Сохрани мою душу

Прим. автора: С праздником, дорогие шерлокоманы! Мы дождались! Да! Ура! На многих, кто бывал в подземельях, сырость и безмолвие стен нагоняли неизбежную тоску. На всех, кроме учеников факультета Слизерина и их декана. Да, казалось, они буквально созданы для столь мрачных помещений. Подземелья заменяли им солнечный свет. Они, точно вампиры из легенд, могли сутками не выходить оттуда. Там им было хорошо. Локи закинул ноги на стоящий неподалеку журнальный столик. Ему не нравилась эта сырость. Казалось бы, его образ просто идеально дополняет эти стены. Но его буквально воротило от них. Одна только мысль о том, что, выйди он в коридоры и лестничные проемы, непременно столкнется опять с этой горделивой девчонкой. Как ее там?... Грейнджер. Точно. Грязнокровка. Так звали ее здесь, в слизеринской гостиной. Он усмехнулся своим мыслям. Будто бы они боялись произносить ее имя. Будто бы от него можно было заразиться. И сдохнуть. Нелепые суждения, надменные пышные речи, сопровождаемые обилием ругани и непристойных реплик – в этом весь Слизерин. В этом весь Малфой. Он понял это сразу. Разглядел его трусливую, загнанную душонку с первого взгляда на его белобрысую макушку. Может, Грейнджер и права. Черт. Она права. Малфой и все его дружки – глупые людишки – трусы. Все они трусы, которые прячутся за грозными словами и спиной их декана. О, Лафейсон успел разглядеть и его. Жертва несчастной любви. Глупо. Такие сантименты лишь расслабляют. Когда ты бог, у тебя есть преимущества. И достаточно большие. Вот только сколько ему еще здесь находиться? Бесконечные башни и коридоры начали ему потихоньку надоедать. На второй день пребывания здесь. Лафейсон отложил газету, носящую довольно странное название для нее – «Пророк», и утомленно прикрыл глаза. Была бы возможность связаться с Ним… Черт. Зачем опять врать? Возможность есть. Но это крайне опасно. Повсюду любопытные носы, которые неплохо было бы и оторвать. Он приковывает к себе слишком много внимания. Лафейсон едва заметно усмехнулся. Чертовы людишки. Вечно лезут туда, куда не просят. А он не может раскрывать карты, иначе весь план, который он так долго придумывал и доказывал Ему, может провалиться. Но он не сможет протянуть здесь долго. Хотя бы из-за того, что эти гребанные палочки абсолютно бестолковы. Странно признавать, но он скучал. О, он скучал по своему трону, по скипетру, который куда больше приносит пользы, нежели эта бесполезная деревяшка. Стоило вспомнить, ради чего он пошел на этот шаг, и мозг требовал работы. Требовал действий. Уже наконец. Нужно быть чертовски осторожным. Нужно отогнать от себя любые подозрения и любопытные взгляды. Но подозрения были только у Грейнджер. Этой смышленой, горделивой девчонки. Черт. Она явно что-то знает, явно о чем-то догадывается. Нужно это исправить. Нужно втереться к ней в доверие. Может, только так удастся избавиться от нее. Да. Точно. Она слишком умна. О, она очень умна, хитра, продуманна. Интересно. Чуткий слух уловил тихий скрип. Локи повернул голову на шум. Портрет, служивший чем-то вроде двери, приоткрылся, и внутрь, в их общую гостиную, неспешно вошел Малфой с верными дружками-телохранителями. Как по сценарию. Тряхнув белобрысой головой, он вальяжно проследовал мимо дивана, на котором сидел сам Лафейсон, и даже не повернул головы. Креб и Гойл, стоящие тут же, скривили свои жирные рожи и фыркнули. Их Локи тоже видел. Видел их разжиревшие тухлые душенки. Ходячие мертвецы. На секунду Малфой замер и со своей вечной издевкой в голосе произнес: - Руки вымыл? Наглый подонок, я же знаю, о чем ты. - Не понял. Что? - После грязнокровки, - уточнил он, выплевывая последнее слово, будто оно было уничтожающей отравой. – Советую. А то еще заразишься от ее грязи. Локи нахмурился. Поразительно, как этот маленький гаденыш возвышал себя над всеми. Поразительно, как ему удается манипулировать людьми. Он же человек, черт подери. А он усмехается. Вот так неприкрыто, ядовито. Он видит его. Видит его пропитанную страхом и ядом душу. - Не волнуйся, Малфой. – Нужно говорить как можно спокойнее, не выдать себя. – А то еще заболит чего от переживаний. Он любил издеваться над людишками. Это приносило неимоверное удовольствие. Смотреть, как губы искривляются и сжимаются в тонкую