Пока ты дышал, все было в порядке.

Если никто не замечает твоих страданий, никто и подавно не заметит твоей кончины. Понимаешь?(с)

Поле боя. Сожжённая огнем войны земля, усыпанная грудами мертвых тел, орошенная бордовыми реками крови, что журчащими водопадами стекают с холмов, теряясь между лесных тропинок и питая корни деревьев. Последние вдохи умирающих, последний стук их сердца, последние взгляды стеклянных глаз на алый рассвет. Они больше никогда не увидят солнца, не услышат пения птиц и голосов своих родных, никогда больше не почувствуют тепло - теперь их удел одиночество и темнота, холод и непроницаемая тишина. Сквозь пыль борьбы, осевшую на землю, продвигается человек, воспринимающий смерть как должное, ибо война - это война, борьба за жизнь, за минутный вздох. Он двигается вперед, не останавливаясь, - раны, из-за его способности к регенерации, уже затянулись, осталось лишь неприятное ощущение запекшейся на теле крови. Раз за разом он обходит груды мертвых тел, неспешно разглядывая бледные лица, равнодушно взирая на страшные раны, пока не замечает лежащего в отдалении товарища, чьи огненно-рыжие волосы поникли в потоке крови. Шаг заметно ускоряется, срываясь на бег. Невозможно, он был уверен, что все люди, коих он считал друзьями, живы. Пусть ранены, но живы. А здесь, оказывается, лежит тот, кто дороже их всех. Цель достигнута. Мечник падает на колени рядом с рыжеволосым экзорцистом, дрожащими руками поднимает его с земли и легко прижимает к себе, дабы оценить его ранения. По бледному лицу младшего историка стекает небольшая кровавая дорожка, начинаясь от виска и смешиваясь с кровью на губах. Плащ его насквозь пропитан алой влагой, давя на изломанное тело. Дыхания практически не слышно, но от него исходит еле уловимое тепло, что заставляет длинноволосого издать чуть слышный вздох облегчения. Жив, он еще жив. Освободив рыжеволосого от промокшего насквозь одеяния, юноша удобней положил его на землю, предварительно подложив под голову свой аккуратно свернутый плащ, и наклонился над его телом, пытаясь оценить нанесенный ему ущерб. - Юу... - хриплый голос раздается где-то над ухом, заставляя мечника вернуться к лицу младшего историка. Повязка с его глаза исчезла, и теперь тот чуть прищурился, пытаясь сфокусировать зрение на друге. - Не поможет, - обреченно выдыхает юноша, протягивая руку и сжимая запястье длинноволосого, от чего тот вздрагивает и внимательно вглядывается в чуть приоткрытые зеленые глаза, в коих безошибочно читается невыносимая боль. - Дыра проделана в сердце... - тело полностью перестает двигаться, а нужно столько успеть сказать. За всю свою жизнь он видел сорок восемь войн, и кто же знал, что в сорок девятой он погибнет, спасая жизнь самому дорогому человеку - стоило увести атаку от Юу, как со спины проткнули сердце, проели в нем дыру, пуская кровь течь по органам и позволяя умирать долго и мучительно. - Идиот, зачем ты полез?! – раздается гневный рык мечника, а нарастающее чувство вины гложет душу. Страх закрадывается в сердце, будто пронзая его холодными иглами. Что будет дальше? Шансы на жизнь рыжеволосого неумолимо сокращаются. - Прости меня, Юу. Я не сдержал своего обещания, я не смог остаться с тобой... - влажные дорожки стекают по щекам историка, смывая с лица запекшуюся кровь и заставляя брови длинноволосого удивленно ползти вверх, а пальцы крепко сжать ткань рваного одеяния погибающего. - Идиот, что ты говоришь?! Все будет хорошо! - голос мечника срывается на крик, а в сказанное перестает вериться, как только хватка зеленоглазого ослабевает на запястье. - Прости меня, Юу... Я не смог... - голос рыжеволосого теряется, остается лишь неуловимый шелест губ, которые замирают навсегда вместе с закрывающимися навечно глазами. Больше никто не увидит его улыбки, а мечник не услышит свое имя с его уст. Навсегда прекращает биться его сердце, ослабевшие пальцы безвольно отпускают ладонь длинноволосого. Навсегда замолк его смех, сорок девятая война унесла его жизнь с собой в небытие - теперь рыжеволосый лишь часть истории, которую записывал. Темноволосый продолжает склоняться над телом погибшего на его глазах парнишки. Он, признаваясь себе, ни разу не сказал, как тот ему был дорог, но знал о чувствах Лави все. Это ему стоило просить прощения за молчание, ему стоило быть внимательнее, из-за его оплошности погиб этот до ужаса наивный и глупый кролик. Предательские слезы застилали глаза, и удерживать их не было смысла. Стекая по подбородку, они срывались на землю, смывая с нее кровь. Это был последний раз, когда Канда Юу снял маску равнодушного экзорциста в присутствии младшего историка - после она приклеилась навсегда, больше некому было помочь ее снять. Надгробие из белого мрамора возвышалось на небольшом холме среди аккуратно подстриженной травы скрытое под тенью большого дерева. На нем было вытесано лишь имя и дата рождения вместе с датой смерти со сказанными им когда-то словами, гласящими: "пока ты дышишь, все будет в порядке". Изречение, показавшееся тогда странным, как нельзя лучше описывало происходящее. - Верно, Лави - пока ты дышал, все было в порядке, - шептал каждый раз темноволосый, сидя около надгробия под заходящими лучами солнца и смотря на растущие на склоне цветы лаванды.