My left hand will live longer than my right. The rivers of my palms tell me so. Never argue with rivers. Never expect your lives to finish at the same time.
Bob Hicok, ‘Other Lives and Dimensions and Finally a Love Poem’
Моя левая рука будет жить дольше, чем правая. Реки на моей ладони говорят мне так. Реки не ошибаются. Никогда не ждите того, что все ваши жизни закончатся одновременно.
Лондон, 1788
Это, безусловно, самая холодная зима в его жизни, вот в чем он уверен на все сто процентов. Луи выдыхает, и облачко пара повисает в воздухе, прямо перед его лицом, и это почти осязаемо. У него вырывается смешок, когда он идет дальше, сквозь обжигающе-морозный воздух. Поздняя ночь, и темнота разливается по лондонским улицам, мелкие камешки на дороге мешают ему идти. И хотя близится полночь, воздух наполнен шумом и запахами, и Луи чувствует, как его сердце начинает биться быстрее, когда он подходит ближе. Он оглядывается через плечо, когда заворачивает за угол, но позади него никого нет. Это хорошо; он был бы по уши в дерьме, если бы его мать обнаружила, что ее сын снова сбежал. И даже бесконечная работа не удержит его от «большого мира». Не этой зимой. Не сегодня. Он слышит крики чаек и тихие звуки скрипки, и сотни голосов, которые болтают, кричат, смеются, и даже поют. Когда он доходит до конца переулка, то оказывается на южном побережье, и его лицо светится восторгом от того, что он видит. Последняя Зимняя Ярмарка проходила в 1776, когда ему было девять. Сейчас, накануне его двадцати двух летнего дня рождения, Ярмарка снова проходит здесь, в Лондоне. Темзу заморозили только неделю назад, и его друг Найл был уверен, что это невозможно, но работники Лондона знают свое дело. Луи обводит взглядом киоски, толпу людей, музыкантов, которые развлекают народ, детей, катающихся на коньках. Он чувствует запах жареного мяса и медового вина, и мелкие иголочки пронзают его тело от всей это невероятной картины. Фонари и свечи мерцают огоньками в ледяных отражениях, преображая лондонскую ночь, и рассеивая звезды, меняя местами небо и землю, простираясь к Мосту Блэкфрайерз. Луи спешит вперед, туда, где деревянные ограждения удерживают людей от воды почти целый год. Не раздумывая, он проскальзывает через барьер и толкает каменную перегородку. Он оказывается на тонком льду, и он замирает на мгновение, давая себе привыкнуть. Его мать не нашла времени, чтобы разрешить ему пойти сюда. Она была занята в своем магазине, том самом, где работают Луи и его сестры, те, которые достаточно взрослые, для того, чтобы работать целыми днями – и особенно сейчас, в это время года. Когда они закрывались, Луи всегда чувствовал себя наполовину мертвым, и частенько он просто хотел быстро поужинать и упасть на кровать. Это всегда беспокоило Найла, – Луи редко можно было увидеть в театре, или на концерте, или просто в местном пабе, за кружечкой пива. Сегодня 23 декабря. В полночь, 24-ого, Луи исполнится 22. Второго января он уедет из Лондона, на учебу в Йорк (Йорк – главный город графства Северный Йоркшир, столица севера Англии – прим.перев.) И это его последнее день рождение в родном городе, ну – в ближайшем будущем. Это его последняя Зимняя Ярмарка. И он сбежал из дома, после того, как его сестры крепко заснули. Он вдыхает холодный ночной воздух и нерешительно ступает по льду. Он скользит, когда его нога касается гладкой поверхности, но он предусмотрительно переносит свой вес на другую. Он удерживает равновесие и делает следующий шаг. И идет так, медленно, но верно, пока не добирается до покрытий, которые создают импровизированную аллею прямо на льду, созданную из подстилок, ковров и мешковины, сложенных в ряды, чтобы людям было удобнее передвигаться. Дым кольцами поднимается в воздух, от фонарей и сигар, и мяса, подрумянивающегося на вертеле, и жареных орехов. Ряды палаток и столов занимают все пространство, тогда как в любое другое время они просто стоят там, где есть свободное место. Луи тратит несколько минут на то, чтобы посмотреть кукольное представление, смеясь над тем, как маленькие человечки гоняются друг за другом по деревянной сцене. Он может почувствовать всю энергетику этого вечера, витающую в воздухе, окруженный людьми, такими же счастливыми, как и он сам. Луи любит людей. По крайней мере, теоретически. Ему, возможно, придется пересмотреть это утверждение, если полная дама справа, не перестанет толкать его, задыхаясь от смеха. Наверное, сейчас ему лучше уйти. Луи пробирается сквозь различные киоски, рассматривая товары. Здесь есть и часы, и обувь, и маленькие деревянные ящики, наполненные специями, и он замечает сотни вещей, которые он мог бы купить своим сестрам, если бы у него были деньги. Он делает несколько мысленных заметок. Когда-нибудь. В конце концов, он обнаруживает палатку, где продаются напитки, и выбирает кружку горячего пряного вина. Он лезет в карманы, но ему попадаются только несколько пенсов, которые с коротким звоном падают на прилавок. - Мы не занимаемся благотворительностью, мой мальчик, - бормочет продавец, когда Луи выворачивает карманы в надежде, что там завалялось еще несколько монет, но это чувство исчезает также быстро, как и появляется. - Все нормально, я заплачу, - говорит незнакомый голос позади продавца, когда Луи лихорадочно придумывает способ уйти, не унижаясь слишком сильно. Продавец, с красным от гнева лицом, поворачивается к тому, кто стоит позади него. - Правда, Гарри? – бормочет он, с нежным недоверием в голосе, и человек, к которому он обращается, смеется. Потом, продавец отходит в сторону, и Луи может видеть своего спасителя. Это молодой парень, примерно его возраста, но немного выше, с растрепанными кудряшками из-под смешной меховой шапки. И, кажется, на нем женский фартук. - Я не могу принять это, - осторожно говорит Луи, но парень пожимает плечами. - Слишком поздно, - он берет кружку и протягивает ее Луи, - считай это моим подарком. С Рождеством. Парень в смешной шапке вытаскивает несколько монет из кармана своего фартука и протягивает их продавцу. Он поднимает брови, как будто бросая вызов, но продавец просто пожимает плечами и закатывает глаза, делая несколько шагов вперед, чтобы обслужить кого-то еще, оставляя мальчиков наедине. - И часто ты помогаешь нищим? – спрашивает Луи, и парень – Гарри - усмехается. - У всех бывают трудные времена, - отвечает он, опираясь на прилавок, в то время как Луи отпивает глоток от своего напитка. Он чувствует вкус ягод и корицы, и это согревает его, словно солнечный свет зимним утром. - Кроме того, Рождество через два дня, и я не могу бросить человека в беде, - продолжает Гарри, - иначе я так и не дождусь апельсинов от Святого Ника. Взгляд Гарри искрится смешинками, когда он говорит, он пронзает все насквозь своей жизнерадостностью, так, как будто, он знает Луи всю жизнь, как будто ему комфортно рядом с ним. Луи интересно, такой ли Гарри на самом деле, всегда, с каждым ли, кто проходит мимо прилавка. Он не понимает, как может быть кем-то особенным. - На самом деле, завтра мой день рождения, - Луи не может сдержать себя, и отвечает, и лицо Гарри загорается от восторга. - Прекрасно, - говорит он, и его низкий голос искрится восхищением, как будто для него это действительно важно, - Ну, что поделать. Судьба. - Судьба, - фыркает Луи, встретившись с ним взглядом, усмехаясь, - да ладно, Гарри? Ты в курсе, что на тебе женский фартук, Гарри? Гарри небрежно кивает. - Да, мой собственный загорелся сегодня утром, - застенчиво отвечает он, почесывая затылок. Луи, не отрываясь, смотрит на него. - Что, здесь? На льду? Гарри кивает. - Да. Видимо, лед не может остановить огонь, если между ними не происходит контакта. То есть, все это я пытался сказать своему другу Лиаму, но он мне не поверил. И вот, все пошло к черту. Луи моргает. Он уверен в том, что не разговаривал с кем-то вот так уже давно. Большинство людей, с которыми он общается, это, конечно, клиенты его матери, которые, на самом деле, скучные и суетливые, и безынтересные. Не такие, как это парень. Улыбка Гарри возвращается снова, когда он смотрит на Луи, выражение глубокой задумчивости стерлось с его лица, и сейчас он просто наслаждается своей собственной историей. - Ладно, - отвечает, наконец, Луи, возвращаясь на землю, - а твоя шапка? - Что не так с моей шапкой? – говорит Гарри, прижимая одну руку к груди, притворяясь, что умирает от боли, - она впечатляет, разве нет? - Безусловно, выделяется из толпы, - мрачно соглашается Луи, глядя на меховое чудовище. - Я купил тебе вино на день рождение, и вот что я заслужил? Мы с моей шапкой не потерпим этого! – драматично заявляет Гарри, и смеется, и Луи не может сдержать улыбку, которая появляется на его лице в ответ. - Кстати говоря, - говорит Гарри, глядя на что-то за прилавком, - ты знаешь, что твой день рождения наступит через двадцать минут? Луи качает головой: - Понятия не имею. - И как ты хочешь встретить новый год своей жизни? Луи просто пожимает плечами, небрежно облокотившись об прилавок: - Я не знаю. Ты работаешь здесь, посоветуй что-нибудь. Что я должен делать, когда настанет мой двадцать второй год? - Хм, - бормочет Гарри и оборачивается, - Бен, ты не будешь возражать, если я возьму перерыв? Бен просто машет рукой, едва глядя на Гарри, занимаясь упаковкой товаров. Гарри проскальзывает через прилавок и оказывается на ковровой дорожке рядом с Луи. - Я только что встретил тебя, - бормочет Луи, и Гарри замирает, осторожно прислонившись к прилавку. - О, - говорит он, так, как будто он только что вспомнил об этом, - точно. И если ты не хочешь, мы не – - Нет! – Резко перебивает Луи, инстинктивно касаясь его плеча. Его пальцы легко сжимают его, и он замечает, как мерцает взгляд Гарри, и как слегка поднимаются уголки губ, - Нет, я с радостью. - Ну, тогда хорошо, - говорит Гарри, и его лицо светится от счастья, - но обо всем по порядку. Я все еще не знаю, как тебя зовут. - Луи, - говорит он, убирая руку от плеча Гарри и чувствуя себя немного разочарованным от потери контакта. Луи не может поверить в то, что этот сумасшедший мальчик просто ушел с работы для того, чтобы провести время с ним. Он чувствует, что его сердце разрывается от восторга и волнения, и чего-то еще, на что он пытается не обращать внимания. Он притворяется, что этого просто не существует. - Хорошо, Луи. Ты ел? Потому что я умираю с голода. Гарри не ждет его ответа, просто тянет Луи к палаткам на северном берегу, и они быстро подходят к ларьку, где продаются теплые булочки, с сыром и топленым маслом. Гарри покупает две, гася протесты одним только взглядом, и отдает одну булочку Луи. - В такую холодную ночь это особенно вкусно. Поверь мне. Ешь. Гарри ждет, пока Луи не откусит кусочек от действительно потрясающей булочки, и затем ведет их обратно, в лабиринт Зимней Ярмарки. - Ты хорошо знаешь это место, да? – говорит Луи, следуя за Гарри, который, по-видимому, шагает в определенном направлении. - Я провожу здесь каждую свободную минуту, - радостно отвечает Гарри, - Бен мой дядя, и обычно мы работаем в баре, но в этом году решили побыть здесь, специально ради Зимней Ярмарки. На прошлой неделе я просто занимался делами, спал и носился здесь. Мне нравится тут. - Меня даже не должно быть на этой Ярмарке, - с недоумением говорит Луи, - я просто сбежал. А ты здесь уже давно? - Эта жизнь полна сюрпризов, - с улыбкой говорит Гарри, оглядываясь через плечо, и Луи делает все, чтобы не покраснеть, несмотря на то, что полночный воздух пронзает прохладой. - Так куда ты ведешь меня, Гарри? Гарри останавливается на полушаге, разворачиваясь лицом к Луи: - Ты веришь мне? Луи смотрит на него – он длинный, высокий, в дутом пальто, изящным изгибом плеч и зеленью глаз. - Я никогда не доверял идиотам