С полуслова

      Потолок. Это было первое, что я увидел, когда очнулся. Но это был уже давно приевшийся моему взгляду вид. Через мгновение после пробуждения я осознал, что нахожусь в больнице. Ни в горбу, ни в кровати, а в больничной койке. Этот давящий на легкие воздух, эта атмосфера, и, конечно же, капельница. Значит, не получилось… ну, что поделать. Я даже догадываюсь из-за кого мой план сорвался. Поворачиваю голову набок – чего и следовало ожидать. Все испортил этот придурок. А сейчас он дрыхнет на стуле, стоящем рядом с моей кроватью, на которой я побывал уже не раз. Ну, ладно, я знаю, что он волновался. Эх, надо было раньше. Чтобы он не успел меня спасти.       Размеренное дыхание человека, сидящего рядом со мной, начало прерываться и он проснулся. Я же поспешно сделал вид, что сплю. - Открывай глаза. – все-то он узнает, все-то заметит. - Не хочу. Я сплю. – сказал я ему в ответ. – Не мешай.       Вдруг я почувствовал, что источник света что-то закрыло, и рефлекторно открыл глаза. Перед моим лицом находилось еще одно, принадлежащее моему другу - Кириллу. Нередко мне удавалось рассмотреть его лицо, и поэтому я, ни за что не зацепляясь взглядом, посмотрел ему в глаза. - Ну, вот ты и проснулся. Спать не хочешь? Может тебя навечно уложить? – съехидничал друг, «спасший» меня, хотя я более чем уверен, что он сам бы не отказался от такого предложения. - Отстань. – сейчас я не буду тебе ничего говорить, Кир. Иди домой. - «Как же я теперь буду в глаза людям смотреть» - ты ведь об этом подумал, да? – немного промолчав, ответил он. Я молчу, потому что говорить что-либо бесполезно. Мы оба все знаем. – А вот не придется тебе. Я сказал всем, что ты просто отравился. – я отвел взгляд в сторону, но мысленно, все-таки благодарил его. «Спасибо и на этом» - пронеслось в моей голове. - Пожалуйста. – словно прочитав мои мысли, ответил друг. Да нет, он просто слишком хорошо знает меня, как и я его. Достаточно просто взглянуть в лицо друг другу – как все непонятное становится абсолютно понятным и простым. – Ты действительно хотел сдохнуть или просто так нажрался этого дерьма? – обводит презрительным взглядом, и этого достаточно, чтобы понять насколько он зол. - Да. - Что «да»? - Я больше так не могу. - А я как будто могу, слабак. – сказав это, он вышел из палаты.       Я закрыл глаза. Дурак. Он не понимает, насколько легче будет ему. Я его только отягощаю, так зачем же пытаться меня вытащить? Я уже все для себя решил. Я не буду жить по законам этого мира. Не желаю больше терпеть его выходок. Я, хоть и крещен, не верю в Бога. Был бы он – не допустил бы такого… За потоком односложных мыслей, я не заметил, как уснул. Проснулся я уже к вечеру. Нехотя открыл глаза, судя по звукам, в моей палате убирались. - О, ты уже проснулся? – молодая уборщица слегка улыбнулась, -что-нибудь нужно? - Нет, не нужно. - Понятненько. – слащаво протянула девушка.       Женщина, только не сейчас. Не видишь, мне и так плохо. Хотя, кого винить? И стоит ли винить вообще? Сам захотел проблем… нет, хотел просто избавиться от них. И таким простым, казалось, способом. Я перевернулся на другой бок, дабы не видеть более лица противной на данный момент девушки. Не сейчас. Я смотрел в одну точку, стараясь ни о чем не думать. Главное отлежаться здесь, а как вернусь домой – повторим. Вдруг мои глаза скользнули по тумбочке, что стояла между моей кроватью и соседней. На ней я заметил толстую тетрадку желто-зеленого цвета, уже довольно потрепанную. Поднялся на локтях, взял и открыл ее. На листочках было что-то написано и нарисовано. Явно ребенком, и судя по всему – довольно