Сакуре нравилось, Сакура завидовала

Сакура никогда не думала, что будет выполнять миссию вместе с Кибой, а так же она не ожидала идти на неё с кем-то ещё из Инудзука. Однако факт оставался фактом – Харуно возвращалась домой как раз вместе с двумя ниндзя собачниками: Кибой и его сестрой. У Ханы была вспорота нога. Сакура сделала всё, что могла, но в ране был яд и, к сожалению, девушка не могла полностью устранить его действие в полевых условиях. - Несчастный мой Акамару, надорвётся же, - причитал Киба. – И не стыдно тебе, сестра? Хана сдула прядку с лица и лишь поудобней устроилась на спине Акамару; последний вилял хвостом, когда бывшая хозяйка чесала его за ухом, шёл ровно настолько, что девушка, полулежащая на нём верхом и утыкающаяся носом в холку, почти дремала, и отнюдь не чувствовал себя несчастным. Харуно всё никак не могла привыкнуть к запаху псины. День шёл к вечеру. Хана не показалась Сакуре красивой. Высокая, без особой фигуры – а то, что было, сглаживал наглухо застёгнутый тюнинский жилет – в бриджах по колено; глаза карие, клыки острые, а кожа – обычно-светлая. Рисунок на щеках легко смывался речной водой под тихие жалобы, что краска может испортить кожу, и даже роскошные волосы по пояс беспощадно утягивались в тугой низкий хвост. Ничего особенного. А красота для Харуно Сакуры, четырнадцатилетней девочки-девушки с глазами цвета весенней листвы и нежно-розовыми волосами – это изюминка и отличие от других. Это ей сказала миловидная блондинка с глазами, цвета синего неба до того, как они выросли и вырос Саске-кун. Сакуре нравилось думать, что она красивей Инудзука Ханы. В бою же Харуно, у которой уже окрепли руки после тренировок с самой госпожой Хокаге, чувствовала себя слабой. Киба бросался в бой сломя голову: рык, свист, чтобы прибежал на зов Акамару, печати, клыки да когти. Хана пыталась остановить его окликом, но и сама дралась, как дикий пёс, а верные братья Хаимару* слушались малейшего движения её рук. Этому Сакура завидовала, но, к счастью, белой завистью. Пока что. - Киба, сколько мы прошли? – спросила Хана - Километров сорок. - Привал, - скомандовала она и выпрямилась. Процессия – девушка с розовыми волосами, девушка верхом на собаке и диковатый смуглый парень – остановилась. Хана сунула два пальца в рот и залихватски свистнула, подзывая своих псов; они бежали параллельно их движению, прочёсывая территорию. Киба неприятно усмехнулся и кивнул на сестру, заговорчески подмигивая Сакуре. - А дома корчит из себя приличную. Тем временем, старшая Инудзука спешилась. - В пятистах метрах есть озеро – остановимся там. Лучше расположиться до темноты, торопиться некуда – в любом случае будем в селении завтра. Киба и Сакура не стали ей возражать. Харуно заметила, что Хана прихрамывает на левую ногу, а повязка мокрая от гноя. Поленья потрескивали – хоть было ещё рано и тепло, но для лечения Сакуре требовалась горячая вода – от походного котелка шёл пар, а трое псов Ханы, лёжа рядком в сторонке, беспокойно прижимали уши к голове. - За меня волнуются, - усмехнулась Инудзука. Харуно изменила положение протектора, убирая волосы назад, и попробовала температуру воды. Пальцы чуть жгло, но не обжигало. - Не бойся, я не неженка, - усмехнулась Хана, и Сакура приступила к работе. – Эй, Киба, принеси ещё воды! - Ща-а! Киба утопал в сторону реки. Повязка снималась неохотно. Бинты намертво прилипли на засохший гной и пот, и чтобы не отдирать их с мясом, Харуно не только смачивала их водой, но и помогала себе чакрой. Девушка старалась не смотреть в глаза Инудзука, которая потемневшим взглядом следила за её ладонью и даже не морщилась, когда Сакура по неопытности дёргала слишком сильно. - Хорошая техника, - пауза. – Учишься у Принцессы? Харуно не сразу поняла, что принцессой Хана назвала