в глупых шапках, на самом деле. Гарри смеется лающим смехом, и поглаживает шапку, подтверждая его слова. - Я не принимаю этот ответ, Луи. - Я только что встретил тебя! – гневно говорит Луи, но улыбается, и Гарри тоже. Между ними витает какая-то легкость, почти осязаемая. Это незнакомое чувство, но приятное. – Да, я верю тебе. Гарри подмигивает, и жестами показывает следовать за ним, как будто Луи до сих пор этого не делал. Ярмарка все еще в самом разгаре, и наполнена людьми, которые, наверное, не знают, что такое сон. Кажется, что здесь собралась половина Лондона, люди всех возрастов и классов, которые упиваются зимним волшебством. В толпе Луи на мгновение упускает Гарри из виду, и когда снова замечает его, то видит, как он разговаривает с блондинкой в зеленом платье. Он показывает на Луи, а потом сам на себя, и девушка кивает и исчезает в шатре. Она выходит оттуда в тот момент, когда Луи добирается до них, и держит в руках две пары ботинок. Нет, не ботинок – - Коньки! – громко говорит Гарри, забирая свою пару коньков и поворачиваясь к Луи, - ты раньше когда-нибудь катался на коньках по замерзшей Темзе? - Честно говоря, нет, - отвечает Луи, поднимая брови и принимая собственную пару. Он садится на соседний ящик и просовывает ноги в коньки, завязывая шнурки потуже, чтобы не обращать внимания на то, что они слегка великоваты ему, - ты совершенно отличаешься от тех людей, которых я когда-то встречал, Гарри. Гарри выслушивает это с широченной улыбкой, ухмыляясь, пока он сидит на коврике и завязывает свои коньки. - Ну, же не могу позволить тебе унывать в свой день рождения, правда? - Это точно не будет скучным, - говорит Луи, заканчивая завязывать шнурки, - я никогда раньше не катался на них. - Не волнуйся, я просто ужасен в этом, - признается Гарри, и Луи смотрит на него с широко распахнутыми глазами. - О, ладно, тогда, возможно, мы напугаем всех этих людей и заставим их уйти отсюда. - Тогда эта Зимняя Ярмарка будет занесена в историю, - бодро говорит Гарри, принимая вертикальное положение, практически без усилий. Он протягивает свою руку Луи, который осторожно цепляется за ее. Пальцы Гарри длинные и тонкие, и он поднимает Луи с неожиданной легкостью. Луи слегка покачивается, но они все еще стоят на коврике, и поэтому, он не боится поскользнуться и упасть. Гарри улыбается ему, и их пальцы все еще переплетены, так, словно он забыл отпустить его. - Это был первый шаг. И осталось только, - он смотрит на часы, висящие позади Луи, и заканчивает, - семь минут до полуночи. Давай выйдем на лед. Гарри перешагивает через коврик и вступает на ледяную поверхность, и теперь нет ничего, кроме железных лезвий между ним и льдом. Он мягко тянет Луи вперед, пока Луи сначала не ставит одну ногу на лед, и затем другую. Он немного тормозит, медленно приближаясь к Гарри, до тех пор, пока их тела не соприкоснуться, и Гарри, ухмыляясь, смотрит на него сверху вниз: - Готов? – спрашивает он, и на мгновение Луи даже не слышит его голос, потому что кровь шумит в его ушах. Это из-за нервов, говорит он себе, но знает, что это лишь только одна из причин. Он слабо кивает, и Гарри поворачивается, и начинает вычерчивать круги поочередно двумя ногами, скользя вперед, таща за собой Луи. - Смотри, как я катаюсь. Передвигай ноги вот так, - учит его Гарри, и Луи пытается неуклюже повторить его движения, и слегка катится вперед. - Вот и все, - ободряюще говорит Гарри, и Луи пытается прокатиться по большой дуге, чуть выпрямляя спину и отталкиваясь. Но видимо, это было ошибкой, потому что в мгновение ока, он плашмя падает на лед, увлекая Гарри за собой, потому что их пальцы все еще переплетены. - О господи, прости, - стонет Луи, чувствуя, как спина начинает промокать. Он слышит, как Гарри смеется рядом с ним, он всегда смеется, как будто в этом мире нет ничего серьезного. Гарри встает на колени и наклоняется к Луи. - Ты просто создан для фигурного катания, Луи, - насмешливо говорит Гарри, и Луи высовывает язык. - Шшш, - говорит он, садясь, - я наземное млекопитающее. Я предпочитаю твердый грунт. - Не тогда, когда я с тобой, - говорит Гарри с опасным огоньком в глазах, и Луи надеется, что он просто имеет в виду катание на коньках. По крайней мере, он думает, что надеется. Гарри поднимается без особых усилий, и Луи еле-еле встает на свои дрожащие ноги, цепляясь за талию Гарри, как за опору. Он должен быть смущен, но честно говоря, он просто в восторге ото всей этой странной ситуации. Через мгновение они оба принимают устойчивое положение, и Гарри наклоняется, и снова берет его за руку. Луи смотрит на то, как их пальцы снова переплетаются вместе, и когда он поднимает глаза на Гарри, то понимает, что тот смотрит на него с невероятной нежностью, даже учитывая тот факт, что они встретились только полчаса назад. И затем, как по команде, оглушающий звук пронзает тишину, как будто кто-то выпустил в воздух огромную канонаду. Как только они оборачиваются, небо пронзают миллионы цветов, одинокий фейерверк вдалеке рассыпается красным и зеленым. Искры мерцают в воздухе еще немного, так же, как и громкий, радостный крик, который пролетает среди толпы, и постепенно затихает, так же, как и мерцающие капли, падающие на землю. - Фейерверк, - в изумлении шепчет Луи, и Гарри кивает. - Это значит, что уже полночь. С днем рождения, - бормочет он, глядя на Луи сверху вниз и улыбаясь, - может быть, следующий год подарит тебе то, о чем ты мечтаешь. - Спасибо, Гарри, - тепло отвечает Луи, - но прямо сейчас я мечтаю просто проехать на коньках хотя бы фут и не упасть на мою задницу. Гарри смеется, вычерчивая дугу, и подталкивая Луи. - Ну тогда поехали, Луи-наземное-млекопитающее, - говорит он, и Луи старается изо всех сил, чтобы не отставать. Они вдвоем катаются по льду, отталкиваясь и скользя, смеются, когда мчатся навстречу друг другу, и едва не сталкиваются. Гарри ведет их по Ярмарке, и Луи теряет себя в неразберихе, которая разливается по Темзе, в мерцающих огоньках и голосах, и чувствует себя частью чего-то важного, красивого и сумасшедшего. Впереди него изящно мчится по льду высокая фигура Гарри, и кажется, что он просто летит. Двадцать два, - думает Луи и его мысли уже далеко в будущем. Они катятся вдоль южного побережья, и гоняются друг за другом по кругу, пока не достигают края льда. - Мне нужно идти, - с сожалением говорит Луи, когда он подъезжает к коврику, - я могу нарваться на неприятности, если моя мама поймет, что я не дома. Гарри скрещивает руки, мягко передвигаясь по льду, но оставаясь в непосредственной близости от Луи, словно находясь в невесомости, как планета на орбите: - Останься. Что самое страшное она может сделать с тобой? Луи вздыхает: - Она может не отпустить меня, - он замечает удивленное выражение лица у Гарри, - на следующий день после Рождества я уезжаю из Лондона. Я поеду учиться в Йорк. Лицо Гарри выражает столько эмоций сразу, что Луи не может понять, какое из них было первым. И сейчас Гарри смотрит на него с опасением. - Ах, - тихо говорит Гарри, - это будет неприятно. Кажется, что он борется с чем-то еще внутри себя, чем-то сильным, но отворачивается от Луи и смотрит на Ярмарку, и когда он поворачивается обратно, на его лице нет ничего, кроме спокойствия. Чтобы там ни было, все прошло. Луи наклоняется к каменному барьеру на берегу реки, снимает коньки и натягивает ботинки. - Гарри, - говорит Луи, наблюдая за ним, - Это был самый лучший подарок на день рождения, который я когда-либо мог себе представить. Спасибо тебе. - Не за что, - Гарри подмигивает, и его голосе снова звучит обычное легкомыслие. Он перестал двигаться и совершенно неподвижно стоит на льду, несмотря на его коньки, - Удачи, Лу. У тебя все будет удивительно. - У тебя тоже, - говорит Луи, потому что думает, что Гарри сам по себе удивителен, и его жизнь будет такой же, в любом случае. Он не может остановить себя, и бросается вперед, обвивая свои руки вокруг Гарри, обнимая его. Они слегка покачиваются, потому что Гарри все еще стоит на льду, и Луи чувствует, что Гарри отвечает, прижимая Луи ближе, обхватывая его своими длинными руками. Луи вздыхает в его шею, и в его груди что-то болит, но он не может сделать ничего, кроме того, что просто не обратить внимания. Он с сожалением отстраняется, чувствуя, что это все – большая ошибка, но у него больше нет вариантов. Даже если он останется или найдет Гарри здесь завтра, что хорошего выйдет из этого? Через неделю он уедет отсюда, и они с Гарри знакомы чуть меньше часа. Иногда люди врываются в твою жизнь, но иногда они слишком быстро уходят оттуда. Луи знает это с тех самых пор, как ушел его отец, когда он был совсем еще ребенком. Кроме того, быть рядом с Гарри, дружить с ним, было бы для Луи еще больнее, и он бы просто не справился с этим. Он не мог бы рисковать этой дружбой. Но он бы захотел большего. Намного большего. Он может признаться в этом, сам себе, пока он здесь, на льду, под ледяными звездами, и его кожа до сих пор чувствует тепло рук Гарри. Он может в этом признаться – по крайней мере, ненадолго. Луи выдыхает: - Пока, Гарри. - Пока, Луи, - отвечает Гарри, наблюдая за ним широко распахнутыми глазами, не отводя от него взгляда даже тогда, когда Луи снимал коньки. Луи собирает всю волю в кулак, разворачивается и уходит. И Судьба, которая наблюдала за всей этой картиной с того самого момента, как было произнесено Ее имя, решает, что это еще не конец.Холмс Чапл, 1867
Вероятно, сама Судьба виновата в этой ужасной погоде. Так стыд ей и позор. Дождь стоит ледяной стеной, пока Луи плетется через поле, разбрызгивая грязь сапогами и пачкая свои белые брюки. «Возможно, нужно было одеть что-то другое», - с горечью бормочет он себе под нос, ловко прыгая через забор, и не оставляя никаких шансов своей одежде. В конце концов, его пальто достаточно плотное, и может защитить его рубашку от дождя, и он вспоминает про перчатки, что, конечно, только плюс в его ситуации. Он редко вспоминает о чем-то важном. Он не раздумывая, снимает пальто и поднимает его над головой, но, так или иначе, его челка все равно уже прилипла ко лбу, так что самой картины событий это не изменит. Ветер бьет ему прямо в лицо, и его глаза слезятся от дождевых капель, и так как холодный воздух пронзает его насквозь, он удивлен, почему его ресницы до сих пор не превратились в сосульки. Слава богу, в этом году снега выпало намного меньше, чем обычно бывает в середине декабря. Он видит рощу деревьев прямо перед ним, и ускоряет шаг, думая, что это может быть тем местом, что он ищет. Когда он приближается к ним, то замечает узкую грунтовую дорогу, спрятанную в зарослях, и поздравляет себя. Если он прав, это должен быть переулок Джона Петерса, и это значит, он не слишком далеко от деревни. Не то, чтобы он плохо ориентируется в пространстве, нет. Просто он привык к переполненным улицам Манчестера, а не бесконечным полям крошечного города, в котором он проводит время. В любом случае, виновата его сестра. Это она решила впервые представиться светскому обществу вдали «от большого смога», как она называет город. Это она заставила Луи остаться здесь, в деревне, у тетушки и дядюшки. Луи перепрыгивает через другой забор и с сожалением замечает, что его ботинки просто утонули в грязи. Перед ним узенькая дорога, и он понятия не имеет, та ли это, которую он ищет. Здесь все зеленое или коричневое, и поэтому составлять какие-то заметки-подсказки не имеет никакого смысла. Он вздыхает, щурится на чисто вымытое низкое солнце, едва различимое за стеной облаков, которые бодро движутся в восточном направлении. Задумавшись и почти оглохнув от шума дождя, Луи не слышит стук копыт до тех пор, пока они не оказываются прямо перед ним. Он поворачивается на звук, и оказывается