Чувства расстояниям не помеха

"Давай останемся друзьями." Это звучит как приговор. Это и было приговором. Нашим отношениям. Хотя, возможно, приговор был вынесен намного раньше, еще до фактического начала этих самых отношений. Случайное знакомство в Токио с пятнадцатилетним парнем, тогда как мне уже двадцать один, заставило дрогнуть мое сердце. От его взгляда, заинтересованного и нежного, я не знал куда деваться, хоть и сам не мог отвести глаз от него с того момента, как нас друг другу представили. Я не мог понять, чем так нравлюсь Макото, сам я всегда довольно критически относился к своей внешности, он же показался мне самым прелестным созданием на той вечеринке. Я смущался, стеснялся, а он смотрел на меня взглядом, сияющим, как предзакатное солнце, и держал за руку, не желая отпускать. Чтобы поцеловать меня в первый раз, Макото пришлось приподняться на кончиках пальцев, а потом я уже сам наклонялся, с трепетом целуя его нежные губы, прижимая к себе стройное тело... Всю дорогу от Токио до Хамамацу я думал об этом милом романтическом приключении. Когда я уже был дома, юноша из Токио написал и предложил встречаться. Вот так вкратце все и было. Хочется снова и снова вспоминать это, растравляя себе душу, выуживая из памяти подробности, например, его чуть печальную улыбку или тонкие пальцы, которые я целовал, не задумываясь, когда они оказывались в непосредственной близости от моих губ. Чем нежнее воспоминания, тем большей болью они отзываются в сердце. Главное, перетерпеть первое время, а дальше будет легче. Заваливаюсь на кровать и пытаюсь заснуть. В душе такая буря, что хочется выть, ударить кулаком в стену, расшибая в кровь костяшки пальцев, расколотить что-нибудь, но внешне я спокоен, как скала. Просто вставляю в уши наушники и включаю плеер. Под тяжелый японский рок удается забыться и задремать. Кажется, мне снилось что-то хорошее, потому что просыпаюсь я с легкостью на душе, но через некоторое время она снова уступает место боли, накатывающей, как волна. Вспоминаю, что незадолго до нашего расставания Макото снился мне. Я целовал его, как сумасшедший, понимая, что другого шанса не будет. После той ночи возникло стойкое ощущение, что в этом сне мы с Макото прощались. Так оно, по сути, и вышло. Очень скоро он написал, что не в силах больше поддерживать наши отношения на расстоянии и попросил остаться друзьями. Умом я все понимаю: он в Токио, я в Хамамацу, часто видеться мы не можем по самым разным причинам. В Токио море людей, и кто-то из них может дарить Макото ощутимое тепло и ласку, смотреть в его глаза, прикасаться к волосам и держать за руку... Нет, не хочу думать об этом. Ни о чем не хочу думать. И никого не хочу видеть. И почему я не могу просто проспать пару суток, отключить свой мозг и чувства? А потом станет легче, я знаю. Всегда так бывает. Наверное, если бы я был женщиной, было бы легче. Я мог бы просто заплакать, говорят, это помогает, но у меня не выходит плакать, хоть убей. Алкоголь тоже не вариант, остается только нагрузить себя сверх меры, что я и делаю. Днем университет, вечером тренажерный зал и репетиции. Когда я сажусь за ударную установку, все мысли волшебным образом улетучиваются, оставляя место спокойной сосредоточенности. Сутками бы не выпускал палочки из рук. Из гаража, где проходят репетиции, возвращаюсь домой всегда вымотанный настолько, чтобы уснуть, едва коснувшись головой подушки. И так изо дня в день. Боль потихоньку отступает, уходя на второй план, и я продолжаю жить, любуясь новым шрамом на сердце. Не первым и, увы, не последним... Время неумолимо продолжает свой бег, меняется жизнь вокруг меня, меняюсь и я сам. Мои волосы сильно отросли, но в целом внешность стала более мужественной, и я без ложной скромности могу сказать, что стал действительно очень хорошим ударником, хотя от стеснительности так и не избавился. Теперь я живу в Токио. Мой старый друг Мицки, с которым мы дружили еще в Хамамацу, горит желанием создать собственную группу, особенную, как он говорит. Я уже играю в одном проекте, но ради творческих планов Мицки готов оставить его. Хотя с составом новой группы еще не все ясно. Я знаю только, что там точно будет Такемаса, неразлучный друг Мицу. И вот теперь наш будущий лидер звонит и говорит, что нашел вокалиста, и просит прийти оценить. Не знаю, зачем ударнику оценивать вокалиста, но если Мицки просит, то почему бы и нет. Я быстро добираюсь до квартиры Сакаи, открывает Такемаса. Снимая обувь в прихожей, слышу пение, видимо, того самого парня, ради которого я сюда пришел. Первое впечатление не слишком приятное, голос довольно высокий, поет надрывно, словно рыдая и захлебываясь, временами переходя на рык. Я подумал, что было бы уж лучше, если бы пел сам Мицки, у него, кстати, очень неплохой голос, но лидер петь упорно не хотел и искал что-то, по его словам, неординарное. Да уж, обыкновенным этот вокал не назовешь точно. Пройдя в небольшую комнату, я увидел и источник всех этих странных звуков: на удивление хрупкого парня небольшого роста с короткими темными волосами, стоящего спиной ко мне. Увидев меня, Мицки остановил вокалиста, встал с дивана и подошел, приветствуя. - Джун, быстро ты! Познакомься, это Хиро, наш вокалист! Ты уже, наверное, успел немного заценить его способности. Хиро, это Джунджи, наш воистину гениальный барабанщик! Слушая вполуха речь друга, я во все глаза смотрел на повернувшегося лицом вокалиста. Макото... Казалось, не было всех этих лет: он почти не изменился. Разве что вырос чуть-чуть. Я мог ожидать чего угодно от этой встречи: радость ли, боль ли, тоска ли по прежним временам, но, заглянув в свое сердце, увидел лишь пустоту и капельку горечи. Я улыбнулся, чуть приподняв уголки губ, и протянул руку юноше. - Приятно познакомиться, Хиро-кун. - Приятно познакомиться, Джунджи-сан, - ответил он, возвращая мне смущенную улыбку. - Надеюсь, мы сработаемся. - Непременно.