Идеальный подарок

– Звените, колокольчики, звените веселей! Чтобы больше нарков переехал де-е-ед! Джингл… Ай! Больной, что ли?! Мицуко не даёт осечек. Особенно если цель тяжёлой трубы – пустая башка напарника. Особенно если он горланит, как недорезанный. Особенно если откровенно достал. Киривар только хмыкает и вместо ответной реплики щедро отвешивает напарнику ещё и увесистый подзатыльник. И верно, почему бы не быть чуточку добрее в канун рождества? Не быть. Киривар не особенно-то любил праздники. Он вообще мало что любил и даже страсти, подобной той, что Гунджи питал к кошкам, ни к чему не испытывал. Разве что Мицуко… В самом возвышенном смысле. – Не ори, идиот. Так мы никого не поймаем. – Не поймаем, не поймаем, обмотаем мишурой, шарик вставим в ж…! Каратель со шрамом на лбу морщится и снова замахивается, чтобы заткнуть этот протухший фонтан красноречия, как патлатый, ловко пригнувшись, уходит от кулака и начинает вопить ещё громче. Киривару остаётся только усмехнуться и пообещать себе надавать тумаков этому недоумку позднее. Впрочем, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы когтями под носом не махало. *** – Звените, колокольчики, звените! Трупаков в подарок принесите! Минуло только полчаса, а Киривар уже крепко задумывается о том, не вышибить ли придурку пару зубов. Глядишь, будет шепелявить потише. – Эй, старик? – Чего тебе, сопляк? – Ты приготовил подарок папочке? Каратель ухмыляется и сплёвывает. Разумеется, приготовил. Расколотил остатки коллекции антиквариата и заботливо свалил кучу черепков под кровать Гунджи. Будет сюрпризом для обоих. – Ещё какой. А ты? Додумался до чего-то получше отрубленной башки? Каратель в красном балахоне останавливается и, хвала аду, даже затыкается на пару минут. Задумчиво чешет смертоносными железками затылок и радостно, совершенно по-детски улыбнувшись, выдаёт: – Разумеется, старая развалина! В этом году притащу ему целый труп! – Да ты просто гений… – тянет Киривар и, вместо того чтобы волочь трубу за собой, закидывает её на плечо. Ему скучно, просто скучно. Слишком уж тихо на припорошённых снегом улицах Тошимы. Ни единой души. Попрятались в свои будки, трусливые шавки. – Ну, а Шики? – А что Шики? – Что мы подарим Шики? Киривар даже останавливается и, кажется, выглядит озадаченным. – Ты больной? – А почему бы нет? – Потому что это Шики. Что, притащишь ему ободранную ёлку? – Почему сразу ёлку? Может… тоже труп? Киривар закатывает глаза. Недоумок иногда его просто до трясучки бесит. И поэтому, прикрыв глаза и досчитав до трёх, каратель уже примеривается, как бы так половчее огреть придурка трубой ещё раз, чтобы при этом не проломить ему череп, как Гунджи, замерев на пару секунд, с радостным воплем, словно борзая, бросается в конец улицы. Киривар, увы, уже не может похвастаться таким острым зрением и, только прищурившись, замечает мелькнувшее оранжевое пятно. – Ки-и-иса-а-а!!! Погоди, Киса-а-а! – вопит Гунджи, размахивая багнаками, и отчего-то у Киривара не остаётся сомнений. Пристукнутый придурок вот-вот обзаведётся презентом и для Иль Рэ. *** Как и Киривар, Шики патологически не переваривал праздники. Его мучила изжога от одного только вида мигающих гирлянд, а уж идиотская традиция всенепременно тащить в жилище ёлку и вовсе вызывала приступ тошноты. Да что там, откровенно тянуло заблевать тщательно выскобленный мачехой светлый ковёр. Шики дёргается – явно не самые лучшие его воспоминания. Шики скучно, и поэтому оставшиеся до сумерек часы он коротает за осмотром трофейного оружия. Начиная от массивных кастетов и заканчивая изящными дамскими стилетами. Шики любит оружие, но не признаёт огнестрел. Много шума, много заморочек, а как результат – уродливая дырка в чужой грудине. Никакого изящества и изысканной расчленёнки. Шики частенько перебирает всё это добро, а после, словно кучу ненужных железок, сваливает в обычную картонную коробку и запихивает