давно. Полистал, почитал и тут я обратил внимание на одну страничку. На ней был нарисован мальчик, и очевидно, о нем говорилось в детской писанине выше: «Кир снова пришол ка мне с Аней. Она миня отругала. Ну падумаешь, опять падрался. И вобще, зачем она пришла сюда? Я ждал толька Кира. Дурааааааааа»       Не смотря на то, что это настолько сильно нарушало законы орфографии и пунктуации, суть понять не составляло труда. Я пролистал тетрадь еще немного и убедился – это была моя детская тетрадочка, которую подарил мне Кирилл в детстве, чтобы мне было не так скучно сидеть в больнице после очередных «простых драк». На самом деле, в каждой из таких я обязательно ломал себе что-нибудь. Руку, ногу, нередко и то, и другое сразу. Как-то раз разбил копчик, и, много чего еще… а клали меня всегда в эту палату. Видимо, после очередного выздоровления, я забыл тут эту тетрадь. А не убрали ее, наверное, потому, что меня вся больница знала, и догадались, поди, что это моя. Мол, еще будет здесь – заберет.       Отложив столь ностальгический предмет обратно на тумбочку, я облокотился на стену и закрыл глаза. Мигом стали проскакивать моменты из детства, я даже слегка улыбнулся. Как же было тогда легко, невинно. Невинно… я помрачнел, вспомнил ее голую, лежащую на полу, не дышащую даже, мертвую развратную куклу. Русые волосы разметались по красному ковру, прилипая к сперме, что была на ней всей и на полу, к дешевому алкоголю, что так же был разлит везде, и к уже охладевшему, грязному, потному, мертвому голому телу какого-то мужика. Забыть. Я же уже это пережил, должен был успокоиться. «Если бы успокоился – здесь бы не оказался», - проносится простая истина в моих мыслях. Бесполезно думать об этом сейчас, прошло уже больше полугода. Шесть месяцев и тринадцать дней с ее смерти.       Я вздохнул и открыл глаза. «Не могу понять я до сих пор, что мне делать», - интересно же, в какой раз я думаю об этом. Кстати, как там Кир? «Вспомнил про друга, называется», - посмеялся я про себя. Нет, не серьезно. А если вспомнить все обстоятельства… зачем ему было приходить ко мне… так поздно? Я искренне недоумевал, зачем моему другу, дружба с которым после ее смерти держится лишь на верном слове, посещать мою обитель в столь поздний час? Нет, правда, кому придет в голову идти к другу, который, повторю, уже даже почти не друг, в одиннадцать вечера, да еще и в тридцатиградусный мороз? Что за чрезвычайная ситуация произошла, что он не пожалел себя и поперся к моему дому? Надо будет его спросить.       Так я и сделал. После выписки из больницы, сразу наведался к нему. Благо, жил он не настолько далеко, минут семь от моего дома. Завернул в знакомый переулок, прошел парочку подъездов, на мое счастье бабульки как раз выходили покормить зимних птичек, в общем, не важно, проскочил три этажа, и открылась моему взору знакомая дверь. Позвонил пару раз в звонок и через минуты две мне открыли дверь. Это был, конечно, Кирилл, ведь его родители в командировке уже как второй месяц, а дома кроме него никого и быть не может. Нет же у него девушки. Я как никто знаю. Сейчас не до девушек… совсем. - Никит? Тебя выписали? Зачем пришел? – он сразу засыпал меня вопросами, и в его глазах явно стояло удивление. - Ты б хоть впустил для начала, чаем напоил, печеньем накормил, а потом и расспрашивал. – как ни в чем ни бывало, тараторил я. - Ах, ну да, нашему Никите Алексадровичу только в тепло и пожрать! А я и забыл! – в той же манере ответил мне друг. - Не ожидал, Кирюшка, что я так быстро к тебе припрусь? – я сощурился и выглядел наверное очень смешно, ибо мой друг отменно посмеялся. - Да ты что, я тебя только и жду, Никитушка! – прекращая смеяться, ответил Кирилл, - раздевайся давай, чайник только вскипел.       