носом к носу перед вздыбленным конем – его копыто в сантиметрах от его лица, и Луи инстинктивно отшатывается в сторону. Кто-то кричит, прямо в тот момент, когда он падает в грязь, наполовину шокированный, чувствуя, как неприятный холодок проникает под рубашку, даже, несмотря на то, что он успевает закрыть лицо ладонями. Его ребра горят от боли, там, где он упал на них, и сейчас он гораздо более замерзший, мокрый и грязный, чем мог себе представить. Луи сердито садится на землю, вытирая с лица капли дождя, отбрасывая волосы назад и поднимая глаза. - Ты чуть не убил меня! – шипит Луи, в то время как человек на коне поспешно отскакивает назад. На нем длинный плащ для верховой езды и широкополая шляпа, которая сидит на нем, как защитный шлем, и Луи трудно разглядеть его лицо. - Боже мой, мне очень, очень жаль, - отвечает наездник, его голос низкий, глубокий, и по-настоящему раскаивающийся, - это все погода, и так трудно что-то разглядеть сквозь этот ливень. Его акцент немного изысканный, по крайней мере, здесь, в этой части страны, и он протягивает руку Луи, и Луи хватается за нее, позволяет помочь себе. Незнакомец значительно выше его, и поднимает Луи на ноги практически без усилий. - Пожалуйста, прости меня, - говорит человек, когда Луи окончательно стоит на ногах. - Я подумаю над этим, - кисло отвечает Луи, осматривая себя, пытаясь найти хоть что-то в приличном состоянии. Он в полнейшем беспорядке, но кроме нескольких незначительных ссадин, и синяков, которые пройдут к завтрашнему утру, особых повреждений он не видит: - Я совершенно точно не так хотел провести свой день рождения. - Сегодня твой день рождения? – удивленно спрашивает наездник, - но сегодня канун Рождества, - добавляет он, как будто эти два события совершенно не могут быть связанны друг с другом. Удивление и благоговение, которые слышны в голосе незнакомца, могли бы стать хорошей причиной для издевки, но Луи не в том настроении, чтобы шутить. И перед тем, как он собирается ответить ему что-нибудь, наездник поправляет шляпу, и Луи видит его лицо. Да, он на самом деле, красивый, Его глаза зеленые, как трава, и его волосы ниспадают на скулы беспорядочными кудряшками. У него открытый честный взгляд, и он смотрит на Луи со смесью беспокойства и любопытства, ослепительных в своей искренности. - Люди имеют право рождаться в канун Рождества, это разрешено законом, - резко отвечает Луи, но его голос мягкий и в нем чувствуются смешинки. Этот парень настолько молодой, настолько непосредственный, настолько искренний в своих чувствах и эмоциях. В городе Луи еще не встречал таких людей. Наездник тихо смеется, наблюдая за Луи сияющими глазами. - Я думаю, это делает тебя особенным, - тепло говорит он, вновь протягивая руку, - Я Гарри. Гарри Стайлс. - Луи Томлинсон, - отвечает Луи, отвечая на рукопожатие. - Ты тот самый Луи, который остановился у Мэри и Артура, да? Племянник из Лондона. Луи не может сдержать удивленного смешка: - Да, это так. В вашей деревне быстро распространяются слухи. - Ты даже не представляешь, как. - храбро отвечает Гарри. Внезапно Гарри хмурится и его взгляд падает на пальто Луи. - Ты весь промок, давай, запрыгивай, - он хватает лошадь за поводья, таким образом, заставляя ее чуть-чуть наклониться, слегка двигается, освобождая место, и протягивает Луи ладонь. - Ты серьезно? – спрашивает Луи, глядя на это чудовище. Не то, чтобы он не умеет ездить верхом. Просто лучше бы ему этого не делать. Особенно, когда он видит лошадь первый раз в своей жизни. Это... непредсказуемые животные. - Гавейн хороший конь, он выдержит нас двоих. - Ты назвал его Гавейн? (Гавейн – рыцарь Круглого стола, племянник короля Артура. – прим.перев.) Гарри усмехается: - Для меня он кто - то вроде героя. Гарри щелкает пальцами, жестом приказывая Луи поторопиться, и Луи вздыхает. - Я действительно не так хотел провести свой день рождения, - бормочет он, хватаясь за пальцы Гарри. Он раньше не замечал, какие они тонкие и длинные, и его собственная рука кажется Луи крошечной. Это странно, и он чувствует трепет, и его словно пронзают миллионы искр. Он старается не думать об этом, и Гарри помогает забраться ему на седло. Лошадь начинает двигаться прежде, чем Луи усаживается окончательно, и Луи испуганно хватается за пальто Гарри, чтобы не упасть. - Ты там в порядке? Луи явственно слышит ухмылку в его голосе. Он думает, что это даже привлекательно, на самом деле. - Все нормально, - резко говорит Луи, потому что его достала эта погода, и эта лошадь, и особенно этот парень, обаяние которого переходит все границы; парень, который заставляет Луи делать что-то против собственной воли. Черт бы его побрал. Черт бы побрал все это. Луи должен просто уехать из этой дурацкой деревни, вот и все. Неохотно, Луи обвивает свои руки вокруг Гарри и цепляется за переднюю часть седла, старательно игнорируя тот факт, что Гарри пахнет корицей и пылью. И мокрой шерстью. Луи пытается сфокусироваться на этом. Гавейн переходит на быстрый темп, что-то типа легкого галопа, и дождь все также стоит стеной. Грязь разбрызгивается под копытами лошади, и хотя Луи не особо разбирается в сельскохозяйственных животных, но может точно сказать, что ей становится все труднее и труднее бороться с грязью и мокрой землей. Его опасения подтверждаются, когда он слышит, как Гарри разочарованно вздыхает. - Это опасно, - громко говорит он, и его голос растворяется в ненастной погоде, - нам нужно где-нибудь переждать дождь. Держись крепче. Гарри направляет лошадь по небольшой тропинке, усеянной камешками и ветками, проходящей вдоль лошадиных загонов, и Луи, сквозь густую пелену дождя, различает что-то типа кирпичного сарая, когда они сворачивают с дорожки. Он старый и продуваемый насквозь всеми ветрами, и дорога начинает выравниваться, когда они подъезжают к зданию. - Это моего друга, - объясняет Гарри, дергая лошадь за поводья, останавливаясь у сарайчика и соскальзывая с коня. Он протягивает руку Луи, но тот игнорирует этот жест, и ставит ногу на стремя, спрыгивая в грязь. Он тяжело приземляется, его ноги сводит от долгой верховой езды. - Твоя лошадь просто огромная, - бормочет он, стараясь не замечать поднятые уголки губ Гарри, как будто, он еле-еле сдерживается от смеха. Луи никогда не лез за словом в карман, и сейчас он даже не вспоминает об обычной вежливости. Особенно, когда рядом стоит такой парень, как Гарри, вечно всем довольный, оптимистичный, жизнерадостный, даже, несмотря на то, что он стоит под проливным дождем, и его коленки испачканы грязью. Он, возможно, просто не от мира сего. Или он сумасшедший. Или все сразу. Или, возможно, Луи просто разочарован тем, что ничего не может поделать с собой, и находит этого парня довольно необычным. Дверь сарая открыта нараспашку, и Гарри ведет Луи и своего коня внутрь. Там довольно просторно, но очень неуютно. Воздух сырой и затхлый, и мешки с сеном стоят у старых и тонких стен. Такое чувство, что этот сарай не используют для хранения, здесь нет ничего, кроме ржавых сельскохозяйственных принадлежностей и пустых лошадиных загонов. Дождь стучит по крыше сарая, и внезапно Луи понимает, как сильно он промок. Он вздрагивает, и когда поднимает глаза на Гарри, понимает, что тот смотрит на него в упор. Гарри отворачивается от него почти сразу, как только их взгляды встречаются, и ведет лошадь в стойло, привязывая ее. - Ты убьешь меня здесь, да? – мрачно спрашивает Луи, и выражение лица Гарри вспыхивает от удивления. - Прости? – невнятно бормочет он, одной рукой придерживая шляпу, как в дурацкой кинокомедии. Он словно написанная картина, портрет – в этой огромной шляпе и эффектном пальто, и дождевых каплях. Луи неопределенно пожимает плечами. - Я слышал, что в этой деревне практикуют каннибализм, разве нет? – невозмутимо отвечает Луи, и Гарри не отрываясь, смотрит на него, а потом вдруг расплывается в широкой улыбке. - Ты такой засранец, с ума сойти, - как ни в чем не бывало, говорит Гарри, и Луи не знает, какой ответ он ожидал от него, но точно не что-то типа такого. Ему катастрофически не хватает воздуха, когда он смотрит, как Гарри стягивает с себя шляпу. - Я и не знал, что в этой потрясающей деревне знают такие мерзкие словечки, - слабо отвечает Луи, немного приходя в себя. Гарри пожимает плечами. - Мы быстро учимся. Так что держись, - рассеянно добавляет Гарри, скорее больше для себя, чем для Луи, и начинает рыться в ближайшем мешке. Через мгновение он вытаскивает на свет божий старое толстое одеяло. - Мы используем его для пикников, - говорит он, передавая одеяло Луи, который без малейших пререканий принимает его. Он снимает с себя верхнюю одежду, оставаясь в брюках и майке, и накидывает одеяло себе на плечи. Тепло проникает ему под кожу, и это настоящее блаженство, и Луи откидывается к стене, чувствуя, как его раздражение постепенно улетучивается. И на самом деле, Гарри еще более удивителен, чем он мог себе представить. Ему нравится эта черта характера. - Спасибо, Гарри, - говорит Луи, поднимая голову. Он сидит, прислонившись спиной к лошадиному стойлу, накинув на себя пальто, - а как же ты? Гарри качает головой. - Мое пальто не промокает от воды,- говорит он, указывая на него, - моя одежда влажная только по краям. А ты выглядишь так, будто ловил рыбу в океане, на самом деле. - Очень смешно, - сердито говорит Луи, дергая за концы своего одеяла так, чтобы оно прикрывало его грудь. Он высовывает руки наружу, и белая мокрая ткань неприятно холодит кожу, когда он складывает ладони на животе. - Так что ты делаешь здесь, в конце концов? – спрашивает Гарри, и Луи пожимает плечами. - Наслаждаюсь тишиной и спокойствием, - Луи поднимает брови и смотрит на Гарри, - ты, конечно, может и не каннибал, но проводить время в сарае с незнакомцем я точно сегодня не планировал. - Прости, - говорит Гарри, и Луи не знает, серьезно ли он это, или просто шутит. - Ты тут не причем, - уступает Луи, потому что Гарри смотрит на него честными зелеными глазами, и ждет ответа, - я обязательно поговорю с этими лесными феями, которые отвечают за погоду, когда они заглянут ко мне на чай. - Неблагонадежные ублюдки, - мрачно отвечает Гарри, и Луи просто шокирован. Он смеется, сам того не понимая, и смотрит на Гарри. Наверное, Луи просто привык к другой компании, к другим людям, к бизнесменам и светским дамам, с которыми он постоянно общается. А этот парень – необычный, неправильный. - Итак, - жизнерадостно говорит Гарри, как будто для него это все – обычная ситуация, - расскажи мне о себе. Луи изо всех сил сдерживается, чтобы не закатить глаза, удобно устраиваясь у ближайшего мешка с сеном. Кусочки сухой травы уже прилипли к его мокрой майке. Когда он вернется домой, он, вероятно проведет пару приятных часов, избавляясь от них. - Если это все, о чем ты можешь спросить, я лучше промолчу, - голосом, полным сарказма, отвечает Луи. Он понимает, что ведет себя как настоящее дерьмо, но ничего не может с собой поделать. И, если быть честным, часть его просто хочет посмотреть на реакцию Гарри. Он ждет, что Гарри ответит ему, может быть, с долей иронии или издевки, или, может быть, он наконец-то растеряет всю свою глупую жизнерадостность. Но к удивлению Луи, Гарри просто ухмыляется. В его глазах есть что-то непонятное, какой-то отблеск, может быть, вызов, и он просто пожимает плечами и лезет в рюкзак. Луи понимает, что Гарри делает все несколько театрально, несколько вызывающе, когда достает из своей сумки книгу в кожаном переплете и встречается глазами с Луи. - Ну что ж, даже в таком случае мне будет нескучно, - говорит он, открывая книгу на странице с закладкой, и немного прислоняясь к стене. Луи не собирается принимать этот вызов. Луи совсем не обижается на этого очаровательного парня, который