аристократическую полоску, как в глазах закипает ярость – медленно, но стоит ему надавить еще, и низвергнется ураган. Как кулаки сжимаются в бессильной попытке успокоить расшумевшуюся под кожей ярость. Как начинают ходить желваки, показывая, что их хозяин зол. Да что там зол - он кипит. Как он напрягается, вытягивается в тонкую струну и шипит, выплевывает ему в лицо: - Придержи свои поганые слова, Лафейсон. Никто не давал тебе права так говорить, слышишь? О боги. Он чувствует себя королем здесь. Поистине королем этого сырого, пропитанного гнилью помещения. Как он жалок. - Пошел к черту. Малфой замирает. В глазах на секунду вспыхивает негодование. Он поражен. Да как его смеют посылать куда-то? Тем более, к черту. Он же Малфой, мать вашу. Малфой. Все его боятся, уважают, благоговеют перед ним. Он бог этого помещения. Бог этого факультета. А Локи усмехается. Губы растягиваются в оскал, и Малфой видит белоснежные клыки. Но негодование проходит. На его место вновь взбирается ярость. Лютая, пожирающая ярость. Сейчас он уже не держит себя в руках, забывает, что за спиной стоят Креб и Гойл, разинув рты и в предвкушении следя за разворачивающимся на их глазах шоу. Не держит себя в руках, огибает диван, подлетает к Локи, хватает за отвороты его мантии и рывком встряхивает на себя. Сейчас между ними по меньшей мере несколько сантиметров. Малфой буравит его злобным, холодным, ледяным взглядом. Губы сжимаются в привычную гримасу злости и отвращения. Никто не смеет так с ним разговаривать. Локи смотрит на него с усмешкой – покровительственной, оскаленной. Ему смешно. Ему нравится. Он любуется на его злостное лицо. Он решает, что Малфой сдохнет первым, как только представится такая возможность. Уж этого он не упустит. - Никто не смеет так говорить со мной, - выплевывает ему в лицо Малфой. Лафейсон чувствует его горячее, раскаленное от гнева дыхание у себя на щеке. – И тебе я не позволю, уяснил, гаденыш? Его голос похож на шепот. Нет. На шипение. Точно как змея. - И кто же меня остановит? Ты? – А Локи усмехается, откровенно показывая этим вопросом всю его ничтожность. Малфой так жалок. Локи рывком выворачивается из крепкой хватки блондина и неимоверно быстро перемешается на несколько шагов в сторону. Ему нужна свобода. За их спинами застыли в немом шоке зрители. Но им не до них. Им наплевать на них. Им наплевать друг на друга. Локи смеется, когда Малфой уже летит на него с кулаками. Будто это все решит. Будто он сможет этим хоть как-то навредить богу. Одним ловким движением он хватает блондина за руку и отшвыривает к стене, будто пушинку. Это слишком легко. Глупый, жалкий Малфой, возомнивший себя королем. Малфой летит в стену. Кажется, от удара на секунду у всех присутствующий закладывает уши. Голова безвольно опускается на плечи. Из-за полуоткрытых губ, с самого уголка, течет тонкая струйка аловатой крови. Он расползается у стены, точно безвольный мешок. Глаза закрыты. Зрительный контакт разорван. Локи усмехается. Креб и Гойл открыли рты в страхе, а стоило Лафейсону посмотреть на них, тут же со всех ног кинулись по лестнице. Трусы. Они все здесь трусы, возомнившие себя невесть кем. Ты выдал себя. Черт подери, он выдал себя. Теперь все придется делать заново. Но ведь ему понравилось. О, да, ему понравилось. Как же давно он не ощущал этого легкого покалывания на кончиках пальцев, этого прилива сил и энергии. Черт подери. Да. И плевать. Он получил наслаждение. План никуда не денется. Может, хоть так этот маленький белобрысый щенок поймет, где его место. Ты выдал себя, Лафейсон. План рухнет. Чушь. Никуда не рухнет. На то он и бог коварства, чтобы сделать все, лишь бы план сработал. * В гостиной Гриффиндора сегодня было необычайное оживление. Из спальни девочек только и слышно, какой Локи Лафейсон прекрасный и восхитительный, какие у него мужественные плечи, какой бархатистый приятный голос. Гермиона скривила губы. Ее раздражало такое оживление на ее предмет. Зачем здесь такие бездумные возгласы, когда перед глазами загадка куда интереснее? Гриффиндорцы всегда любили загадки. Только, казалось, не всех касалась эта черта. Она пыталась сосредоточиться. После похода в библиотеку, это было практически невыносимо. Она перечитывала одну строчку уже раз седьмой, видит Мерлин. Но