Его квартиру я знал как свою и поэтому даже не посещая ее столько времени, я все помнил отлично. Все же я не был тут больше полугода… шесть месяцев и тринадцать дней. Снял верхнюю одежду и прошел к кухне. На столе уже стояла тара с моим любимым печеньем и две чашки. - Мне две сахара. - Я и без тебя знаю.       Я уже говорил, что мы друг о друге знаем все? Он вот пьет чай без сахара. Не понимаю как так можно, совсем же не сладко. Пока друг химичил с чайником, я осмотрел его. В нем все же кое-что изменилось. Кожа стала выглядеть болезненно бледнее, небольшие, плохо скрываемые круги под карими, почти черными глазами. И он подстригся. Убрал всю свою шевелюру, которая бывало, достигала его лопаток. И подрос… эй, минуточку, я же был выше его! Я поднялся и встал рядом с ним. Черт, он реально выше. Примерно на… - На семь. – он улыбнулся и посмотрел на меня. - Эй, ты чего это вырос? – я был глупо обижен, ведь всегда был выше его! - Генетика, Ник, генетика. – сказал он, садясь на табурет, - или ты просто ссохся. Нет, вы посмотрите, он еще и ржет! Ну да, я немного исхудал из-за… небольшой депрессии. - Зато у меня красивые волосы! – я сверкнул на него своими серо-голубыми глазищами. - Да кто ж с тобой спорит-то? Мягкие словно шерсть барашка, с рыжим отливом… - Не сравнивай меня с бараном! – я надулся. И все-таки, настроение повышается, когда он рядом. - Ну, - Кир отпил из чашки и взял печенье, - ты какими судьбами-то заявился? - А, да. – я ненадолго замолчал, - Заче… - Захотел. – нет, ну вы посмотрите, это же просто беспредел! Он прервал меня на полуслове. Я стал пилить его всепожирающим взглядом. – Не, ну не смотри на меня так. Я правда… просто прогуливался и… решил к тебе заскочить, а ты! – он гневно посмотрел на меня, - А если бы я не пришел? Что бы было? Ты меня одного хотел оставить? Ну уж нет, Никита, ты так просто за ней не пойдешь. Если я сам тебя не отправлю! – он вновь отпил чай из кружки и, казалось, закончил свою триаду, как я хотел вставить свое слово, - И не говори ничего. Знаю я все твои отговорки. «Не могу без нее жить», «я ее люблю», «я просто хочу это закончить», «она была смыслом моей жизни»… хватит! Не маленький уже. - А разве… тебе не больно? Она же твоя сестра. Та, которую ты так оберегал, так лелеял – умерла. - Знаю. Полгода назад узнал. Но моя жизнь продолжается. – он старался держать себя в руках. - Ты просто плохо знаешь свою любимую Анечку. - Что? – он поднял на меня удивленный взгляд. - А то. Кто ее нашел? Я нашел. Ты просто не видел ее тогда. Хочешь, расскажу? – съехидничал я, а сердце болезненно сжалось. Он молчал. Молчание – знак согласия. – Что ж, слушай. Я тогда хотел сделать ей сюрприз на нашу годовщину. Пришел, а дверь отперта. Я зашел в квартиру, прошел в зал. Хочешь узнать, что я увидел? А я увидел Аню. Голую, на полу, всю в сперме и пиве, а рядом с ней валялся какой-то мужик. Тоже голый, между прочим. И оба дохлые. Знаешь, каково это мне было видеть? Там и понимать ничего не надо было. Трахались они. До смерти, видимо, дотрахались. – я гадко улыбнулся, а сам чуть не задыхался от нахлынувшей вновь боли. Но отчего-то казалось, что причины у нее не те, что были прежде. Лицо друга скривилось в гримасе боли, удивления и презрения. - Т-ты… - он в панике уставился на меня. - Не вру. – сдавлено пролепетал я. Я тоже так могу, знаешь ли. Ты настолько предсказуем, Кирюша. Вдруг изнутри начало что-то подниматься, голова поплыла, я закрыл рот руками, оседая на пол. - Ч-что… тошнит? – я моргнул в знак