не хочет разговаривать с ним, и прекрасно чувствует себя наедине с книжкой. Луи совсем не заинтригован тем, что этот мальчик никак не реагирует на его дерзость и меткие словечки, как делают все остальные. Луи просто будет сидеть и ждать, когда дождь прекратится. Ливень гремит вокруг их сарайчика, и стены трясутся от сумасшедшего напора. - Скажи мне, что ты читаешь. Луи не контролирует себя, когда слова соскальзывают с его губ, и он проклинает собственную импульсивность. И почему он не может прикусить свой дурацкий язык? Гарри сияет, и слегка опускает книгу от своего лица, как будто он ждал, что Луи сломается. Как будто он знал, что Луи не выдержит. Его волосы ниспадают на глаза, и он выглядит чертовски довольным собой. Все это должно быть безумно смешно, но Луи, возможно, просто немного взволнован. В хорошем смысле. - Кольридж. Стихи. (Сэмюэль Тейлор Кольридж – английский поэт-романтик, выдающийся философ и критик своего времени. – прим. перев.) Луи нужно время, чтобы обдумать это. Гарри читает стихи. Нет, Гарри читает стихи, когда рядом с ним сидит агрессивный незнакомец, который не хочет разговаривать. Это невозможно. Луи осыпать его градом аплодисментов. Вместо этого, он решает сосредоточиться на поэзии, потому что Гарри, на самом деле, хочет этого. - Прочитай мне конец того стихотворения, на котором ты остановился. - Конец? Луи кивает: - Я люблю финальные части. Гарри замирает на мгновение, его широко распахнутые глаза сканируют Луи, с совершенно нечитаемым выражением. И затем, он облизывает губы и переводит взгляд на раскрытые страницы. Луи следит за его движениями с самого начала, и мечтает о том, чтобы он не распался здесь на молекулы, прямо как сырая земля, которая превращается в грязь под проливным дождем. - A damsel with a dulcimer in a vision once I saw. It was an Abyssinian maid, and on her dulcimer she played, singing of Mount Abora. «Стройно-звучные напевы Раз услышал я во сне, Абиссинской нежной девы, Певшей в ясной тишине, Под созвучья гуслей сонных, Многопевных, многозвонных, Ливших зов струны к струне. О, когда б я вспомнил взоры Девы, певшей мне во сне О Горе святой Аборы» (перевод К. Д. Бальмонта) Гарри смотрит на него нерешительно, как будто проверяя, все ли он делает правильно. Луи ободряюще улыбается и кивает, закрывая глаза. Голос Гарри медленный и звучный, когда он читает дальше, превращая слова в разноцветные образы, и Луи слушает. - “Could I revive within me her symphony and song, To such a deep delight t’would win me, that with music loud and long I would paint that dome in air That sunny dome! Those caves of ice! And all who heard should see them there, And all should cry, beware! Beware! His flashing eyes, his floating hair! Weave a circle round him thrice and close your eyes with holy dread For he on honeydew hath fed, And drunk the milk of Paradise.” «Дух мой вспыхнул бы в огне, Все возможно было б мне. В полнозвучные размеры Заключить тогда б я мог Эти льдистые пещеры, Этот солнечный чертог. Их все бы ясно увидали Над зыбью, полной звонов, дали, И крик пронесся б, как гроза: Сюда, скорей сюда, глядите, О, как горят его глаза! Пред песнопевцем взор склоните, И этой грезы слыша звон, Сомкнемся тесным хороводом, Затем что он воскормлен медом И млеком рая напоен!» (перевод К. Д. Бальмонта) Дождь молотит по крыше, ритмичный и бесконечный. Луи нужно время, чтобы понять, что Гарри уже закончил чтение. Он медленно открывает глаза, размышляя над тем, что увидит в этот раз. Это просто Гарри, который смотрит на него с застенчивой улыбкой и любопытным огоньком в глазах, с раскрытой книгой на его коленях. - Ну и как? Луи моргает: - Я не знаю, понял ли я все это, - наконец, говорит он, и Гарри смеется. - Может быть, это из-за того, что ты не хочешь услышать начало? - Начала всегда скучны, - мягко говорит Луи. Гарри просто тепло улыбается ему и переводит взгляд на книгу, лаская края страниц. - Он потерял кое-что, - говорит Гарри, обводя подушечками пальцев чернила, так, как будто это поможет ему разгадать все тайны этого мира, как будто это самое прекрасное в его жизни, - он потерял кое-что невероятно важное, и он знает, что никто никогда не поймет этого, и он никогда не сможет вернуть все обратно. - Это звучит грустно, - вставляет Луи, и Гарри кивает. - Для этого есть специальное слово в немецком – «Sehnsucht». Оно обозначает страстное желание, жажду найти что-то глубокое и настоящее, но что-то никому не известное. Гарри быстро переводит взгляд на книгу, и его щеки розовые, как будто он немного смущен. Он почти мгновенно отрывает глаза от страницы и наблюдает за дверцами сарая, которые дрожат и трясутся, разрываемые порывами ветра. Сейчас пришла очередь Луи сказать что-нибудь, но он даже не может пошевелить губами. Он чувствует невообразимую тяжесть на языке. Потому что он знает это чувство, знает наизусть, это как частичка его души, которую он никогда не разгадает до конца. Ему всегда было интересно, испытывал ли это чувство кто-нибудь еще, когда-нибудь, если, конечно, оно вообще человеческое, но он никогда, никогда не находил нужных слов, чтобы спросить. И вот сейчас он сидит здесь, с этим странным незнакомцем, который знает, как называется это чувство, и Луи словно ждал его, всю жизнь, просто ждал. Но это странно, думает Луи, чувствуя мурашки. И эти размышления не в силах помочь ему. Конечно, он думает не о ком-то, кого он встретил совсем недавно, неважно, какие красивые у него глаза, какой он удивительный сам по себе, и как легко его слова могут оглушить Луи, сразить наповал. Но это становится неважно, потому что Луи упустил свой шанс, и вот уже Гарри издает странный звук, какой-то призрачно-легкий смешок, и когда он поворачивается к Луи, его глаза сияют, а на лице разливается чувство спокойствия. - Итак, твой день рождения на Рождество. Это должно быть немного неприятно, да? Луи пытается не утонуть в собственном разочаровании, пытается не утонуть в осознании того, что он упустил нечто большое и важное. Вместо этого он усмехается и глубоко вздыхает. - Нет, на самом деле. Это просто двухдневный праздничный фестиваль во славу меня. - Это не понравилось бы Исусу, - отвечает Гарри и Луи фыркает, кивая. - И если сегодня твой день рождения, - продолжает Гарри, - то я должен тебе подарок. Луи чувствует, как недоверие разливается по его венам. Кто этот человек? - Конечно, особенно после того, как твое чудовище чуть не растоптало меня. Гарри улыбается, и в его глазах сияют игривые огоньки: - Тем более. Ну, так чего ты хочешь, Луи Томлинсон? Драгоценностей? Угощений? Какая-то навязчивая мысль застряла у Луи в голове, и он пытается избавиться от нее, но это не так-то просто, на самом деле. Дело в том, что через два дня он вернется обратно в Манчестер, в «большой смог», в его родной город. Вернется туда, где его мать и Элеонор терпеливо ждут своего часа, готовясь к предложению руки и сердца. Он не может бежать от себя все время. Он не может просто уходить от вопросов о своем будущем, которые загоняют его в угол. Времени мало. Вот оно что, на самом деле. Тревога накрывает его с головой, он просто, черт возьми, погряз в ней, и он просто хочет чего-то еще. И он определенно точно выходит из-под самоконтроля. Он решает забыть обо всем – об осторожности, о безопасности. - Поцелуй, - говорит Луи, чувствуя, что его сердце пробивает грудную клетку насквозь. Он может ошибаться, конечно, он может ошибаться, он может разрушить все к чертям, и вся его жизнь просто промелькнула перед его глазами. Но зачем ему такая жизнь, в которой он упустит свой шанс? Зачем ему такая жизнь, если он еще ни разу не делал что-то лично для самого себя? На мгновение лицо Гарри замирает с нечитаемым выражением. И затем медленно, словно восход солнца, на его губах начинает расцветать широкая улыбка. - Поцелуй? – нараспев говорит Гарри, поигрывая бровями, - Почему, Льюис, я и не знал, что ты мечтаешь об этом. Луи чувствует, как ему становится легче, словно он наконец-то сбросил многотонный груз со своих плеч, и волна страха, оглушающая его, исчезает, и он улыбается в ответ. - Ты же не откажешь человеку в последний день его свободы, правда? Гарри смотрит в одну сторону: - Свободы? Луи вздыхает и опирается спиной на стену сарая. - Моя мать приедет сюда сегодня на Рождество. И потом, на День Подарков, мы возвращаемся обратно в Манчестер. Возвращаемся обратно ко... всему. (День Подарков - Boxing Day – праздник, который отмечают 26 декабря в Великобритании и в ряде стран Британского содружества. - прим.перев.) Луи не пытается рассказать все подробно. Это сводит с ума, тащить слова друг за другом, заставлять свои губы рассказывать о тех вещах, от которых он бежит. Жизнь только и ждет, чтобы написать для него свою собственную историю, растерзать воздух своим собственным голосом. Он не хочет этого. - Луи, - он слышит, как тихо говорит Гарри, и когда он поднимает глаза, Гарри смотрит на него с мрачным выражением на лице, его брови почти что соединены, как будто он раненый зверь. Он смотрит на него не по-ястребиному хищно, не снисходительно, а с полным сочувствием. Как будто он все понимает. И Луи думает, что это действительно так. Луи закрывает глаза, пытаясь успокоиться и сосредоточиться на том, чтобы избавиться от вздымающейся тошноты у него внутри. И затем он чувствует ладонь у себя на колене, и когда открывает глаза, то видит Гарри, сидящего рядом с ним, и его глаза прожигают насквозь, и Луи не может поверить, что все это правда. Как будто Гарри видит всего Луи изнутри, каждую его часть, которую Луи пытается спрятать изо всех сил, скрываясь под сарказмом и глупыми шутками. Никто никогда не смотрел на него так. И затем Гарри осторожно приближается к нему, до тех пор, пока их губы не соприкасаются. Гарри нежный, решительный, и Луи думает, что они оба никогда не делали этого раньше. Луи снова закрывает глаза, разрешая Гарри вести. Гарри прижимает его сильнее, ближе, обнимает за плечи, и поцелуй становится глубже, длиннее, словно это последний поцелуй в их жизни. Луи хватает Гарри за рубашку, притягивая к себе, и желание несется по его венам. Гарри сильный, твердый и теплый, и Луи никогда еще не испытывал такого, ни одна девушка не дарила ему таких ощущений, выпрашивая поцелуи, когда они оставались наедине. Он привык быть медленным и благоразумным, но сейчас он переходит все границы. Что-то свирепое, что-то необузданное разливается в нем, что-то рычит внутри него, когда он тянет Гарри вниз, чтобы его колени находились по две стороны от ног Луи. Гарри сильно толкает Луи назад к стене, лаская одной рукой его волосы, проникая языком в его рот, и Луи издает странный звук, которым он определенно не гордился бы, если бы был в состоянии нормально формулировать свои мысли. Он заставляет себя оторваться от Гарри, чтобы просто посмотреть на него. Его щеки горят, глаза слегка остекленевшие, и он тяжело дышит, пока стоит на коленях, возвышаясь над Луи, и смотрит на него с удивлением, и голодом, и страхом, и желанием. - Гарри, - шепчет Луи, и Гарри не ждет, пока он договорит. Луи даже не знает, чем это все закончится. Он просто позволяет Гарри возвыситься над ним, и их губы встречаются снова, страстно, и они тянутся друг к другу, стирая пространство, пытаясь получить больше. Какие-то толчки, вспышками озаряют его сознание, и Луи думает «черт с ним», и не ищет никаких оправданий. Одна его рука до сих пор сжимает в кулаке рубашку Гарри, а вторая пробирается под ткань, лаская его тело. Он скользит пальцами по ребрам, слегка дотрагивается до соска, и чувство глубокого удовлетворения накрывает его с головой, когда он слышит, как Гарри издает непонятный звук ему в рот, прижимаясь ближе, отвечая на ласку. И ему нужно остановиться, прямо