Когда небо падает.

— На нас падает небо, — ни с того ни с сего тихо шепчет она, сильнее кутаясь в тонкий клетчатый плед. — Это для вас новость? — вопросом на вопрос отвечает ей молодой мужчина и делает последнюю, самую глубокую затяжку. — Нет, — неуверенно произносит она, безразлично пожимая острыми плечами. — Просто удивительно. — Ничего удивительного, — резко бросает он, туша дотлевающий окурок о стеклянную пепельницу. Она нерешительно вглядывается в его лицо, боясь поймать в ответ взгляд его коршунских глаз цвета дорогого виски, вкус которого ещё долго будет гореть на губах, и дрожит, ощутив обнаженной кожей отголоски ледяного ветра, замораживающего тонкой зеркальной коркой льда только-только показавшиеся листья. Он безучастно смотрит на остатки чернильно-чёрного неба, подёрнутого рваной паутиной сквозящих ран, окровавленной пустотой поглотивших прежние плевки казавшихся звёзд, и молчит, мысленно проклиная себя за глупость: нужно было прихватить с собой ещё одну пачку сигарет, знал же, что одной наверняка будет мало. — Ничего удивительного, — вторит она ему и, наконец-то, осмеливается взглянуть в его глаза, поразительно-яркие даже в темноте, полыхающие внутренним светом тысячи пылающих мистических лун и присыпанные зараженным жизнью пеплом нескольких эонов лет. Он ловит её взгляд и грустно усмехается: глупая девчонка вздумала влюбиться. Борясь с неясным желанием то ли спрятать предательски пылающие щёки в мягкой шерсти пледа и постараться провалиться сквозь землю, в нижние чертоги, то ли поделиться с этим изумительно пугающим человеком той единственной тайной, которую не может доверить больше никому, она неспешно приподнимается с плетеного кресла, стараясь изящно придерживать одновременно и ворох длинных юбок, и то единственное, что сейчас спасает её от холодов, и подходит к самому краю балкона, опираясь подрагивающими руками о перила, пачкая белоснежные кружевные перчатки несмываемой пылью, смотрит вниз. С высоты пятнадцатого этажа правительственного замка Капитолии открывается вид на большую часть города, культурные, промышленные и научные центры. Она не замечает. — Мне сегодня снилось солнце, — говорит она, стыдливо упираясь взглядом вниз, но в голосе проскальзывают мечтательно-будоражащие нотки, именно те, которые появляются всегда, когда она начинает рассказывать о пришедших видениях далёкого прошлого. — Действительно ли это было оно? — недоверчиво хмыкает мужчина. — Вы мне не верите, да? — смиренно спрашивает она, даже и не надеясь на честный ответ. — Расскажите мне о нём, — то ли просит, то ли приказывает. Хотя в его случае это одно и то же. — Оно... тёплое, по-настоящему тёплое. Согревающее, такое, что хочется жить. И мир такой... светлый, будто триллионы невидимых глазу вольт затерялись в атмосфере, освещая всё, окружая пространство своими заряженными нитями, но нет, не чувствовалось этой созданной... созданного нами света. Всё было таким... настоящим, таким... правильным, — запинаясь в собственных чувствах, шепчет она. — И небо было... другим. Целым. Она умолкает и растерянно оглядывается назад. Непривычно, что при пересказе очередного сумасшедшего сна её ни разу не перебили саркастичными замечаниями и надменным хмыканьем. Мужчина смотрит на проезжающие далеко внизу экипажи, клубы пара, извергаемые механизмами, и молчит, поджав тонкие бледные губы. Она знает, что в такие моменты Серого Кардинала лучше не тревожить, а поддержать взаимным молчанием, краем глаза любуясь дикой мужественной красотой мужчины, его длинными пальцами, острыми скулами, изгибами шеи, загадочным переплетением тонких линий старых и свежих шрамов, но сейчас ей этого не удаётся, не выдержав, она еле осязаемо дотрагивается до его ледяной руки, чувствуя, как тот еле заметно вздрагивает в ответ на её прикосновение и одаривает её равнодушно-презрительным взглядом. — Скажите, милорд, вы видели солнце? — она вопросительно склоняет голову набок, так, что половина лица оказывается скрыта белоснежными кудрями. — Когда-то, – нехотя кивает он. — Тогда, когда оно ещё висело над головой. — Вы верите, что во сне я видела солнце? — с настойчивостью спрашивает она. — Да, Ваше Высочество, вы видели солнце, — улыбается он уголками губ, отчего становится чуть моложе своих двух тысячелетий.