согласия, он подорвался, будто бы забыв, о чем мы беседовали, схватил меня и быстро дотащил до туалета. Я облевал его белого друга. - Тогда… тоже стошнило? - А-ага… - более-менее очистив свой желудок, прохрипел я. Полностью проблевавшись, я ополоснул рот водой, и теперь уже можно было жить. - Родители дома? – вернувшись на кухню, спросил Кирилл. - Неа. - Остаешься у меня. Не отпущу я тебя одного. - Без возражений. – сейчас не хотелось ничего, только того небольшого уюта, что создавал Кир, заботясь обо мне. А ведь если подумать, он всегда был мне как мамочка.       Я вышел в коридор на слабых, ватных ногах, совершенно обессиленный и неспособный на действия. Перед главами опять поплыло и стало темно. Я свалился в обморок и последнее о чем я думал - это Кир.       Вязкий сон понемногу отступал, сознание возвращалось. Лежа на кровати друга(не трудно догадаться, кто меня сюда принес) я думал опять об одном, о Кирилле. И как-то горько про себя усмехнувшись, позволил запертым до того чувствам и мыслям, посетить пустую голову. Я волновался, думал, тревожился и любил всю жизнь одного человека – Кира. Как же Аня? А никак. Тогда я не видел иного выхода. Она была слишком близко к нему, он был с ней так близок... и я забывал порой, что они кровные родственники. Я ненавидел ее поначалу, думал – почему он так заботится о ней? Почему так бережет? Почему все он делал для нее? И поздно в своем гневе вспоминал, что они брат и сестра. И я, будучи еще совсем ребенком, был таким собственником. А ведь, если вспомнить, то он был и рядом со мной всегда. Защищал в дворовых драках, когда я не справлялся, помогал с учебой, давал советы… он делал для меня все. А что я сделал для него, чтобы заслужить такое? Итак, мы всегда были втроем.       Нетрудно понять – я ревновал моего друга к его сестре еще с детства. Как-то я пришел к выводу, что если отниму ее у него, она не будет мне мешать. И одновременно позволил себе заточить свои чувства в темницу правил и табу, что существуют в этом мире. И самое ужасное – потом я привык. Привык к этому, находящемуся где-то далеко в груди, ноющему чувству. Привык к Анне, что прежде ненавидел и даже проникся к ней симпатией. Привычка – ужасная вещь. И в день ее смерти, когда я лицезрел ее бездыханное тело, что прежде было всегда в движении, на лице которого никогда не было слез, а всегда была улыбка, я был пронзен презрением. Я страдал, несомненно. Как уже сказал, это привычка. Если быстро у тебя отнять то, к чему ты привык не за один год, что с тобой будет? Страдание, срыв цепей с сердца, боли, до этого задушенной когда-то, где-то в глубине. Сердце жгло, я не хотел чтобы он знал. Я молчал, а боль росла. Боль от непонимания этой ныне умершей девушки. Ее брат так оберегал ее, защищал, он был защитой от всего ужасного, что есть в этом мире. А она? У меня нет для нее оправдания. И я уверен, она сама бы не сказала ничего в свою защиту, не умри она. Лишь бы улыбнулась как обычно и все. Она всегда была странной.       И тут, я вспомнил, что все рассказал ему. Что же теперь он думает? Что мне скажет? И вдруг успокоился, услышав за стеной ругающегося Кирилла. Улыбнулся. Он всегда так делает, когда волнуется или злится. Но в его голосе были нотки заботы, так что он просто немного позлится на меня за мою неосторожность. И все. Отвлекшись на процесс наконец-таки принятия себя и своих чувств, я не уловил шаги, звук которых становился громче, приближаясь к комнате, в которой я находился. - Слышь, больной ты мой, - открывая ногой дверь, сказал Кирилл, - я в тебя сейчас столько еды запихаю, желудок готовь. - А, собственно, зачем столько