сейчас, ему нужно остановиться прежде, чем это выйдет из-под контроля. Он отрывается от Гарри, пытаясь не обращать внимания на недовольный стон, который тот издает. - Гарри, - выдыхает он, когда Гарри наклоняется, чтобы укусить его шею, - черт возьми, Гарри, мы не можем делать это. - Я могу делать это весь день,- отвечает Гарри в кожу Луи, и его язык рисует картины, в то время, как он целует его ключицы. Он на удивление яростный, он такой собственник, и это гораздо больше, чем Луи может принять. - Бог мой, ты сущее наказание, - вырывается у Луи, и он откидывает голову назад, чтобы дать Гарри больше пространства, не в состоянии контролировать себя. - Ты даже не знаешь, насколько, - Гарри рычит, и Луи практически стонет, и хватает Гарри за воротник, притягивая к себе, чтобы получить больше, чтобы поцеловать его снова, чтобы запомнить его вкус, тепло его губ и настойчивость языка. И затем он отталкивает его от себя, и Гарри отрывается от него, и падает у ног Луи, и выглядит как маленький побитый щенок. - Луи, - скулит он, и Луи качает головой. - Хватит, Гарри, - твердо говорит он, почти сердито. Ему интересно, выглядит ли он так же, как и Гарри, чьи волосы растрепаны, зрачки расширены и губы распухшие. Луи зажмуривается и пытается собрать собственные мысли воедино, пытается сделать так, чтобы кровь снова приливала к его голове. - Я не понимаю, - тихо говорит Гарри, и когда Луи открывает глаза, взгляд Гарри полон замешательства и страдания, и Луи чувствует, как что-то внутри него начинает сильно болеть. - Мы не можем продолжать больше, - вздыхает Луи, роняя голову на грудь, - иначе, я буду слишком сильно скучать по тебе. Он говорит это спокойно, и слова повисают в воздухе между ними. - Мне жаль, - говорит Гарри, и это последнее, о чем Луи мог подумать. - Пожалуйста, не надо, - твердо говорит Луи, глядя на Гарри, - я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. - Хорошо, - говорит Гарри и намек на улыбку появляется у него на губах, просто как начало чего-то, но шире, но больше, чем раньше. Затем он смотрит на крышу, широко распахнутыми глазами, и прислушивается. - Дождь уменьшился. Луи чувствует внезапную слабость в животе. Вот и все. Все закончилось. Они молчат, пока собирают вещи и выводят Гавейна из стойла. Дождя практически нет, просто туман, и Гарри смотрит на облака так, как будто они лично его оскорбили. Это невероятно очаровательно, и что-то внутри у Луи болит, когда он смотрит на него. - Тебе нужно идти по главной дороге примерно десять минут, и ты окажешься в самом центре деревни. - Гарри, - говорит Луи, но Гарри возится с поводьями Гавейна. - Я надеюсь, что там ты сможешь найти свой дом, и – - Гарри, - повторяет Луи, дотрагиваясь до его плеча. Он легко притягивает его к себе, и Гарри поворачивается к нему лицом. Господи, он такой юный, он выглядит намного моложе, чем Луи мог себе представить. - Я знаю, - выдыхает он, и смотрит Луи в глаза. Они падают в объятия друг друга, и это не поцелуй, нет, хотя Луи хотел бы – в последний раз, на прощание. Но Гарри обвивает его своими руками, притягивая ближе, и Луи дышит ему в шею. - У тебя все будет хорошо, Луи, - шепчет Гарри ему в лоб, и Луи слегка качает головой, почти раздраженно. - Откуда бы тебе знать, – говорит Луи, и Гарри наполовину фыркает, наполовину смеется. - Я знаю. Потому что если этого не произойдет с тобой, то у меня не будет вообще никаких шансов. Луи поднимает на него взгляд, и видит грусть в его глазах. И в этот момент Луи наплевать на все – он поднимается на носочки и целует Гарри в щеку. Просто один невинный поцелуй, и все. Он отходит назад, и смотрит, как Гарри запрыгивает на лошадь. С ними все будет в порядке. С ними должно быть все хорошо. - Я рад, что ты чуть не задавил меня своей лошадью, - бормочет Луи, и Гарри улыбается. - С днем рождения, Луи, - отвечает Гарри спокойно, поворачивая Гавейна по тропинке, ни разу не оглядываясь. Луи глубоко вздыхает. Воздух пахнет дождем, холод пронзает его острыми иголочками, когда он выдыхает туманное облако. Его ждет новая жизнь. С ними все будет в порядке. Сейчас просто не самое лучшее время, думает Судьба, наморщив лоб и прикусывая губу, стараясь не чувствовать себя так, словно она позволила этим мальчикам вновь отпустить друг друга.Лес Арденн, 1944
Судьба не отвернулась от них. Но в этом маленьком мире так много событий. И жизнь стольких людей буквально висит на ниточке. Этот выстрел заглушил шум, просто еще одна пуля среди сотен, тысячей, просто пуля, в морозный, грязный и дождливый вечер. Луи не слышит ее полет, не видит ее, и едва понимает, что поразило его, пока он не протягивает руку, чтобы вытащить это «что-то», но чувствует лишь ручейки крови и жгучую боль. Он выдыхает, обездвиженный, в снегу, под градом вражеских пуль. - Черт, - ругается он, и слышит, как Лиам задыхается рядом с ним: - Луи? - Черт, черт, черт, - шипит Луи сквозь зубы, боль пронзает все его тело, и перед глазами плывут белые круги. Он слышит шум в ушах, чувствует ладони Лиама на своих плечах, из-за чего боль только усиливается, и кто-то зовет врача. Стрельба начинается снова, и он зажмуривается, потому что это уже через край, это уже слишком. Он просто хочет, чтобы все затихло, он хочет лежать здесь, в снегу, и уже окончательно сдаться этой темноте, которая завладела его разумом. Кто-то обхватывает его за талию, ставит на ноги и тащит к ближайшей рощице. - Луи, ты можешь, черт возьми, помочь мне?- это Лиам пытается донести его, и Луи просто стонет, - ты не умираешь, ты, идиот, ты не умираешь, черт бы тебя побрал, ясно? Нотки его голоса слегка истеричные, и поэтому Луи не знает, верить ему или нет. Он думает, что, наверное, должен сказать Лиаму кое-что. - Тебе нужно продолжать борьбу, Ли, - слабо говорит он, пока Лиам сажает его спиной к бревну. Луи чувствует, что его голова откидывается на дерево, но слишком много сил надо приложить, чтобы открыть глаза и посмотреть, где они находятся. Он соткан из боли, холода и ужаса, и он изо всех сил старается не сойти с ума. Он слышит, что Лиам снова зовет врача и подходит ближе. - Я хочу пойти позвать на помощь. Оставайся здесь, Лу. - Конечно, я в любом случае останусь здесь, - тихо говорит Луи, пытаясь выдавить из себя смешок. Он чувствует перчатку Лиама на своей щеке. - Не веди себя как придурок. - Господи, ты можешь быть поласковей со мной, я практически умираю, – отвечает Луи и заставляет себя открыть глаза. Он видит Лиама, который со слезами смотрит на него. - Ты не умираешь, Лу. Не сейчас, по крайней мере, ладно? Постарайся держаться, - Лиам соединяет их лбы, зажмуривается, борясь с эмоциями, и затем отстраняется, делает шаг назад и уходит. Луи находится где-то между двух измерений, он дрейфует, как корабль среди льдин. Лиам был его якорем, всегда был, с того самого момента, как они познакомились, и Луи превратил этого серьезного мальчика в более расслабленного, более открытого, и того, кто знает, что его до сих пор любят, даже если он приклеил всю обувь в общежитии к спинкам кровати. И сейчас Луи остался наедине с морозом и снегом, лесом, покрытым льдом, и непрекращающимися выстрелами. Пули летят совсем рядом, но он потерял способность различать, с какой стороны идет наступление. Он кладет голову на снег и закрывает глаза. Сегодня его день рождения. Это мысль вспыхивает искрой в его голове. Это случилось в его день рождения. Какой еще идиот получает ранение в день его рождения? Темно, и еле уловимый металлический смертоносный шум, проникающий в его мысли, отрывает его реальности. Время идет. Снежинки падают ему на нос. Проходит еще несколько часов. - Рядовой? Еще одна встряска. Низкий глубокий голос, теплые руки дотрагиваются до его ледяных ног. - Рядовой Томлинсон, ты жив? Луи хрипло смеется, открывая глаза с большей энергией, на которую он мог рассчитывать. - Извини? Это доктор, смотрит на него сверху вниз, молодой и красивый, его каска слегка великовата для него, и она закрывает пол-лица. Но Луи замечает, что у него теплый взгляд и морщинки в уголках глаз. - Я буду считать это за «да», - отвечает доктор и внезапно перемещается на несколько шагов. Луи чувствует острую боль в бедре. - Черт возьми, - выдыхает он, и доктор виновато смотрит на него. - Морфий, - объясняет он, размахивая шприцом перед лицом Луи. - Ты мог бы сначала предупредить, - жалобно говорит Луи, но чувствует, как тепло растекается по его венам и боль в его плече слегка затихает. - Ну что ж, тогда я предупреждаю еще раз. - Что еще? – вырывается у Луи, и затем, доктор наклоняется и прижимает чистую ткань к его ране, надавливая всем телом, - господи! Доктор просто поднимает брови, одной рукой удерживая ткань, а второй достает пакетик плазмы и разрывает зубами упаковку. Он убирает тряпку, обрабатывает рану, и прижимает ткань снова. - Ты на самом деле не знаешь, что такое милосердие, да? – Луи стискивает зубы. - Клянусь тебе, знаю, и даже больше, - отмечает доктор, и его голос звучит как у человека, который только что совершил необычайное открытие. Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но его прерывают залпы огня, снова начавшие атаку. Луи думает, что звук выстрелов звучит немного дальше, чем раньше, и взгляд доктора подтверждает это. Он хмурится и бурчит себе под нос, когда снова поворачивается к Луи. - Где все? – спрашивает Луи, потому что кроме них с Лиамом, были еще и радист Найл, и капрал Малик, хотя, возможно, им пришлось уйти, чтобы скрыться от снайперов. Их войско должно быть рассеяно по всему лесу. Они были не так далеко от линии фронта, хотя, казалось, немцы окружили все вокруг. - Мы отрезаны, - бормочет Гарри, - наше подразделение находится сейчас на западной линии, так что единственный способ вернуться – это найти свободную землю. Ах, поле битвы, адское гребанное поле битвы. Час назад здесь лежал снег, а сейчас все залито кровью и усыпано пулями. Они пытались пройти сквозь него, они были в метрах от небольшой рощи деревьев, но этого не хватило. В противовес его собственным размышлениям, доктор вздыхает: - Мы можем застрять здесь на некоторое время. - Ну, думаю, не то, чтобы я рвусь в путь, - Луи хочет, чтобы его голос звучал более безразлично, более собранно и спокойно, но вместо этого, слова выходят с придыханием и в более высокой тональности. Он начинает чувствовать морфин в голове почти также ясно, как и в своем теле, но он все еще может думать, он все еще может почувствовать этот ужасный, внезапный, ясный момент, когда понимает, что значит быть отрезанным ото всех. Он истекает кровью. Он знает это. Он может почувствовать теплые капли, которые катятся по его руке, даже несмотря на усилия доктора. Он истечет кровью и упадет в обморок, без грелки или швов, или переливания, которое он мог бы получить в медпункте, но он умрет прямо здесь, сейчас, в снегу. Это абсолютно невероятно. Даже после всех его друзей, погибших на фронте. Даже после постоянных повторов про себя, что это может случиться и с ним. Это могло произойти в любой день, в любое время, возможно, ночью. Что-то сжимается внутри него, и ему кажется, как будто он тонет на суше, чувствуя головокружение и боль. Потому что сейчас, это происходит сейчас, и он понимает, что никогда еще так ясно не осознавал этого. Никогда, ни разу в жизни, он даже и представить себе не мог, что его жизнь закончится вот так. А потом еще одна мысль сплющивает его в лепешку, пронзает насквозь, мешая дышать. - Черт, а что, Лиам не собирается вернуться ко мне? – выдыхает он, глядя на доктора, который смотрит на него, наморщив лоб. - Лиам? Тот, который позвал меня? Рядовой Пейн? - Да, он. Самое лучшее имя для солдата, правда? Доктор опускает взгляд, на его лице застывает чувство вины. Как будто это именно его