Ты - Хозяин, а я - Раб

Почему? Почему именно я? Это ты должен был попасться на мою удочку, но перевернул все так, что я сам запутался в чужих сетях всевластия. Тонкие ниточки лжи и предательства впивались в плоть души, разрезая, кромсая, убивая… Я в очередной раз смотрю на твой силуэт у окна, очерченный кровавой луной Тсукиеми. Только здесь мы можем встречаться без лишних глаз, без лишних слов и суеты. Я стал твоим Рабом навечно. Да, я уверен в этом. Уже поздно что-либо менять, пытаться сбежать от нахлынувших, давно несвойственных мне, чувств. Любовь…сладкое слово, несущее в себе горечь скорой потери. Я же болен, и тебе это известно. Мангеке шаринган уже почти уничтожил меня изнутри, оставляя жалкие горстки от прошлого нии-сана. Ты, словно услышав мои мысли, повернулся ко мне лицом, алые глаза блеснули холодной яростью, что сразу сменилась лаской и нежностью. Который раз эти чувства заставляют меня вздрагивать, словно от удара. Они кажутся наигранными, ненастоящими, после всего того, что я тебе сделал. Но ты продолжаешь мило улыбаться, точно так же, как в детстве. Больно…они причиняют тупую боль, словно незаточенный топор. Хочется подойти и прикоснуться к тебе, чтобы развеять эти мучения. Но я не имею права. Просто ничтожный слуга, ждущий приказа Господина. — Почему ты так странно на меня смотришь? — простой детский вопрос, в глазах — легкое недоумение. Тебе всего тринадцать, почему я ожидаю чего-то иного? Может, потому что обычно ты ведешь себя по-другому? Ты медленно приблизился ко мне, все так же не отрывая взгляда от моего лица. Немой вопрос витал во взгляде, требуя на себя ответа. Ты смотришь снизу вверх, но я ощущаю твое превосходство. Ты выдержал, не сломался, подчинил меня себе…заставляешь молить о лишнем прикосновении. Ты истязаешь мою душу, но не трогаешь тела. Ты позволяешь любить себя, словно пытаясь найти в этом хоть чуточку тепла. И ты находишь его, иначе бы не возвращался снова и снова. Тонкие пальчики потянули ворот плаща вниз, призывая встать на колени. И я выполняю этот безмолвный приказ. Так мы встаем на свои места. Ты — Хозяин, а я – Раб. И никогда мы не поменяемся местами. До самой нашей смерти мы будем клеймены. Как жаль, что я уйду намного раньше… — Опять ты думаешь о смерти? — детское личико исказила гримаса злобы. Рука наотмашь ударила меня по лицу, оставляя на щеке отпечаток твоего негодования. Впервые ты поднял на меня руку. Это так странно…но успокаивающе. — Ответь! — Да, — мой голос охрип от безвольного желания. Пожалуй, единственная эмоция, не поддающаяся моему контролю. Пальцы скользнули по моим волосам и резко сжались в кулак, вызывая очередную волну боли. Мой Господин злится, такого еще не было. — Зачем? Я же сказал, что не допущу этого, — ты тянешь волосы вниз, заставляя встретиться с тобой взглядом. Что это? Боль? Тоска? Отрицание? Почему они кажутся настолько душераздирающими, что перебивают мои собственные чувства? — Я способен на многое. Мои глаза могут больше, чем твои. — Почему ты никогда не говорил? Притворялся таким беззащитным и обычным? К чему была вся эта игра? Ведь мама знала о тебе, верно? — слишком много вопросов, но останавливаться было бессмысленно. Ты готов на них ответить, но лишь сегодня. Больше ты не откроешься, не допустишь столь глупой ошибки. — Не смей говорить о Ней, — ты шипишь, словно змей, но рука расслабляется, выпуская потрепанные пряди волос. В глазах читается разочарование — я все-таки поймал тебя. Я прав, ты расскажешь. Сейчас, все до мельчайших деталей. Иначе все окажется зря. – Да, Она знала. Матери все знают о своих детях, — ты отвернулся, говорить подобные вещи кому-то в глаза тяжело. Это сбивает с нужных мыслей, воспоминаний, слов… — И она молчала? — Конечно, — горестный смешок и наигранная ухмылка на пухлых, еще детских, губах. Она тебе не идет, но я не смею перечить. Ты расскажешь. — Она не хотела, чтобы меня убил родной отец. От таких, как я, избавляются еще в младенчестве. Страх, боль, страдания, смерть — вот что мы приносим тем, кто нас любит. И я это понимал. Играл для