жратвы? Поменьше никак? – иронично улыбнулся я. - Ну, уж нет, ты с больницы, не ел ничего, я уверен, да и вырвало тебя. Ничего удивительного в твоем отрубе. – сделал умный вид, пронося поднос с едой к столику. - Так что ты съешь все! - Н-ну, а если я не вмещу столько еды? – мои глаза стали медленно округляться, пока я лицезрел поднос с множеством, огромным множеством еды. – Нет уж, тут на банкет новогодний хватит! Ты с ума сошел что ли? - Не-а, просто забота. – улыбнулся так красиво… стоп… как это я стал его так воспринимать? Может, из-за этого обморока, а? Минутку, только бы в бабу такими темпами не превратиться. – Ты чего пялишься? Ешь давай!       Я сел на кровати и неторопливо стал поглощать пищу, приготовленную другом(он, к слову, готовил отменно). Мое тело выполняло движения чисто механически, а мысли были совсем далеко от меня. Не стоит винить меня за такую резкую перемену отношения. Просто раньше еще были силы сдерживать свои порочные, грязные чувства. И все из-за того злополучного дня… как будто сорвались цепи, исчез катализатор, исчезло то, что сдерживало мои чувства. И это вроде было уже давно, но не случись того, может быть, я бы окончательно забыл о том, что жило у меня внутри. Естественно, Кир ничего не подозревает. Даже если он и заметил изменения во мне, до такого он не дошел бы в своих размышлениях. Я бы и дальше предавался раздумьям, если бы не его слова: - Что с тобой? – подняв голову, я встретился глазами с его взглядом, полным решимости и спокойной догадливости. - О чем ты? – мнимо пытаюсь сделать вид, что не понимаю его. Он видит меня насквозь? - Ты изменился как-то. - Объясни суть изменения. – руки начинают дрожать. Нет, невозможно. - Сказал бы, да не думаю, что ты будешь рад услышать мою гипотезу. – сказал Кир, бросив на меня пронзительный взгляд. - Ну давай, мне же интересно. – я и правда дрожу, вот черт. Прошу, не заметь. Вздохнув, он заговорил: - Начну издалека, так, на всякий случай. Я заметил это уже давно. Да так давно, что думаю, это было сразу – со дня нашего общения.       Он замялся на минутку, в то время, как я все понял. Сейчас он скажет… что же дальше? Он же не бросит меня так, да? Если знал, то почему сейчас…       Видимо, все это читалось на моем лице, так что он, взглянув на меня, шугающегося сейчас всего и вся, продолжил: - Но это затихло на некоторое время, пока ты был с Аней. Была ли эта привычка вредной или лечебной, а? Рассказать тебе один секрет, мм? Думаю, будет честно. Потому что это то же самое, понимаешь?       Я поднял на него глаза и утонул: не было ничего чужого, было настолько близкое, настолько родное, нет сил уже думать о том, каково это: правильно – не правильно. Это просто есть и не хочется теперь этому противиться, понимая по его глазам – это то же самое, что и со мной.       Наверное, мои глаза выглядели настолько полными надежд, что он отставил тарелки и сел ближе. Я опустил глаза, хотя мое тело тянулось к нему, на руки, опирающиеся на кровать, легли родные ладони, я вздрогнул. Другая рука Кира медленно и мягко коснулась моего лица и подняла его. - Посмотри на меня. – его спокойный, властный голос доходил до меня словно сквозь пелену, но я поднял взгляд.       