промах, его ошибка. - Он был задержан с другой стороны фронта. Мне очень жаль, Луи. Луи закусывает губу, вспоминая полные слез глаза Лиама, когда тот уходил в лес. Вот чем это было, оказывается. Прощанием. Он не может понять это до конца, не может отрегулировать весь процесс. Они были друзьями с первого дня обучения, просто два перепуганных ребенка, которые едва понимали, на что идут. Господи, ему нужно сосредоточиться на чем – то другом, иначе он окончательно упустит эту мысль. Теперь он понимает, откуда доктор знает его имя, очевидно, что Лиам сказал ему. Это немного нечестно, потому что – - Я не знаю, как тебя зовут, - с облегчением говорит Луи, потому что его голос не дрожит, хотя, конечно, должен, - но, в конце концов, я хочу знать, в чьих руках я умираю. Он не понимает, как умудряется шутить, сейчас, когда последняя тень бравады в его голосе рассеялась. Он звучит испуганно даже для своих собственных ушей, и он действительно не понимает, что действует на его сильнее – морфин или реальность, но на самом деле, ему все равно. - Ты не – - Хватит,- говорит Луи, на мгновение закрывая глаза, потому что держать их открытыми становится все труднее, - ты только что сказал мне, что мы отрезаны, то есть ты не потащишь меня обратно в наш лагерь. Мы оба знаем, что это значит. Пожалуйста, не надо мне врать. Луи кашляет, прерывая сам себя, его грудь болит там, где находится рана. Он еле-еле отмечает это, не из-за морфина или чего-то еще. Это неважно, когда Лиама больше нет с ним. Это неважно, когда Луи тоже скоро уйдет. Доктор молчит. Луи слышит его дыхание, и когда открывает глаза, видит, что он смотрит на него с невыразимой печалью на лице. Луи интересно, использует ли он этот взгляд для всех своих пациентов. Или только в особых случаях. В его лице есть что-то мягкое, нежное, может быть, как у молодого олененка. Это место явно не предназначено для таких мальчиков, как он. - Гарри, - спокойно говорит доктор, - меня зовут Гарри. - Приятно познакомиться, Гарри, - шепчет Луи, и без привычных искр сарказма, его голос звучит на удивление несчастно. Он делает усилие над собой. Он не собирается превратиться в лужицу, оплакивая самого себя, - а сейчас скажи мне, что парень вроде тебя забыл в таком отвратительном месте? Это заставляет Гарри засмеяться, и Луи нравится это. Он не должен позволить этим прекрасным, ярким глазам потухнуть вместе с ним. Это, наверное, его последнее задание, пока он держится из последних сил, собирая остатки энергии в единое целое. Это помогает ему сфокусироваться. Гарри, кажется, задумывается о чем-то на мгновение, как будто раздумывая. И затем в его глазах загораются яркие жизнерадостные огоньки. - Я думал провести каникулы в Европе, - медленно говорит он, и его рот изгибается в невероятной усмешке, и Луи даже не ожидал, что он способен на такое, - Посмотреть достопримечательности в разных городах. Я слышал, в это время года там довольно красиво. Луи слабо улыбается, не способный на нечто большее: - И как тебе здесь? - Ну, природа довольно неплоха, но эти гребанные немцы портят всю картину. Луи смеется, не в силах остановить себя, и сразу же сжимается от боли. Она все еще здесь, несмотря на морфин, тупая и бесконечная, но сейчас она вспыхивает с новой силой, заставляя Луи пережить несколько мучительных минут. Он чувствует какое-то давление на своем плече, и понимает, что Гарри пытается снова надавить на него, остановить кровь, вернуть все назад. - Это немного бессмысленно, знаешь, - шепчет Луи, - ты можешь отпустить его, если хочешь. - Я не хочу, - говорит Гарри, тихо, почти раздраженно, - я врач. Я должен помогать тебе. Луи смотрит на него, пристально, выпивая до дна, потому что это последний человек, которого он видит. Он не старше Луи, он возможно, даже, младше его на пару лет. И его родной дом находится в районе, который гораздо престижнее, чем Йоркшир. Луи интересно, скажет ли он хотя бы часть правды, если он спросит, добровольно ли этот мальчик пошел на войну. Попросился ли он в доктора сам или просто стал им случайно. Внезапно, ему становятся интересны миллионы вещей, с того момента, как он и этот мальчик стали вместе встречать их общий конец. - Расскажи мне о себе, Гарри. Гарри выглядит смущенным. - Ты хочешь – - Расскажи мне о своем доме, - говорит Луи, стараясь не обращать внимания на покалывание в глазах. Стараясь не обращать внимания на образы его матери, сестер, лучшего друга Стена. Он хочет взять свои воспоминания и утопить их, забыть о них. Он зажмуривается на мгновение, снова, просто на секунду, чтобы побороть все это. Он сможет пережить это чувство страшной потери, которое заполняет все его существо. Он может сделать это. Гарри пережидает очередной залп снарядов, прежде чем начать говорить: - Я вырос с моей мамой и старшей сестрой. Она чудесная, она волонтер, работает с военными беженцами, - он вздыхает и смотрит на свои пальцы, которое сжимают плечо Луи, но взгляд не сфокусирован и рассеян. Луи интересно, что сейчас стоит у него перед глазами. – Я читал Основы Права в Кембридже, жил в общежитии. Мой сосед Эд сейчас воюет где-то в Японии. Я скучаю по всем им. Я скучаю по дому. Он замирает на мгновение, и его голос немного дрожит, и Луи спрашивает сам себя, не слишком ли было жестоко спрашивать Гарри об этом, потому что его боль очевидна.Но прежде, чем он пытается остановить его, Гарри продолжает: - Я гулял по побережью в летние вечера. Я скучаю по этому. По лодкам, плывущим вверх и вниз по течению. По местному танцевальному клубу. Я скучаю по клубнике, - его голос становится сильнее, как будто воспоминания дают ему что-то, какую-то надежду. Он морщит нос, и нежность искрится в его глазах, - я скучаю по радио. Я скучаю по своей кошке. Луи ловит его взгляд и удивляется, как этому мальчику удается помнить все это с такой теплотой и ясностью. У Луи не осталось ничего, кроме бесконечного холода. - Мне жаль, что ты оказался здесь, Гарри, - мягко говорит он, но Гарри яростно качает головой: - Нет, я должен быть здесь, я должен помогать людям. Это лучшее, что я когда-либо делал. – Он смотрит на Луи, его лицо пылает. Это любопытно – насколько он экспрессивный, насколько выразительный, и как мгновенно его эмоции сменяют друг друга. – И ты тоже, Луи. Это лучшее, что ты сделал. - Я не знаю, - говорит Луи. Он звучит несколько потерянным, - я не знаю насчет этого, Гарри. Он не может остановить себя и вспоминает, сколько раз он стрелял. Он не знает, сколько людей погибло под его пулями. Ему интересно лишь, все ли они умерли в одиночестве. - Я рад, что ты рядом со мной, - вырывается у него. Он чувствует себя хрупким, таким чертовски усталым, что его губы еле шевелятся, - и мне жаль, что ты здесь, все равно. «Это неважно» - повторяет он сам себе, - «конечно, это неважно». - Мне тоже жаль, Луи, - спокойно отвечает Гарри и его слова пронзены искренностью. Он смотрит на Луи так, словно они знают друг друга всю жизнь, как будто он теряет самого близкого друга. Луи становится интересно, много ли видел Гарри людей, которые умирали, когда он пытался спасти их. Наверное, да. Наверное, это утомительно. - Ты должен найти Лиама. Он лучший человек, из всех кого я встречал когда-либо, он защитит тебя,- бормочет Луи. Ему хочется знать, где Лиам, далеко ли он, сражается ли он, чтобы вернуться обратно к Луи. Он не хочет думать о том, что произойдет, если он вернется к нему. Его мысли окутаны легкой дымкой, ему холодно, и он просто смотрит, как Гарри кивает. Смотрит, как слезы собираются у него на ресницах и ему любопытно, почему Гарри плачет из-за него. Он не хочет чувствовать слезы в своих собственных глазах. - Я опоздал, - бормочет Гарри, опустив глаза. - Чтобы спасти меня? – выдыхает Луи. - Нет, для... – Гарри спотыкается на полуслове, слегка сконфуженно, голос немного грубый, - нет, я...Я не знаю, что хотел сказать. Слезы текут по его щекам, и Луи хочет протянуть руку и смахнуть их. Он чувствует какую-то беспощадную нежность к Гарри в эту минуту. Он чувствует себя защищенным. Он чувствует себя в безопасности. Он чувствует абсолютную ноющую безнадежную тоску над тем, что они больше не будут вместе, и он хочет сфокусироваться, хочет продумать эту мысль до конца. Но ничего, думает он. Это пройдет. - Сегодня мой день рождения, - вместо этого говорит он, потому что никто не знает об этом, даже Лиам. Он не хотел праздновать его, пока снова не будет дома. Но ему кажется, что кто-то должен знать об этом. Может быть, это плохая идея, потому что Гарри выглядит слегка подавленным, и в его заплаканных глазах Луи видит все, о чем он пытался сказать раньше. Это неважно. Луи просто уйдет, прямо сейчас. Он поднимает глаза, чтобы не видеть слез Гарри и смотрит на верхушки деревьев. Ночь поглотила все, звезды спрятались под бесконечное море облаков. - Ты был прав. Здесь очень красиво, - говорит он, наблюдая за тем, как ледяной ветер колышет ветки деревьев, - ты мог бы вернуться сюда. Когда все закончится. Краем глаза он замечает, что Гарри кивает, но у него просто нет сил повернуть голову. Деревья движутся непрерывно, бесконечно, соприкасаясь друг с другом, как волны во время прилива, и небо дрожит от выстрелов, затихающих в раскате грома. Судьба отворачивается. Она не хочет смотреть на то, как свет гаснет в глазах Луи. И она не хочет смотреть на отчаяние и боль, раздирающие Гарри изнутри; он будет всю жизнь испытывать это глубокое, лихорадочное чувство потери, хотя и до конца так до конца и не поймет, почему. В следующий раз, думает Она, закрывая глаза, давая молчаливое обещание самой себе. В следующий раз Она все сделает правильно. Она задолжала этим мальчикам.Лондон, 2013
- Потому что, - говорит Луи, глядя на своего друга сверху вниз, - это мой день рождения. - Он практически закончился, - отзывается Зейн с дивана, и Луи показывает ему средний палец, не удостаивая даже взглядом. - Конечно, это твой день рождения, - вяло отвечает Лиам, игнорируя Зейна, который закидывает бумажный стаканчик в корзину для мусора. Не то, чтобы это была шумная вечеринка, они в любом случае были не в состоянии разместить более двадцати человек, - поэтому ты должен выбрать, кому из нас нужно пойти в магазин. - Поправочка: ты должен выбрать Лиама, - Найл плюхается рядом с Зейном, и затем добавляет «да», совершая несколько удачных действий в игре, которой они заняты. Луи качает головой, уже зашнуровывая ботинки: - Я пойду, я чувствую, что это необходимо, - он поднимает голову, глядя на Найла и Зейна, по-прежнему увлеченных игрой в Икс-Бокс, удобно расположившись в их с Лиамом квартире, - вы, лентяи, не имеете ни малейшего желания идти домой, да? - Именно, - неопределенно отвечает Найл, не отрывая взгляд от экрана телевизора. Луи закатывает глаза. С тех пор, как их семьи стали возвращаться на Рождество в родные места, это не первое утро, которое они встречают вчетвером. Он мог бы притвориться, что ему надоело, но честно говоря, это наоборот заставляет Луи испытывать чувство теплоты и защищенности, это наоборот придает волшебство рождественскому утру, несмотря на то, что он думал, что это чувство осталось в далеком детстве. Луи выходит из квартиры и попадает под шквал холодного воздуха, игнорируя слабые протесты Лиама. До винного магазина всего три квартала, и он закрывается ровно в полночь. Луи надо бы поторопиться. Он запахивает свое пальто, проходя по тихим и темным улицам. Сейчас почти 11-30 в Канун Рождества, и весь мир уже лег спать, хотя, Луи уверен, что он мог бы сейчас найти шумную вечеринку где-нибудь поблизости. На земле блестит тонкий слой льда, и Луи боится поскользнуться. Господи, в детстве легкий снегопад казался ему чудом, а сейчас это просто еще одна угроза здоровью. Ему нужны чертовы коньки, чтобы пройти