госпожу Цунаде. Но ей попалось трудное место, марлевая ткань никак не хотела поддаваться, поэтому, коротко кивнув, она полностью сосредоточилась на чужой голени. Сняв все слои бинтов, Сакура брезгливо бросила их в костёр. Гной – это хорошо, яд вышел. Промыв рану водой и обработав антисептиком из аптечки, Харуно стала мягко, еле касаясь рваных краёв, заживлять широкий, а главное глубокий порез. Кончики пальцев покалывало от напряжения. - Я тоже училась в своё время... Да только собак больше людей люблю, добрые они. Сакура вспомнила о том, что врач должен относиться к пациентам непредвзято. Нога Инудзука вся в мелких царапинах и шрамах, мелкие, незаметные издалека и в спешке волоски выцвели на солнце; кожа, которой Харуно касается, сводя края раны вместе, тёплая, мягкая и послушная. Это не самая приятная процедура, но Хана молчала. - Всё? И повязка не нужна? - Нет, тут всё до конца зажило. - Здорово, - искренне. – Мне нравится. Хорошо, что шрама не осталось. Инудзука подозвала своих собак, и те сорвались с места, бросившись к хозяйке. Псы лизали её руки и лицо, а Хана, широко улыбаясь, и успела поймать по очереди три лохматых морды и чмокнуть каждую в мокрый нос. Медикам не говорят спасибо, не потому, что это их работа; подлечить товарища – это само собой разумеющееся. Сакуре понравилась улыбка Ханы. Сакура немного ей завидовала, так как она не умела улыбаться, показывая зубы. - Хана, я притащил воды! - Поздно, братец. А впрочем – ставь на огонь, поедим горячего. Это же была ваша первая миссия ранга А, верно? Вопрос был риторическим, но Харуно еле сдержалась от тайной проверки свитков в поясной сумке Ханы. Киба раздирал зубами полосу жесткого вяленного мяса, запивал почти крутым кипятком – под горячим Хана имела именно это – и умудрялся говорить больше, чем Наруто, которого Сакура не видела уже почти год. На неё выливались целые горы информации: о тоске по сенсею-Куренай, о неразговорчивом Шино, о том, что Хината спрашивала у него, отрастить ли ей волосы, о прошедшей миссии, об Акамару, о... Обо всём. Под шумок Инудзука старшая втихаря сунула ей в руку пакетик с чайными травами вперемешку с крупицами сахара, и вода в жестяной кружке стала гораздо вкусней. Стало по-семейному уютно, особенно когда Хана и Киба вместе рассмеялись лающим смехом. Хаимару, которые пригрелись под боком у гигантского Акамару, ободрительно заметали хвостами по земле, а пёс младшего Инудзука лениво зевнул. Сакуре тоже захотелось посмеяться над шуткой, так как она была на самом деле забавной, но вдруг ей некстати вспомнились раздражающие понукания родителей, и она промолчала, из вежливости сделав вид, что в тот момент приложилась к кружке. Вскоре Киба надел капюшон куртки и ушёл спать к собакам, так как предпочитал живое тепло жару костра. Через пять минут он уже храпел. Хана поднялась с земли и попрыгала на левой ноге. - Не болит? - А должно? - Нет. - Тогда не болит, - девушка потянулась. – Я к озеру, а то чешется уже всё. Присоединяйся, если хочешь. В другой ситуации Сакура бы вежливо отказалась, но за неделю она покрылась коркой грязи, а неряшливым парнем, вроде Кибы, не была, тем более, ещё у костра она заметила, что торчащие во все стороны вихры были влажными – возможно, он просто успел сделать это раньше. Так или иначе, вымыться было необходимо, а идти тайком отдельно от Ханы было бы глупо и по-детски. Харуно завидовала взрослым и любила их, желая поскорее стать выше, сильнее и статней. Инудзука Хана – взрослая. И сейчас она начала без тени смущения раздеваться на берегу. Сначала жилет, под которым девушка носила лишь спортивный лиф, затем бриджи – нижнее бельё Ханы белело в темноте – а после и всё остальное. Под конец Инудзука распустила волосы, тряхнула ими, и Сакура пожалела, что не отращивает