Его тело начало приближаться к моему, его губы коснулись моих губ. Я не знаю, что чувствовать в это мгновение. И страшно, и понимаю, что неосознанно тянусь к нему, а его руки уже гладили мою спину, те же, что принадлежали мне, все еще осторожно, но уже отвечали – обнимали его широковатые плечи, все еще дрожа. Несколько мгновений, он отстраняется, и я понимаю, что лежу под ним, что мы оба горячие, целуемся и он не против, даже наоборот – он инициатор происходящего. Как до такого дошло? Все мысли вновь покидают голову, когда он вновь приникает к моим губам своими и углубляет поцелуй. Отстраняется, не задумываясь, спускается на шею, руками пытается снять футболку, что на мне, нередко одаривает мое лицо своим взглядом, а я плавлюсь, не думал, что так будет. Не думается совершенно, абсолютно на все плевать, лишь бы его больше, ближе. Кирилл же, сняв футболку, спускается на живот. Целует его, вылизывает каждый миллиметр, а я извиваюсь под его руками и губами. Как-то незаметно для меня дошло до момента, когда мы были друг перед другом полностью открыты(м-да, не думал, если честно, что я такое бревно). Моего друга, казалось, ничего не тревожило, он был занят мной. И осознал я все, только когда его влажный палец коснулся моего ануса. Не подумайте, я не струсил, просто я настолько утонул в ощущениях, что даже мои стоны были где-то за гранью моей слышимости, и тут… - Боишься? – усмехнувшись, Кир, издеваясь, стал отодвигаться. Знаю, что тебе нужно… - Кирилл… - выдохнул я – пожалуйста… прошу тебя… - я сказал это почти шепотом, и призывно раздвинул ноги, боже, что я делаю?! - Ах ты, сученыш, сам напросился! – он, видимо, потерял самоконтроль. И он вернулся в прежнее положение, только вот он перевернул меня и нагнулся к моей заднице и… черт возьми, засунул свой язык мне в… ну, вы поняли куда. Вот этого я не ожидал точно, от неожиданности выгнувшись и застонав. - Давай, постони для меня, Ник... – Кир переместил свои губы на мои уши и стал вылизывать их, одной рукой продолжил начатое.       Его палец медленно вошел в меня и начал двигаться. Не то чтобы, это было неприятно, просто первый раз и… ну вы поняли. Он растягивал меня, вскоре добавив второй и третий пальцы, шептал что-то на уши, целовал шею, а я просто сходил с ума. Когда же мой друг решил, что я уже готов, я почувствовал, как моего растянутого ануса касается горячая головка. Поцеловав мои лопатки, он старался медленно войти. После растяжки было не слишком больно, но неприятные чувства никуда не исчезли. Дав мне привыкнуть, Кирилл начал двигаться во мне. Сначала не было ничего необычного(ну да, кроме члена в заднице), пока он не задел что-то внутри. Он нахлынувшей волны приятных чувств, я не сразу понял, что теперь парень двигается под этим углом постоянно и это приносит мне колоссальное удовольствие. Я стонал во весь голос, задыхался, пытался выпрямить спину, да только сил не хватало, мысли уплывали от меня одна за другой и я только слышал его довольные хрипы. - Я… ах, аааах, а, я сейча… сейчас… - я не мог внятно произнести пару слов и через несколько мгновений я кончил, а после это сделал и Кир. Он, кстати, кончил прямо в меня. Мы так и лежали некоторое время, он даже не выходил из меня. - Ты тяжелый… - устало и как-то спокойно сказал я. После чего парень вышел из меня и улегся рядом, после обнял меня рукой. - Так, надо в душ. Пошли, Ник. – невозмутимо, как будто ничего сейчас не произошло, сказал и встал с кровати, потом взял и поднял меня на руки. - Э-эй, я и сам дойду… - м-да, смущаться поздно, но кому это мешает? - Да ты завалишься сто раз, прежде чем дойдешь, так безопаснее. – сказал эдакий дьявол и понес до ванной. - Слушай, а… - меня опять перебили. - Давно, даже не спрашивай. – улыбка – Тогда же, когда и ты. Мы понимаем друг друга с полу слова, тогда какого черта мы молчали столько времени?! - Я люблю тебя. – внезапно говорю я, при этом понимаю, что сейчас такая идиллия. - Знаю, - повернул мое лицо и легко поцеловал – я тоже тебя люблю. А где-то там, где никто не увидит… она улыбалась.