Смешной и наивный...

Вот он готовит. Делает вид, что занят только этими кусочками помидоров, ветчины и яиц. Натянул фартук, строя из себя заботливую хозяйку. И зачем? Прекрасно понимает, что мог бы не делать в этом доме ровным счётом ничего, я бы этого даже не заметил. Пойду посплю, пока он занят. Проснулся. Он всё там же, вьётся вокруг плиты, ссыпает что-то в сковородку, режет какие-то неизвестные мне овощи на кухонной доске. И ему это не надоедает! На фартуке уже видны какие-то пятна в области штанин. Что же он на себя пролил? Спускаюсь вниз, задумчиво прохожу мимо дивана. Он даже глаз не поднимает. С такой концентрацией ему бы только работы научные писать. Но что-то меня не устраивает, что столько усердия уходит на еду. Подхожу к нему сзади, резко хватаю его за талию. Извивается, орёт. Говорит, что я ему мешаю. Я чуть наклоняюсь к нему, и руку мою пронзает внезапная боль. Обжегся о горячую сковороду. Чёрт. Отхожу, трясу рукой. Больно. Мисаки сразу же выключает газ на плите и бежит ко мне. Ни слова не говоря, хватает мою руку и смотрит на ожог. Тут же начинает бегать по кухне и искать что-то. Смотрю на это, как на неожиданное представление. Я могу перетерпеть боль, и она мне ровным счётом ничего не сделает. Но Такахаси этого решительно не понимает, и, чуть не поскальзываясь на полу, снова подбегает ко мне, прикладывает к руке белый порошок. Сода. Чувствую лёгкое жжение, но через пару секунд боль утихает. Мисаки пытается отдышаться, согнувшись и опустив руки вниз. - Спасибо, - благодарно говорю я, улыбаясь. - Ты дурак, Усаги-сан! Ты же знаешь, что плита – опасная штука! – начинает кричать он, бешено махая руками, впрочем, как всегда. Его глаза светлеют, так всегда бывает, когда его одолевают сильные эмоции. Невольно снова улыбаюсь. Как же он за меня волнуется! Обвиняет меня в том, что я сам себе делаю хуже. Смешной… Уже в ушах от него звенит! Не слышу, что он говорит, заворожено глядя на его лицо. Растрёпанные волосы, глаза цвета весенней листвы. Мисаки, и ты ещё меня обвиняешь, что я тебя совращаю? А ты чем занимаешься? Резко подхожу, одной рукой обнимая за талию, другой за шею. С тыльной стороны правой ладони посыпалась сода, упала ему за воротник. Плевать. Несколько секунд гляжу в его широко распахнутые глаза, наблюдаю в них смущение, потом целую в губы. Протяжно, приторно, нежно. Так, что разом все мысли из головы вышибает. Совсем малыш, а смог стать океаном, в котором я моментально растворяюсь. Мисаки, ты проигрываешь, перестаёшь двигаться. Просто свыкаешься, и отвечаешь мне на поцелуй. Его губы горячие, обжигающие, щеки тёплые и гладкие. Ничего не меняется. Прерываю поцелуй, переваливаю мальчишку через плечо и несу его в свою комнату. Он вырывается, бьёт меня по спине и заявляет, что он не мешок с картошкой. Да хоть с чем! Главное, что сейчас он снова будет думать о том, что никому, кроме меня не принадлежит. Потому что я так хочу! Закрываю дверь, кладу его на кровать. Если бы не было темно, я бы увидел, что он покраснел. Я это и так знаю. Срываю с него фартук, кофту, штаны… Боже, зачем так много всего на себя надевать? Облегчи мне задачу - ходи по дому голым! Нависаю над ним, шепчу ему что-то пошлое на ухо, руками глажу его тело, ощущая мелкую дрожь. Он холодный… Чувствую, как его трясущиеся руки расстёгивают на мне жилет. Что ж, уже неплохо. Упрощаю ему задачу – раздеваюсь сам, выкидывая любимый костюм за пределы кровати. Расстёгиваю штаны, вместе с ботинками скидывая их на пол. - Солнце, я тебя хочу! – говорю ему, обхватывая пальцами его стояк – что-то сегодня он быстро… Начинаю жадно его целовать, слегка кусаю его соски, опускаюсь ниже. Облизываю пальцы, начинаю массировать его анус, тем временем посасывая его член. Он кричит в голос, то