вникнуть в суть написанного не могла. Все мысли крутились около одного человека. Он был одной сплошной загадкой, которую она хотела, жаждала разгадать. И здравый разум подсказывал ей, что загадка эта не таит в себе ничего хорошего. Но, черт подери, как ей хотелось знать. Как ей хотелось понять. Постигнуть эту науку. Тут же за столом сидели Гарри с Роном и играли в шахматы. Интересное занятие, развивающее, но скучное. Бывало, когда она вот в такие же вечера в их гриффиндорской гостиной сидела на диване и делала уроки, то любила украдкой наблюдать, как играют ее мальчики. Как забавно хмурится Гарри, если дела шли не очень хорошо. Как шрам на его лбу вмиг поднимался и плющился, сминался тонкими складками кожи. Как он одним большим пальцем поправлял съехавшие на нос очки и, минуту обдумав последующие возможные ходы, вновь делал ход. Как Рон лучезарно улыбался, довольствуясь получаемым результатом. Как горели счастьем его глаза, на щеках вспыхивал румянец. Как он встряхивал своей рыжей гривой и вновь принимался за игру, подначивая Гарри. Ей нравилось смотреть на них, она радовалась, когда видела их такими счастливыми. Точно мать, любящая своих детей. Она могла уйти от проблем и просто любоваться камином. Но не сегодня. Сегодня все ее мысли заполнял Лафейсон и убираться из головы никак не желал. Внимание, прикованное к его персоне, раздражало девушку, а пренебрежение со стороны друзей досадовало. Она задавалась вопросом: почему им неинтересно? Почему? Она пыталась поднять эту тему между ними, но все, что получала в ответ, расстраивало ее еще больше. При упоминании его имени Гарри хмурился и сердито говорил, чтобы она не говорила о нем. Рон только поддакивал, говорил, что ему «этот змеиный тип» совсем не интересен, и она только зря тратит время, думая о нем. И девушка замолкала, понимая, что друзей не переубедить. Гермиона с грохотом захлопнула книгу и раздраженно закатила глаза. Мерлин, как же они уже достали. Тут же на нее обратились несколько удивленных взоров. Она поморщилась и скривила губы. - Что? - Все нормально? Мерлин, Гарри. Опять это твое «все нормально». - Да, конечно. - Но ты выглядишь раздраженной. Рон смотрел на нее удивленно. Он все еще держал в руках миниатюрную фигурку ферзя и не решался поставить на доску, застыв от громкого хлопка. Гарри в который раз за эти два часа поправил очки и пристально посмотрел на девушку. В его зеленых глазах читалось понимание. Конечно, он же умный малый. Догадался, в чем причина, но все еще ломает комедию. И это ее бесило. - Со мной все хорошо, Рональд. Не нужно лишних беспокойств, - отмахнулась девушка. - Уверена? - Разумеется. - Если мы мешаем тебе заниматься, только скажи, - примирительно вскинул руки Поттер, улыбаясь уголками губ. – Или ты могла бы позаниматься в другом месте. Например… - В спальне слишком шумно. Гермиона решила, что сегодня позаниматься ей не удастся, как ни крути. Может, тогда стоит оставить книжку и просто отдохнуть, как ее друзья и сокурсники? Но отчего-то она не могла просто расслабиться и отдаться игре в шахматы. А Рон зазывал ее не раз. Дурацкие мысли не давали покоя. - Да ладно тебе, Герми, давай лучше присоединяйся к нам, - лучезарно улыбнулся Рон. Как будто ей это поможет, в самом деле. - Не думаю, что из меня выйдет хороший соперник сейчас. - Ну так попробуй. Нужно уйти отсюда. Нужно просто выйти подышать. - Я скоро вернусь, ребята. - Ты куда так поздно? Она была уверена, что в этот самый момент ее спину сверлят два встревоженных взгляда. Она уже подходила к портрету, не выпуская из рук учебник по нумерологии. Она так и не дочитала его после того случая в библиотеке. Черт. Мысли опять нахлынули на воспоминания. - Проветриться. Здесь стало слишком душно. - Тогда, может, тебе сходить к мадам Помфри? – не унимался Гарри. Спасибо, Гарри, но вряд ли она сможет мне помочь сейчас. - Не ждите меня. Портрет закрылся, пропуская девушку в прохладный коридор, и она осталась отрезанной от возмущенной тирады Поттера. Хвала Мерлину. Ей нужно просто остаться наедине и подумать. Подумать, чтобы гребаные мысли перестали ее тревожить. Но они не перестанут, пока ты не разгадаешь тайны, Грейнджер. Черт. Нужно собраться. Она двинулась по темному коридору. На пол падала тень серебряной луны. Сегодня