Улыбнись...

Эмиль всегда смотрит на него с улыбкой. Просто потому, что иначе уже не может. Каждый жест, каждое слово Тарьея рождает в нем волны тепла и нежности, растягивающие губы в искреннюю, чистую и открытую улыбку, предназначенную ему одному — его наваждению, его мечте, его сладостной муке. Ведь Эмиль и Тарьей — «всего лишь друзья» для окружающих, и Свендсен не может после выигранной гонки обнять Бё так, как хотелось бы, коснуться губами его губ и прошептать: «Эта победа для тебя». Он может лишь приобнять его — как лучшего друга, как брата, но не больше. И это разрывает сердце на части. Но ведь он рядом, и это главное, а потому Эмиль улыбается и получает улыбку в ответ. Вот только иногда в этих улыбках сквозит боль, и это заставляет сердце Эмиля рваться на части. Эй, Тарьей! Улыбнись ему радостно. Не заставляй страдать… Иногда Эмиль просыпается и думает о том, почему же постель рядом пуста, ощущение неправильности и одиночества пугает и заставляет судорожно искать мобильный, но… затем он понимает, что находится в отеле, а во время соревнований не всегда есть возможность останавливаться в одном номере. Накатывают несвойственные ему апатия и пустота. Хочется немедля пойти к Тарьею, схватить его за руку, затащить в комнату, впечатать в стену и прижаться губами к родным, мягким губам «лучшего друга». А потом с улыбкой спросить: «Что у нас в планах на завтрашний день? Ты уже придумал очередной гениальный розыгрыш?» Тогда на их губах синхронно появились бы ехидные улыбки, полные веселья и сарказма: иногда их шутки бывают довольно жестокими, но главное, что это весело. Вот только порой в улыбке Бё нет задорной радости, а есть лишь язвительность, тогда в его шутках сквозит жестокость, и это пугает Эмиля. Пугает, что его единственный ангел может на самом деле оказаться демоном. Эй, Тарьей! Улыбнись ему задорно. Не заставляй сомневаться… У Эмиля вошло в привычку отправлять по утрам СМС со странным содержанием, заставляющим Тарьея корчиться от смеха, не важно, были ли они ночью вместе. Правда, истинного смысла написанного не поймет никто, кроме голубоглазого биатлониста, но это и не нужно: главное, что он смеется и присылает ответ, от которого в приступе безумного смеха заходится уже сам Эмиль. И это наполняет пустоту и однообразие жизни радостью, пусть с виду не мене однообразной, но такой родной, что сердце щемит от нежности и безудержного желания продлить эти секунды навечно. А затем встреча, и стоит лишь ему увидеть улыбку на губах «друга», как вспоминаются утренние шутки, и смех подкрадывается к горлу. Феномен того, что два взрослых мужчины могут расхохотаться совершенно без причины, причем абсолютно синхронно, до сих пор не разгадан окружающими, и это хорошо, потому что они «всего лишь друзья», и это не должно измениться. Вот только иногда Тарьей сдерживает улыбку, чтобы не вызвать подозрений, или улыбается так печально, что душа Эмиля рвется на части, и это заставляет его задумываться о будущем, которое настолько неопределенно, что руки опускаются и хочется выть от безысходности. Эй, Тарьей! Улыбнись ему счастливо. Не заставляй тосковать… Стоит лишь начаться гонке, как в голове Эмиля рождается образ финишной черты, за которой его ждет вечер в объятиях Бё, бегущего где-то неподалеку, а когда огневой рубеж заставляет концентрироваться на мишенях, Свендсен, проклиная себя, представляет на месте черных кругов всех тех, кто посмел косо или, наоборот, слишком оценивающе посмотреть на его «лучшего друга». Он ненавидит себя за эти мысли, за эти образы, понимает, что всё должно быть совершенно не так, но избавиться от них просто не может. Потому что видеть рядом с собой на пьедестале Тарьея — это то, ради чего он хочет побеждать в каждой гонке. Это то, что ведет его к победам. Это то, что заставляет сердце биться в сто раз быстрей, чем когда медаль оказывается на шее. Вот только попасть на подиум удается не всегда, и тогда улыбка Бё становится безжизненной и фальшивой, а Эмиль винит себя — не важно, кто из них проиграл. Это глупо, иррационально, но он уже не может иначе. Эй, Тарьей! Улыбнись ему искренне. Не заставляй испытывать чувство вины… Каждый вечер Эмиль заваривает чашку крепкого кофе и ждет, когда дверь распахнется, а с порога послышится очередная, только что придуманная шутка или новый, недавно услышанный анекдот, а в комнату зайдет раскрасневшийся после бега по лестнице Тарьей. И плевать, что в доме есть лифт: бежать наверх, к двери, за которой тебя ждет тот, кто понимает без слов, куда приятнее. В руках Бё может оказаться что угодно: от бутылки шампанского до коробки с пирожными-безе, от диска с записью последней гонки до флэшки с новой записью Бергенского филармонического оркестра — и Эмиль в те секунды, что Тарьей скидывает обувь и босиком идет на кухню, гадает, что за сюрприз ждет его на этот раз. И Тарьей не разочаровывает: его сюрпризы заставляют смеяться, восхищаться, удивляться, а порой и грустить, но они всегда трогают сердце сурового на вид биатлониста. И синие глаза встречаются с карими, а на губах мужчин одновременно появляются улыбки. Ведь главное, что Тарьей всё же рядом, а большего Эмилю Свендсену и не нужно, потому что ни неясное будущее, ни порой проявляющаяся в Тарьее жестокость к окружающим, ни секунды грусти не смогут изменить одного простого факта, который важнее всего на свете. Эмиль просто любит своего «лучшего друга», который всегда улыбается лишь для него. А потому… Эй, Тарьей! Улыбнись ему. И заставь понять, что в главной гонке под названием «жизнь» вы уже победили. Ведь вы есть друг у друга…