ли от наслаждения, то ли от смущения. Вожу языком вокруг его головки, проникая в него пальцем. Спускаясь по стволу, добавляю второй палец, Мисаки уже шипит, цепляясь руками за простынь. Ему бы в порнофильмах с его стонами сниматься! Кто знает, может, какой-нибудь из моих романов экранизируют… Я буду настаивать, чтобы мы были в главных ролях! Пульсируют виски – мне становится слишком жарко. Представляю его лицо с открытым ртом и застывшим на губах криком наслаждения. Чуть не кончаю от этой мысли. Но всё у нас ещё впереди! Вынимаю пальцы, вхожу сам. По моему телу проходит волна наслаждения. Хочется сорваться… Наклоняюсь над Мисаки, в потёмках пытаюсь разглядеть его лицо. Глаза прикрыты, волосы прилипли ко лбу, прикусил нижнюю губу. Что же ты делаешь? Своими стонами перекрывает мои мысли. Начинаю двигаться, безрассудно целуя Мисаки куда попало. Щека, губы, шея, грудь. Сдавленные стоны вырываются у меня сквозь зубы. Каждую секунду как на грани. Ловлю отблеск глаз Такахаси – последнее, что я видел перед чёрной кисеей, спустившейся на глаза. Хватаю его за ягодицы и кончаю… Чувствую, как он бьётся подо мной, ощущаю его горячую сперму, попавшую мне на живот. Это уж слишком. Резко выхожу из него, хватаю с тумбочки сигарету и зажигалку. Подпаливаю, затягиваюсь. Он непонятливо глядит на меня, слегка улыбаясь. Размазывает свою сперму по животу. Замечая это, сглатываю. Понимаю, что хочу ещё. Сделав несколько глубоких затяжек, бросаю сигарету в пепельницу. Заваливаюсь на кровать, увлекая Мисаки на себя. Он сидит у меня на животе, потирая мой член копчиком. Наверное, он этого не понимает, а я уже схожу с ума… Ещё одна волна смущения пробежала по его лицу, но он всё равно понял, что надо делать. Приподнявшись, он сел на мой член сверху, и стал осторожно двигаться. Это было даже приятнее, чем всегда… Я видел, как старательно он пытался доставить мне удовольствие. Самостоятельно. Нереальное чувство… Я стал подаваться ему навстречу, а вскоре и вовсе прижал к себе, схватив за волосы. Он самозабвенно отвечал на мои поцелуи, щекотал моё лицо растрёпанными шоколадными волосами. Как ему это удаётся… Кажется, я кончил два раза подряд, пока он на мне «скакал»… Излился, слез с меня, лёг рядом, укрыл одеялом. Мисаки, ты ли это? Перехватываю инициативу в свои руки. Опираясь на локоть, ложусь, перебираю его короткие волосы. Он тяжело дышит, смотрит в одну точку – куда-то мне в грудь. Отдышался, робко обнял меня руками. Не узнаю своего парня! То ли он чего-то для храбрости выпил, то ли это мой сон… Опомнившись, понимаю, что ему надо отмыться. Глядя на это уставшее личико, просто рука не поднимается его расталкивать. Плюю на всё. Ложусь рядом, обнимаю его за спину. Приблизив к себе, ощущаю его дыхание. Он засыпает… Не хочется даже курить. Но после этого я не против написать главу-другую для своего романа. Но боюсь даже шелохнуться – Мисаки проснётся. Засыпаю вместе с ним, чувствуя какую-то влажность. Просыпается через пару часов. Я гляжу на него из-под ресниц, делая вид, что сплю. Вижу, как сначала он улыбается, глядя на меня, потом ещё сильнее прижимается к моей груди и… Вдруг начинает бешено вырываться из кровати. Сразу же «просыпаюсь». - У меня плов и яичница остыли! – отвечает он на мой удивлённый взгляд. - Наивный… - еле слышно шепчу я. Вот так всё и возвращается на свои круги. Мисаки забежал в душ и, вернувшись на кухню, продолжил готовить, я, набравшись вдохновения, сажусь за роман, забыв сходить помыться. Вроде все счастливы. Видно, что теперь уже он готовит с мыслями о случившемся. На его щеках лёгкий румянец, волосы мокрые после душа. Он, кажется, их даже не вытирал… Поворачиваюсь к ноутбуку. Следующая глава должна быть обязательно связанной со сковородой и ожогом от неё…