было полнолуние. Ее любимое явление. Можно подолгу стоять и смотреть на небесный диск, позабыв какие-либо проблемы или тревоги. Было тихо. Удивительно тихо для вечера в Хогварсте. Отбоя еще не было, так куда же все подевались? По пустым стенам эхом проносился обрывистый стук каблуков. Уже заснувшие портреты ругались и что-то неразборчиво бормотали, когда она проходила рядом. Девушка шепотом извинялась и старалась ступать как можно мягче. Все-таки портреты. Тоже живые. Лицо приятно обдавал прохладный ветерок, приводя расшумевшиеся мысли в порядок. Теперь она могла сосредоточиться на поставленной задаче. Откуда у Локи столько силы? Она не могла назвать ни единого ученика школы, который бы мог с легкостью поднять хотя бы две тех старинных книги. А он не выглядит таким уж атлетом, как ни крути. Что-то тут нечисто. Колдует он плохо для сына чиновника из Министерства. Да и палочкой особо управлять он не умел. Удивительно только, как он сумел поступить аж на седьмой – последний – курс в Хогвартс. Как Дамблдор его взял? Что Лафейсон ему сказал? А говорить он горазд. Только она закрыла глаза, прислоняясь к холодной каменной стене, как в памяти тут же всплыл его взгляд. Его сощуренные зеленые глаза. Хитрые, точно у лисы. Отрешенный взгляд, безразличный. Ему было все равно, что происходит здесь. Но, определенно, не все равно, что происходит с ним. В нем был дух Слизерина. Гермиона поежилась от холодной пустоты. Зря она вышла из их гостиной в одной футболке и джинсах. Нужно бы вернуться назад, а то скоро отбой. Не хотелось бы встретиться с Филчем. За разгуливание по Хогвартсу после отбоя ей очень не поздоровится. Она развернулась, мягко ступая по каменному полу, пошла обратно. Она все еще раздумывала, как бы ей встретиться с Локи и попытаться что-нибудь выяснить, когда до ушей донесся какой-то шум. Девушка замерла и насторожилась. Тихий шепот, больше похожий на шипение змеи, доносился откуда-то из-за угла. Голос был ей знаком. Кому еще не сидится перед согревающим камином, и он бродит по холодным коридорам? Стараясь идти как можно тише, едва отрывая ступни от пола, Грейнджер проследовала к источнику шума. Голос становился еще громче. И яснее различим. Она остановилась в паре шагов и прислонилась к стене, чтобы быть как можно менее заметной. Нахмурилась. Шипение было полно злости, раздражимости, нетерпеливости. Тот, кто стоял за стеной говорил на непонятном ей языке. Она еще никогда не слышала такого языка и понятия не имела, о чем идет речь. Но любопытство взяло верх и, затаив дыхание – как будто стоящий мог услышать ее, осторожно высунула голову. По телу пробежала волна мурашек. Она застыла, не смея пошевелиться. Что-то странное яркой вспышкой осветило сознание, так что в глазах на секунду-другую помутнело. Когда же зрение восстановилось, она смогла различить слизеринца. Это был парень, определенно. Прямые плечи и низкий бархатистый голос говорили об этом. Вспышка. Во рту пересохло. Любопытство. Перед ней стоял Лафейсон. Он не видел ее. Он стоял практически спиной к ней, лишь на немного повернувшись бледным лицом, и разговаривал. Но разговаривал сам с собой. Никого рядом не было. Ничего рядом не было. Никакого свечения, огонька, фигуры, тени. Ничего. Будто бы он ходил во сне. Будто бы он говорил во сне. Грейнджер облизала пересохшие губы. Для достоверности картины моргнула пару раз. Да, черт подери, он говорил с кем-то невидимым, точно сам с собой. И он был зол, рассержен, в шипении слышалась несдержанность. Нетерпеливость. Она не знала этот язык. Она понятия не имела, что происходит сейчас на ее глазах. Зато, казалось, что Локи прекрасно оценивал всю обстановку. Он играл в ней главную роль. Это спектакль для одного актера. Грейнджер не двигалась. Она боялась пошевелиться. Что будет, если она хотя бы вздохнет? Кто, черт подери, этот Локи Лафейсон? В чем он замешан? Кто он? Вопросы сыпались на голову, и она была не в силах их остановить. Ей было страшно. Это определенно не хорошо. Что здесь происходит. Что. Здесь. Происходит. Мать. Вашу. И она сделала то, о чем не успела подумать. Резко развернулась, скинула чертовы туфли и кинулась бежать. Подальше. От Локи и его замыслов. Черт подери. Только бы не услышал, только бы не услышал. Мерлин. Кто он? Что ему нужно?