со шрамом? От внимания Селима не ускользнуло, что тень больше всего любила эти истории: хотя он рассказывал о многом, было видно, что по-настоящему тень любил рассказывать истории именно об этом человеке. Истории становились все длиннее, а ухмылка тени все шире. Именно поэтому Селим чаще всего просил рассказать именно эту историю: о человеке со шрамом и его противнике, багряном лотосе. Рассказы становились красочнее, когда тень тоже наслаждалась ими. – Ну да, – Селим с нетерпением заерзал на месте. – Ты остановился на том, что он сражался на Севере, и я хочу узнать, что же случилось дальше. Тень снова вздохнула и наградила Селима серьезным взглядом. – Что же, я не могу тебе этого рассказать. Селим широко распахнул глаза и удивленно несколько раз моргнул. – П-почему? – спросил он, не в силах сдержать дрожь в голосе. Тень вскинула голову, ухмыляясь ему. – Потому что он больше не увидел багряного лотоса, – незатейливо ответила тень. – Их пути больше не пересеклись. Селим молчал. Он был растерян. У сказок не могло быть таких концов! Герой и злодей не могут так просто разойтись и больше никогда не встретиться – ведь герой обязан сразить своего злейшего врага. Каждая сказка, которую Селим слышал, заканчивалась именно так; иначе быть просто не может. – А что случилось потом? – опасливо спросил Селим, почему-то уже боясь ответа. Белая тень усмехнулась, и Селим осознал, что напряженно замер. – С человеком со шрамом? Не знаю. С багряным лотосом? Его попросту проглотили, - лицо тени помрачнело. – Его проглотил мальчик, окруженный тенями. Что? Тьма в его комнате вдруг показалась живой, материальной, и Селим вжался в постель, его сердце затрепетало. Что значит «проглотил»? Что произошло?.. – И он больше не увидел человека со шрамом, - пояснила белая тень. – Но он не умер. Вместо этого он застрял где-то между жизнью и смертью, живет меж снами и кричащими душами… Кончики теней пощекотали лодыжки Селима, и он торопливо отполз назад с криком ужаса. – А! Хватит! – вскричал он, но его бывший друг не слушал его. Тени потемнели, сгустились, и ожившая комната потянулась к нему. – А маленький мальчик, – между тем безжалостно продолжила тень. – Позабыл обо всем – но не багровый лотос… О нет, он все прекрасно помнит… – Перестань! – закричал Селим, барабаня кулаками по бесформенной и бесплотной тьме. Он запаниковал, соскочил с кровати и попытался наощупь найти выключатель светильника – Замолчи! – он выкрикнул чужое имя, хотя и не знал, откуда оно возникло в его памяти. – Прекрати… Кимбли! Наконец он нашел выключатель, и свет погас, погрузив комнату в кромешную, непроглядную тьму. Никаких теней, никаких тянущихся к нему рук и никакого голоса, зовущего его по имени. Селим забрался на кровать подальше от края, его сердце бешено колотилось, а руки дрожали. Большинство детей его возраста боятся темноты.