Благословение

У него не было ни цели, ни представления о том, куда именно он идёт, обгоняя и обходя людей, старавшихся зацепиться за него взглядом, взглянуть в лицо. Они, на мгновение сняв зашоренность, зацикленность на своих нуждах, будто чувствовали, насколько он от них отличается. Улицы и переулки сливались в одно нагромождение зданий, не имевших никакой эстетики. Завернув за угол, Малекит остановился, надвинул то и дело съезжающий капюшон на лицо. Непривычно чистый, по сравнению с атмосферой Свартальфхейма, воздух чужого мира резал лёгкие, отнюдь не прочищая мысли. А мельтешение людей – расы, чьё существование должно было закончиться, – мешало сосредоточиться. Он проиграл, но лишь битву, не так ли? Унизительный, совершенно не вдохновляющий удар по гордости. Но в масштабе всей войны, тянущейся так долго, что, как ему иногда казалось, в памяти ничего не осталось, кроме стычек, своей и чужой крови, едкой пыли Свартальфхейма, было ли это так значительно? А если вернуться к боли, не покидавшей его, как самый неотступный страж, то так ли чувствителен его проигрыш? Новый вздох, резче и глубже предыдущего, едва не отправил Малекита в состояние, подобное бессознательному. Он покачнулся, инстинктивно цепляясь за доступную опору – стену, облицованную известняком. Нет, ничто не станет ему препятствием. Он разберёт свои ошибки с холодностью опытного стратега. Найдёт тех своих, кто ещё жив. Восстановит силы и возьмёт реванш. Малекит позволил себе улыбнуться. Он выжил в очередной раз. Это можно считать благословением.