через это без дальнейших последствий. Когда он добирается до магазинчика, какая-то приятная мелодия разливается в воздухе, приветствуя его. Она становится громче, когда он приближается, и это чей-то голос, низкий и глубокий, с небольшой хрипотцой, и он легко взлетает по октавам, и у Луи по спине бегут мурашки от этой прекрасной мелодии. Он не может сдержать улыбку, и когда переходит дорогу, слова песни становятся все более отчетливыми: “When we finally kiss goodnight, how I hate going out in the storm. But if you really hold me tight, all the way home I’ll be warm.” "И когда мы уже поцеловались на ночь, как же я могу выйти на улицу в такую непогоду. Но если ты крепко меня обнимешь, мне будет тепло всю дорогу домой". Он задыхается от смеха, и замирает, потому что он стоит рядом с магазинчиком, и песня льется именно оттуда. Он ждет на пороге, ждет окончания песни. “Oh the fire is slowly dying, and my dear we’re still goodbyeing. But as long as you love me so, let it snow let it snow let it snow.” Ох, и пламя медленно гаснет, и любовь моя, мы все еще прощаемся друг с другом. Но пока ты все еще любишь меня, пусть идет снег, пусть идет снег. Голос замирает в тишине и Луи открывает дверь, заходя в магазин под звон крошечного колокольчика. Он застывает в недоумении, когда его взгляд падает на сотни оленьих рогов из пенопласта, подпрыгивающих за прилавком. - Э, - заикается он, и рога взлетают вверх, являя их владельца на свет божий, когда тот показывается из-под стола и выпрямляется. И хм. – Привет. - Привет, - улыбается парень, и Луи не знает, что сказать еще, потому что его глаза такие зеленые, и волосы такие кудрявые, и то, как его белая футболка обтягивает его плечи и открывает грудь – это сводит с ума. Он на самом деле очень красивый, ослепительный в своей простоте, и его улыбка полна искренности. В нем есть что-то такое, что вдохновляло бы поэтов-романтиков. Луи сражен наповал странным чувством дежа-вю. Он мысленно одергивает себя, пытаясь собрать мысли в единое целое. Это нечестно, на самом деле. Луи просто хотел купить бутылку дешевого вина. Луи не должен был встретиться с этим чертовым прекрасным созданием, стоящим перед ним. - Ты пел, - вырывается у Луи, в то время как его глаза, игнорируя судорожные предостережения мозга о поиске самообладания, останавливаются на татуировках этого мальчика, на руках и груди. Парень кивает, и его рога покачиваются вместе с ним. Он, кажется, совсем не стесняется их. В любом случае, такое чувство, что он наслаждается компанией Луи. - Ты слышал? Ох, - застенчиво говорит он, его голос низкий и тягучий, как медовое вино, и на его щеках появляются ямочки. Луи думает, что это достаточно жестокое дополнение к восторгу и вожделению, которые кружатся в водовороте его мыслей. - Я знаю тебя, - нерешительно говорит Гарри, в то время как его глаза сканируют Луи, и на лице застывает неопределенное выражение. Луи морщит лоб и качает головой, встречая неуверенный взгляд. - Я так не думаю, - отвечает Луи, потому что, он, конечно, может чувствовать то же самое, прямо сейчас, но это еще не доказательство того, что он прав. Он уверен на все сто процентов, что запомнил бы этого парня. Он переводит взгляд на бейджик на его футболке. - Я Луи. А ты... Гарри, - Луи читает вслух, как будто он пятиклассник, пробуя незнакомое слово на вкус. Господи, и когда же симпатичная мордашка заставляла его так сильно потерять над собой контроль? - Это я, - говорит парень, - и я здесь, чтобы удовлетворить все ваши потребности, связанные с покупкой спиртных напитков в этот чудесный вечер. Луи фыркает от смеха: - И ты на удивление жизнерадостен для кого-то, кто работает в канун Рождества. Гарри пожимает плечами: - У меня нет никаких планов на завтра. Моя семья в Чешире, а я не могу позволить себе поехать туда. Тяжелая жизнь нищего студента. - Да, я хорошо знаю, что это такое, - сухо говорит Луи, - и вот почему я сегодня стою здесь, и хочу купить хорошее вино в картонной коробке. - О, так месье желает белое или красное? – говорит Гарри с французским акцентом. Гарри, видимо, невероятный придурок. И оленьи рога являются еще одним доказательством. Ладно, пусть. Это даже очаровательно. - Какое угодно, лишь бы только оно скрасило горький вкус всем недовольной юности, - отвечает Луи, и смех Гарри разлетается по магазину, и Гарри задыхается, когда он отходит от прилавка и наклоняется к нижней полке на соседней стене. Он бросает быстрый взгляд на Луи, словно проверяя, является ли Луи человеком, который хорошо разбирается в винах. - Да, я думаю, Шардоне 2013-го года должно подойти, - говорит Гарри, все еще с дурацким акцентом, но тот пропадает, когда он добавляет, - и плюс ко всему, оно стоит всего три фута. Луи морщится: - Боже мой, наверное, я должен купить что-нибудь подороже. Я не уверен, что смогу доверять вину, которое стоит меньше, чем готова еда в «Теско». Гарри тянется и достает бутылку белого вина с нижней полки, и ставит ее на прилавок. - Вообще, это вино стоит десять футов, но я дам тебе скидку сотрудника, и ты можешь купить его за полцены. Не хотел бы, чтобы ты провел Рождество в больнице с больной печенью. Луи не может не смотреть на него, чувствуя, как в воздухе витает что-то необычное. Он вздрагивает и театрально прикладывает руку к груди. - Ты что, хочешь, чтобы я напился до чертиков? – шокировано спрашивает он, и Гарри смешно откидывает свои оленьи рога назад, наклонившись вперед с оскорбленным видом, который, кстати говоря, немедленно исчезает, потому что в его глазах искрятся смешинки: - Я просто ничтожество для человека, который знает толк в дешевых винах. Луи вздыхает: - Ты очаровательный, Гарри, но меня нельзя так просто взять и купить на один вечер за дорогую бутылку вина. Что я тебе, мальчик, что ли? И это происходит, удивленно думает Луи, когда слова вырываются из его губ, потому что не только Гарри флиртует с ним, но и он флиртует с Гарри, а в этом деле Луи всегда испытывает огромные неудобства. Большинство парней не находят драматизацию и мягкие шутки настолько притягательными, как считает Луи, но Гарри – Гарри в игре. - Я уверен, что каждую ночь тебя поджидают шампанское и трюфели, определенно, - отвечает Гарри, его губы искривляются в усмешке, и он на самом деле излучает тепло, всем своим существом. Его щеки немного розовые, в то время как он начинает пробивать покупку, и Луи случайно облокачивается на прилавок, наблюдая за его работой. Его руки просто огромные. На самом деле, огромные. Мысли Луи спешат куда-то в ужасно, ужасно бесполезном направлении. - Итак, пение, - говорит Луи, возвращаясь на землю, вытаскивая деньги, - ты хорош. Правда, хорош. Ты мог бы стать знаменитым. Гарри медленно качает головой: - Я не знаю. Я думал об этом, то есть, я учусь бизнесу, и я ненавижу учебу. Но просто уйти мне кажется... страшным. – Он замирает на мгновение и моргает, - извини, это было чересчур? На самом деле, Луи был бы в восторге, если бы Гарри рассказал ему, что он ел на ланч весь этот месяц, чтобы только поддержать разговор. Но он решает, что, возможно, лучше оставить эту мысль при себе. - Вовсе нет. И в твоем страхе нет ничего плохого, - говорит Луи вместо этого, и Гарри наклоняет голову, словно обдумывая его слова. -Возможно, и нет, - задумчиво отвечает Гарри, - иногда я бросаю вызов сам себе, чтобы сделать то, чего я боюсь. Хотя, конечно, иногда это не срабатывает. Он пожимает плечами, и Луи многозначительно постукивает пальцем по прилавку. - Возможно, и нет. Но я думал именно об этом, когда переехал в Лондон. Все может казаться невероятным, пока ты не начнешь действовать. И тогда неважно, чего ты боишься. Все становится на свои места. Гарри фыркает: - Прекрасные слова. У тебя такие глубокие мысли, Луи. - У меня богатый внутренний мир, - бодро отвечает Луи. - Я однажды почти то прошел прослушивание на Икс-Факторе, - беспечно говорит Гарри, и в его глазах загорается непонятный огонек, когда он заворачивает бутылку в прочный коричневый пакет, - это было послание судьбы, знаешь, ну как звезды выстроились в ряд. - И что случилось? - Я проспал, - со смешком говорит Гарри, - прямо день прослушивания. Он смотрит на Луи, чей взгляд слишком серьезен, и Луи замечает, как в глазах Гарри отражается что-то. - Что? - Я просто... – Луи хмурится, - я просто тоже решил пойти на прослушивание, однажды. Но мой друг пошел туда днем раньше и ему отказали, а он был в пятьдесят раз лучше меня. И в последнюю минуту я струсил, - Луи моргает, удивленный словами, которые соскальзывают с его языка. Гарри тоже смотрит на него, и они пойманы, как мухи в паутину, на странном совпадении. - Хорошо, на счет три, скажи мне, в каком это было году. Луи морщится, но соглашается. Гарри спокойно считает до трех, и после, они оба в унисон говорят: - Две тысячи десятый. Звенящая тишина накрывает их с головой, как будто сейчас произошло что-то важное, что Луи до сих не может понять. Он чувствует, как его спину пронзают миллионы иголочек, и его грудь сжимается. А потом Гарри смеется и его смех словно снимает заклятие. - Мы должны были встретиться, - радостно говорит Гарри, и Луи усмехается. - Тем не менее, мы встретились сегодня, - отвечает Луи, потому что ему это кажется важным, - на мой двадцать второй день рождения, представь себе. - Сегодня твой день рождения? – недоверчиво спрашивает Гарри, и Луи кивает, бросая взгляд на часы: - Да, хотя от него осталось всего семь минут. - Дерьмо, я должен закрыть магазин, - начинает Гарри, - это займет всего минуту. Он осторожно переводит взгляд на Луи: - Ты можешь подождать? Я не хочу заканчивать наш разговор. Он смотрит на Луи нерешительно, и его очаровательная манера поведения слегка меняется, становится более боязливой, и Луи размышляет над тем, как Гарри бросает вызов сам себе, чтобы сделать то, чего он боится. Ему любопытно, бросил ли Гарри вызов сам себе, для того, чтобы набраться смелости и спросить его об этом. Но это неважно. Этот невероятный мальчик хочет, чтобы он подождал, и Луи просто не может поверить в свою счастливую звезду. - Конечно, - отвечает Луи. Он хватает свою бутылку вина и выходит на улицу, ежась под пронизывающим ветром, обхватывая себя руками, садясь на бордюр и наблюдая за городскими огнями. Он удивляется тому, как он раньше никогда не встречал Гарри, хотя бы в этом же самом магазине. На мгновение, Луи думает, что они все-таки пересекались друг с другом, вот почему Гарри кажется таким знакомым. Но их диалог, то, как они находят общие темы, определенно, Луи не смог бы забыть об этом. Такое чувство, что рядом с Гарри его мир увеличивается в два раза. Дверь распахивается через мгновение, и Гарри выходит на улицу, сжимая ключи в кулаке, и запирает дверь. Когда он заканчивает возиться с замком, то поворачивается к Луи, с сияющим лицом, как будто он на самом деле удивлен тем фактом, что Луи остался. И он снял свои оленьи рога. Луи чувствует мягкий укол грусти в связи с их утратой. - Ты здесь, - счастливо тянет Гарри, и Луи корчит рожицу. - Ты же попросил меня, - он отвечает, так, как будто это очевидно. Это очевидно. Он хочет знать, почему, но, наверное, он будет спрашивать его об этом. - Я знаю, но, - жесты Гарри широкие и бессмысленные, - я только что продал тебе бутылку вина, и вероятно, тебе есть куда пойти. - Ты живешь недалеко отсюда, да? – спрашивает Луи, и Гарри кивает. – Хорошо, тогда вот что. Почему бы тебе не проводить меня? Гарри сияет и протягивает Луи руку, помогая ему встать с бордюра. Он сгибает свой локоть в изысканной манере, предлагая его Луи, и Луи понимает, что они будут идти практически рука об руку. - Ты странный, Гарри, - говорит Луи, тем не менее, цепляясь за его локоть. Это немножко по-королевски, это всегда смешно. - Может