всех роль несмышленыша, и лишь по ночам можно было увидеть мою истинную сущность. Но потом появился он. Данзо, — ты вновь смотришь на меня, но теперь в твоих глазах играет ненависть, та самая, к которой я хотел привыкнуть. — Ты был ему нужен, как шпион, и я позволил. — Но зачем? — Глупый, — истерический смешок прервал твой ответ, но ты обыгрываешь это так, словно все было спланировано заранее. Искусная ложь, которой тебя обучили с детства, даже я не могу сравниться с тобой, — ответ всегда лежал на самой поверхности. Мне надоела эта игра, — во взгляде мелькнуло безумие, но эта искра сразу потухла в пучине холодного безразличия. Эту драму я готов смотреть вечно. Твоя роль непредсказуема, ты меняешь ее, строя сюжет так, как тебе будет выгодно. — Спровоцировать отца на мятеж ничего не стоило, что уж говорить об обращении Третьего в паранойю свержения власти. Если бы не я, этого бы не произошло…Я просто не хотел подчиняться чужим законам. — Но ведь даже на это нужна веская причина, — на твоем лице мелькнула тень, и это неспроста. Я опять задел тебя за живое. Прости меня, потом будет проще. Просто расскажи, не держи в себе. — Ты требуешь слишком много, — сумасшедший оскал снова перечеркивает твое лицо. — Но я отвечу. Мне было всего пять, когда Фугаку присмотрелся ко мне с иной стороны. Может, скажешь, кто я? Так будет проще, поверь… Скажи! — Инкуб, — я выдохнул это слово, точно от него зависит твоя жизнь. Вот она, причина, почему я тогда тебя не убил. Ты просто не позволил этого сделать. Завладеть чужим сознанием для тебя — ничего не стоит. — Верно, — ты довольно хмыкаешь и отворачиваешься к окну, наблюдая за кроваво-красной луной. — Тогда ответь еще на один вопрос: для чего мы созданы? — Нет… — Да. — Не верю… — Идиот, — я чувствую твою усмешку, но не могу ее увидеть. Ты не обернешься, слишком много эмоций играет на твоем лице. Ты напряжен, этот разговор тебя раздражает. Уверен, ты считаешь его бессмысленным, ведь ты никогда не думал о других. Твоя история более запутанна, чем моя. В нее тяжело поверить, с ней тяжело смириться…может, поэтому о ней знаю лишь я? Изгой деревни, меня считают язвой, от которой не избавиться. Ведь ты помнишь нашу встречу спустя столько лет? Она стала полной неожиданностью для нас обоих, ведь мы так не хотели больше пересекаться… — Хватит, — ты читаешь меня, словно открытую книгу. Теперь я понял, что твои эмоции для меня чужды, непредсказуемы. Столько раз я утверждал, что ты — просто глупый ребенок… Ты меня обыграл, мой юный Господин. Снова этот детский интерес, словно ты придумал очередную шалость и предполагаешь, чем она обернется. Снова эти тихие, приближающиеся шаги, плавность в каждом движении. Я отвожу взгляд, не в силах больше наблюдать за тобой. — Хочешь, я открою тебе маленькую тайну? — ты не нуждаешься в моем ответе, ведь он тебе известен. Ты склоняешься к моему уху и тихо шепчешь, словно вокруг нас есть кто-то еще. — Ты мне неподвластен. Твоя любовь и, правда, чиста, ведь я не могу приложить к ней своих сил, — твои пальцы рисуют незатейливые узоры на моей щеке, собирая соленые слезы. Конечно, я в это не верю. Ты — монстр, подчинивший меня. Демон, забравший душу. Дьявол, уничтоживший свою семью моими руками. Порочный ангел, ищущий любви и тепла. Бог, готовый быть со мною вместе навсегда… И я люблю тебя. Люблю всем сердцем. Поэтому мне так больно? Неожиданно ты падаешь на колени рядом со мной, прижимаешь мою голову к своей груди. Прерывистое дыхание надрывает твою грудь, ты плачешь? Глупо плакать тому, кто должен смеяться над подобным. Ты не человек. Но продолжаешь себя вести, словно являешься им. И это сбивает с толку. — Ты знаешь, а я люблю тебя. Даже таким тварям, как я, не чуждо это чувство, — ты дрожишь, словно лист на осеннем ветру. Тебе тяжело, ведь ты никогда никого не любил. И сейчас ты врешь. Лжешь самому себе, чтобы объяснить происходящее. Ведь я знаю правду. Мы доиграем наш спектакль: «враг» будет уничтожен, а «герой» вернется в деревню. И ты продолжишь писать свою драму, Господин, но уже без «любимого» Раба.