обратно свои. А потом Хана с разбегу нырнула в воду. Сакура очнулась и потянула молнию своей безрукавки вниз. У Ханы оказалось крепкое и сильное худое тело: твёрдые мышцы живота, на руках чуть бугрятся бицепсы и трицепсы, бёдра потеряли свою округлость или же никогда её не имели, тёмные соски на небольшой груди затвердели от холода. Девушка остервенело тёрла себя ладонями, так как никакого мыла с собой у них не было. Сакура смущалась и отворачивалась: ей было неловко находиться так близко к абсолютно голой Хане. Всплеск. Инудзука вышла на берег. Девушка села на траву и стала пальцами чесать волосы; Харуно вспомнила, как когда-то носила на каждую миссию простой гребень. Кажется, Инудзука ждала её. - Слушай, Сакура, у меня дико лопатка чешется. Кажется, шрам расцарапала... Посмотришь? Сакура пожала плечами, соглашаясь. Хана повернулась к ней спиной, собрала волосы руками в низкий хвост и перекинула их вперёд через плечо. Харуно прищурилась. - Вросло что-то... Кажется. Инудзука ругнулась и нашарила у себя в вещах кунай. - На, сдери. Это мне швы сняли плохо, не у нас, с самого начала на них грешила. Сакура нерешительно уставилась на кунай в своей руке. Что, прям так, по живому? Без ничего, без дезинфекции? А так можно? Но Хана уже положила руки на колени длинных полусогнутых ног и уткнулась в них лбом. Харуно разглядела линию позвонков и поднесла лезвие к нужному месту. Рука дрогнула. - Давай, девочка, не бойся. Сакура скривилась и надавила, вскрывая наросший поверх нити слой полупрозрачной омертвевшей кожи. Крови не было, и она осмелела: подцепила кончиком ножа нить, потянула наверх, с лёгкостью разрывая, и начала помогать себе руками, удаляя остатки нитей. Инудзука дёрнулась – потекла кровь. Во мраке на фоне светлой кожи она казалась чёрной. Однако Харуно не остановилась. Страх свернулся в груди холодной змейкой, но девушка упорно игнорировала его, пачкала пальцы в крови, а в ушах звенело. «Давай, девочка». Девочка. Сакура ненавидела, когда её считали ребёнком. А кожа Ханы на лопатках нежней, чем на ногах ниже колена. Харуно быстро заживила ранку и провела по ней рукой. Девочка Сакура, маленькая, глупая и беспомощная. Харуно потянулась вперёд и прижалась губами к прозрачной капле воды на лопатке, затем – выше, к косточке на плече, и замерла, забыв, как дышать. На языке ей мерещился вкус крови Ханы, от запаха озёрной воды и мускуса мутилось в голове. Сакура уже давно не ребёнок. Инудзука не отталкивала её. Харуно схватила её за плечи, резко развернула к себе и, зажмурившись, начала покрывать летящими прикосновениями губ её ключицы, шею, пресловутые плечи, хмелея от собственной наглости. Но когда Сакура прижалась своим ртом к чужому, спонтанно отдавая свой первый настоящий поцелуй полузнакомой женщине, Хана мягко нажала ей ладонью на лоб – «большелобая Сакура» - и заставила отстраниться. - Не надо, Сакура, - строго произнесла она. - Потому что мы обе... Девушки, девочки? У Харуно вылетело это из головы, как выученные в Академии формулы, которые оказалось невозможно применять на практике. - Нет, не поэтому, - резко и отрывочно. – У тебя гормоны, а у меня – нет взаимности. Я «занята», надеюсь, ты понимаешь, о чём я говорю. Вот так просто и спокойно. Гормоны и наличие у Инудзука парня. Хана потрепала её по волосам, подобрала свою одежду и ушла, а Сакуре стало почти так же холодно и одиноко, как в момент ухода Саске. И в душу плюнули, и не разозлишься толком. Сакура завидовала невозмутимости этой женщины. Сакура проснулась внезапно, с ощущением, что ни спала ни секунды. Ещё ночь, темно, а над головой мягко покачиваются кроны деревьев; Харуно специально легла подальше от костра, чтобы не видеть Хану и не слышать её дыхания. У огня кто-то шевелился, там какие-то звуки, кто-то не спал. Любопытство