быть, - отвечает Гарри. Он поднимает запястье к глазам и смотрит на часы и внезапно резко останавливается прямо посреди дороги. Слава Богу, машин почти нет, но Луи все равно немного нервничает. - Что? – спрашивает Луи, вытягивая шею, чтобы посмотреть на Гарри, и Гарри опускает руку и смотрит на Луи безумными глазами: - Луи, твой день рождения заканчивается через одну минуту. Быстро, - командует он, как будто от этого зависит вся его дальнейшая жизнь. - Быстро что? – растерянно спрашивает Луи, и Гарри трясет головой. - Я не знаю! – его волосы растрепанные и глаза просто огромные, и он выглядит очень смешно, - сделай что-нибудь! - Сделать что-нибудь? – слабо повторяет Луи, не в силах удержаться от смеха, - сделать что, Гарри? - Что-нибудь, чтобы запомнить это! Запомнить твой – придурок. – Гарри опускает запястье, и Луи следит за ним глазами, отмечая, что на часах уже полночь. Гарри выглядит немного разочарованным. – Мы упустили момент. - Это ты упустил момент. У меня была праздничная вечеринка днем раньше. Кроме того, - говорит Луи, - сегодня Рождество. Самый волшебный день в году. - День рождения лучше, чем Рождество, - говорит Гарри, надув губы. Луи нежно качает головой. - Неправда, особенно, когда они следуют друг за другом. С Рождеством, Гарри, - и он улыбается, добавляя насмешливо, - быстро, сделай что-нибудь! - Что? - Что-нибудь, чтобы запомнить это событие! – отвечает Луи, с нежной издевкой, ловя отражение в его зрачках. Свет фонарей освещает его глаза, и незнакомое выражение замирает на его лице, что-то вроде решительности и определенности, как будто он ждет, что Луи остановит его, запретит сделать то, что он хочет. - Что? – нервно спрашивает Луи, и кажется, Гарри принимает решение. - Я просто бросаю себе вызов, - говорит Гарри. И затем он делает пару шагов вперед, чуть-чуть наклоняется и целует Луи. Это как колокольный звон внезапным шоком разносится по ночным улицам, как будто вокруг них взрываются бомбы. Или это все происходит внутри Луи, он просто не уверен в этом сейчас, в эту минуту. Губы Гарри немного потрескавшиеся от холода, но Луи все равно, потому что его накрывает с головой чувство того, как они близко, как одна его ладонь нежно лежит на груди Гарри, а другая все еще держит бутылку с вином. И каким правильным кажется это чувство, что настоящее безумие, учитывая все обстоятельства. Гарри целует Луи мягко, нежно, сладко и медленно, и затем отрывается от него. - Это, - говорит он, немного ошеломленный, - это нормально? Я встретил тебя пятнадцать минут назад, о мой бог, прости, я просто хотел – Прежде, чем Луи успевает собрать его слова воедино, Гарри обрывает себя на полуслове и смотрит за плечо Луи. Шок отражается на его лице, и он резко хватает Луи за пальто. Затуманенный поцелуем мозг Луи думает, что он просто решил пойти на второй круг, но затем его ослепляют фары огромного автомобиля и оглушающий звук разрывает тишину, и Луи чувствует, что его тянут куда-то в сторону тротуара. - Господи, - задыхается Гарри, когда они пытаются найти равновесие, отпуская от себя Луи. Луи поворачивает голову и видит, как автомобиль несется по улице, на слишком большой скорости, нарушая всевозможные правила. Это одна из тех неприятно-больших 4WDs (марка машины Toyota – прим. перев.), которые бесполезны для городских трасс. Он был на волосок от смерти в автомобильной катастрофе. Луи нужно пару мгновений, чтобы разложить все по полочкам. Когда он в полной мере осознает произошедшее, то поворачивается к Гарри, который сидит, сгорбившись, уронив руки на колени. Он смотрит на Луи широко распахнутыми глазами, на дне которых плещется недоумение, словно он не может поверить, в то, что сейчас произошло, и в то Луи до сих здесь. - Ты спас меня, - медленно говорит Луи, слова отпечатываются в его мозгу, когда он произносит их. Гарри качает головой. - Это моя вина, это я целовал тебя посередине дороги. - Это неважно, - говорит Луи пренебрежительным тоном, - это может быть и моя вина тоже, я совершенно точно был не против этого. Он не может сдержаться от улыбки, чувствуя, как она освещает все его существо, согревает его. - Ты спас меня, - снова говорит он, хватаясь за пальто Гарри, сжимая в кулаке лацканы, заставляя его встать. Их губы снова встречаются, и Луи притягивает Гарри к себе, с открытым ртом, целуя его. Искры обжигают его изнутри, когда Гарри тянется к нему, скользя языком по его зубам. Гарри издает странный тихий звук в поцелуй, когда одна его рука дотрагивается до затылка Луи и Луи вздыхает на его прикосновение, от этой легкой интимности. Это так естественно, целовать Гарри, как будто Луи целовал его сотни раз. Как будто Гарри – это его часть, часть, которую он давно потерял, и нашел только что, и теперь они как будто воссоединились. Черт, и откуда у него эти мысли? Когда они отрываются друг от друга, щеки Гарри невозможно розовые, а волосы растрепанные, и он смотрит так, как будто его ударили по голове. - Итак, кто-то западает на супер героев, да? – говорит он, и Луи легонько бьет его по плечу. - Ты разрушил момент, - жалобно скулит он, и Гарри смеется, его тело дрожит, когда он прижимается к Луи, - кроме того, я запал на тебя с того самого момента, как услышал твое пение. Так что, твои сияющие рыцарские доспехи просто дополнительный бонус. Он улыбается, когда слова выскальзывают из его губ, их лица так близко, и он может увидеть искры в глазах Гарри, когда тот ласково смотрит на него. - Я встретил тебя пятнадцать минут назад, - медленно говорит Гарри, второй раз за вечер, и в его голосе нет панического ужаса, просто удивление, недоверчивость и благоговение, и Луи понимает его. - Я знаю, - спокойно отвечает Луи, - но мне так не кажется. - Должно быть, это магия Рождества, - театрально говорит Гарри, удерживая серьезное выражение на своем лице на секунду дольше, чем предполагает Луи, и затем задыхается от смеха. Луи не может удержаться и тоже начинает смеяться, прислоняясь к ключице Гарри, выпуская смешок ему в шею. - Как хорошо, что мы выпили все вино на своей вечеринке - говорит он. - Это судьба, - говорит Гарри, и Луи смотрит на него снизу вверх, кивая. - Судьба, - подтверждает он, сияя, - ты что-то вроде ходячей безупречности, ты в курсе? - Да. Но ты не можешь так говорить. Ты почти не знаешь меня. - Я знаю, - говорит Луи, и это может быть правдой, хотя бы немножко, потому что Гарри красовался оленьими рогами на работе, и пел рождественские песни, когда никого не было рядом, и он дал совершенно незнакомому человеку скидочную карточку, и попросил Луи остаться. Он осмелился поцеловать его прямо посереди дороги, чтобы отметить начало его двадцать второго года, и вытащил его из-под колес проезжавшего автомобиля. Гарри верит в судьбу, и магию дней рождений, и рождественские чудеса, и – - Какая у меня фамилия? – спрашивает Гарри, и улыбка Луи слабеет, но только на миг. - Это детали, - говорит он, пренебрежительно размахивая бутылкой вина, - моя Томлинсон, между прочим. - Стайлс, - отвечает Гарри, и Луи усмехается. - Проведи со мной Рождество, Гарри Стайлс. Гарри смеется и замирает, словно не в силах поверить: - Что? - Ты же сказал, что у тебя нет никаких планов. Мы с друзьями просто будем зависать на квартире. Возможно, мы напьемся и будем рассказывать друг другу грязные шутки. Мы договоримся посмотреть боевик, а потом кто-нибудь включит «Реальную любовь». И это будет намного лучше – с тобой. - На самом деле, это потрясающе, - говорит Гарри, и выражение его лица мягкое, но нерешительное, и он все еще прижимается к Луи. – Луи. - Гарри, - сурово отвечает Луи. - Мы не можем пойти на наше первое свидание в Рождество. - Почему? - Это неприлично, - отвечает Гарри, с широким взмахом руки. - То есть, ты поцеловал меня посреди улицы, не спрашивая разрешения, но теперь ты боишься сделать следующий шаг? Стыд и позор тебе, Гарри Стайлс! – нежно говорит Луи, высовывая язык. - Ты невозможен, Луи. Люди говорят тебе об этом? Я уверен, что говорят, - глаза Гарри все еще улыбаются, и уголки губ до сих пор приподняты, хотя выражение его лица немного задумчивое, - разве тебе не страшно? - Что должно быть страшно? – спрашивает Луи. Гарри пожимает плечами: - Вдруг у нас ничего не получится. Луи не отрываясь, смотрит на него. - Я думаю, ты заглядываешь слишком далеко, Стайлс. Я просто приглашаю тебя на ланч. Он вращает бровями и Гарри бьет его по плечу. - Луи! Луи вздыхает, опуская взгляд вниз, на свои ботинки, размышляя над всей непредсказуемостью этого мира. Над всей непредсказуемостью этой ночи. О том, что он совершенно не волнуется по поводу встречи с Гарри или Рождественской суеты или вообще, чего угодно. Он чувствует себя спокойным, счастливым, сосредоточенным. Он чувствует себя хорошо. - Ладно, - говорит он, поднимая голову, чтобы встретиться взглядом с Гарри, и замечает, что в его глазах мерцает искра сомнения, как солнце в дождливый день, и это значит, Гарри думает, что Луи сдается. Нет, это значит, что Гарри не хочет, чтобы Луи сдался, и это все, что нужно Луи сейчас. - Меня зовут Луи Уильям Томлинсон. Я родился в Донкастере, в канун Рождества, в 1991 году и я учусь на преподавателя английского. Мой любимый фильм «Бриолин» и в свободное время я катаюсь на скейте. Я люблю дождь, фейерверки и суши. Я не доверяю компании Apple, и я плачу, когда смотрю военные документальные фильмы. Я бы хотел завести кота, но у моего соседа по квартире аллергия. И я не могу начать свой день без чашки чая, - Луи останавливается, задыхаясь. Гарри смотрит на него, с нечитаемым выражением на лице, но есть что-то такое в его глазах, что Луи знает наизусть. Луи делает вдох. Он почти на финише. – Я думаю, ты красив, Гарри Стайлс. Все в тебе красиво. И мне не нужны часы, дни или месяцы, чтобы понять, что я хотел бы любоваться тобой, если ты разрешишь мне. Так соглашайся пойти со мной на этот чертов рождественский обед, пожалуйста, и спасибо. Тишина длится всего мгновение, а потом Гарри смеется, просто смеется и кладет свои руки Луи на плечи, когда их губы встречаются на полпути, и этот поцелуй глубокий, как вселенная, и такой откровенно-интимный, что их ресницы щекочут щеки друг друга. - Хорошо, - в конце концов говорит Гарри, и их губы до сих соприкасаются, хотя они уже оторвались друг от друга. Гарри прижимается своим лбом к Луи, - хорошо, Луи Томлинсон. - Да! - шепчет Луи, сжимая кулак, изображая победный жест, - я знал это! Ты запал на меня, правда, Стайлс? Боже мой, как ты мог, я же встретил тебя только сегодня, ты идиот! Он не может перестать улыбаться, кажется, это заполняет все его существо, как будто улыбка больше никогда, никогда в жизни не сойдет с его губ. Словно его разорвали на части, слепили снова и не оставили ничего, кроме света и счастья. И когда он видит, как ослепительно сияет улыбка Гарри, от которой, вероятно, уголки его губ будут болеть, он понимает, что вот оно – то самое. Не то, чтобы он знал, что это. Но он уверен на все сто процентов – это оно.Here, when I say I never want to be without you, somewhere else I am saying I never want to be without you again. And when I touch you in each of the places we meet, in all of the lives we are, it's with hands that are dying and resurrected. When I don't touch you it's a mistake in any life, in each place and forever.
Bob Hicok, ‘Other Lives and Dimensions and Finally a Love Poem’
Послушай меня, когда я говорю, что не хочу быть без тебя, где-то в другом месте я произношу эти слова еще раз: я не хочу быть без тебя. И когда я прикасаюсь к тебе в каждом из тех мест, где мы встречали друг друга, в каждом из миров, руками, которые умирали и воскресали. И когда я не прикасаюсь к тебе, то совершаю самую большую ошибку в каждой прожитой жизни везде и навсегда.