под кровать. И только катана достойна особых привилегий и целого кресла. Шики усмехается. Иногда ему кажется, что он давно сбрендил, и не за горами тот день, когда на поверхности нихонто проступят человеческие черты, и он действительно заговорит с ней. Шаги в коридоре. Всё ближе и ближе к расшатанной двери, которая запирается, только если придвинуть шкаф. Но Шики наплевать – он узнаёт незваных гостей. Можно было подумать, что узнаёт по размеренной поступи и характерному лязгу металлической трубы, но кого он обманывает? Улюлюканья больного на голову Гунджи не услышали бы только глухие мальчики из гарема Арбитро. Интересно, чем тому не угодили уши? Уродовали черепа идеальной формы? Ну, у всех свои тараканы, уж Шики знает. И даже если хозяину белого дома угодно пожирать их за ужином, Шики это нисколько не колышет. Шики просто ждёт, привалившись спиной к оконной раме и сложив руки на груди. Ждёт, когда входная дверь в очередной раз вылетит от удара ногой, а безбашенная парочка подойдёт поближе. – Звените, колокольчики! Звените веселей! Или злой Шикичи навешает люле-е-ей! – завывает Гунджи, и Шики против воли морщится. Он бы с удовольствием навешал, но откуда знать, кто тогда достанется в напарники Киривару? Вдруг найдётся ещё более ёбнутый ублюдок? У Арбитро на таких просто нюх. – Зачем припёрлись? Оба карателя ухмыляются совершенно безумно и оттого, кажется, неотличимо. Но Шики и не собирался их отличать, всё равно для него эти придурки, словно Бонни и Клайд, просто созданы друг для друга. – Ты не рад нам, Шики? А как же праздничный настрой и запечённая утка? Шики кривится, словно разом заныли все зубы, и, отлипнув от подоконника, тянется за катаной. – Эй-эй! Мы ж не с пустыми руками, неблагодарная ты свинья! Чернильные брови Иль Рэ ползут на лоб, а ножны, в коих покоилось лезвие, отброшены на пол. Гунджи тут же отступает назад в коридор и, прячась за широкой спиной Киривара, продолжает вещать куда осторожнее и тише: – Ну, в самом деле, чего ты, рождество же! Шики хочется зарычать и снести идиоту его патлатую башку, а после в безопасной зоне нацепить её в качестве украшения на первую попавшуюся ёлку. Но Шики хорошо знает, что тогда кровищи будет слишком много, и ему не останется ничего кроме как искать новое жилище. Не ползать же самому Иль Рэ по полу с тряпкой, до кучи повязав передник, как заправской домохозяйке. Шики слышит, что в прихожей топчется кто-то ещё. Кто-то, кого он не может разглядеть из-за маячащих карателей. – И что это значит? – С рождеством, Киса!!! – радостно, как пятилетка на утреннике, вопит Гунджи и, дёрнув этого "кого-то" на себя, пропихивает его вперёд, вынуждая Киривара потесниться. Вот теперь Шики удивлён по-настоящему. Потому что впервые ему дарят не исполненные ужаса вопли, а живую, злобно нахохлившуюся зверушку, обмотанную вырвиглазно-розовой лентой. Ну, и верёвка под всем этим безобразием для верности. – Возможно, всё дело в физической неудовлетворённости, и именно она так пагубно влияет на характерные черты твоей личности. Труба Киривара звучно падает на пол, а сам громила пытается поднять челюсть и во все глаза пялится на невесть как заучившего такую сложную фразу напарника. Шики же держится лучше, но всё, что он может выдавить из себя, это звучное "Бля…". – Трахни его, говорю! – заливается своим фирменным смехом каратель с примотанными к запястьям когтями. – Пошли старик, стоит ещё побеспокоиться о малыше Рине. Как думаешь, ему понравится дохлая кошка? Нет? А выпотрошенная? Шики всё ещё в ступоре. Во все глаза на него испуганно пялится то самое сероглазое нечто, жизнь которому он соизволил сохранить пару дней назад. Сероглазое и взъерошенное, с поджатыми губами и розовой лентой прямо поверх задравшейся футболки. Шики ухмыляется почти по-доброму и снова, зачехлив лезвие, оставляет катану в кресле. Кто знает, может, Гунджи и прав. Может же он быть прав хоть в чём-то?