заставило Сакуру выбраться из спальника и, крадучись, словно вор, подобраться к горящим углям со стороны зарослей: они надёжные, скроют и спрячут. В единое мгновение Харуно пожалела о своём поступке. Хана откинула голову назад; она сидела на коленях Кибы, точнее, почти сидела, приподнявшись и раздвинув ноги перед родным братом. Её грубые пальцы массировали его затылок, зарываясь в вихрах, они почти соприкасались животами, а на смуглых щеках младшего Инудзука, сбросившего куртку и майку, горел лихорадочный румянец. Его грудь ходила ходуном, вздымалась и опускалась, лоснясь от пота. Сакура зажала себе рот ладонью, невольно отступила на пару шагов назад и врезалась спиной в дерево. Её не заметили; эти двое смотрели только друг другу в глаза. Киба сглотнул – Харуно заметила, как дёрнулся кадык – и провёл рукой по бедру своей сестры, уверенным движением скользнув с внешней стороны на внутреннюю. Инудзука явно делали это не в первый раз. Хана тоже разрумянилась; чистые щёки были красными. Девушка прогибалась, доверяя рукам брата на своей обнажённой талии, знакомые уже Сакуре соски темнели и выпирали через белую ткань, что обтянула груди, волосы каскадом рассыпались по плечам, задевая колени Кибы. Тонкие губы беззвучно что-то шептали. Харуно силилась отвернуться – и не получалось. Ей доводилось и раньше ходить на задания с Кибой, глупые миссии ранга С и D. Сакура знала, что ладони у него мозолистые и ни капли не изящные. Киба проскользнул рукой за ткань шорт Ханы и, мягко поглаживая, чуть надавил. Инудзука опёрлась о его плечи и со стоном опустилась вниз. Её рот остался беспомощно открытым, глаза девушка зажмурила. Харуно уже интересовалась своим телом, а ещё она изучала анатомию, и понимала, что там, где сейчас жёсткие пальцы Кибы – очень нежно и мягко. Сакуре стало дурно. Хана, покачиваясь, приподнималась и опускалась, сжимая плечи брата, а потом, не прекращая двигаться, потянулась к бугру у него между ног. Инудзука без тени смущения запустила руку ему в штаны. Киба дёрнулся и всхлипнул, его ресницы дрогнули. Когда парень прижал сестру ближе к себе и, жадно и шумно вдохнув, прихватил губами ломкую на вид ключицу, Харуно наконец нашла в себе силы уйти на подгибающихся ногах. С каждым шагом она шла быстрее, но долго не выдержала и побежала; ветви захлестали по лицу. Девушка неслась, не разбирая дороги, а живот скрутило приступом тошноты. Кровные брат с сестрой, дикие, ненормальные – отвратительно. Сакура ощущала себя слабым ребёнком, который бежит от недобрых одноклассников, которые только что раздразнили её лоб, в голове всё перемешалось. Горящая желанием Хана была прекрасна. Кунай вонзился в плечо, зубы Харуно стиснули её же свёрнутую валиком кофту. Девушка с болезненным стоном согнулась к земле, по руке потекла кровь. Обнажённую спину лизнуло тянущимся от озера холодом. Ей было необходимо это забыть. Забыть Хану. Забыть Инудзука. Никогда не ходить больше на задания с Кибой. Сакура хотела бы никогда не знать эту правду. Сакура тяжело дышала, но, совладав с собой, поранила себя снова. В прошлой жизни, в которой её не тянуло ко взрослым женщинам и кровные родственники не делили походное ложе, наплевав на рамки запретного и возраст, Саске-кун проткнул себе колено, чтобы вырваться из генджитсу Орочимару в страшном Лесу смерти. Примерная отличница Харуно Сакура решила, что ей это тоже поможет, поэтому раз за разом травмировала волокна собственных мышц, сидя полуголой в предрассветных сумерках и почти плача от боли. А ещё Сакура завидует Кибе и Хане, их открытости, их близости; Сакуре нравится ревновать её к Кибе. И если она в ближайший час не избавится от этих чувств, то просто сойдёт с ума. Земля впитывала в себя капли чёрной крови. *Хаимару Санкёдай - трое братьев-Нинкен Ханы.