Физика подождет

Кажется, Химуро уже давно должен был привыкнуть к тому, что присутствие рядом Мурасакибары всегда будет сопровождаться этими странными звуками. А именно: шелестом фантиков от конфет, шуршанием пакетов из-под мармелада, хрустом разламывающихся пальцами шоколадно-вафельных батончиков, лопанием пузырей, надутых из жевательной резинки. Но почему-то именно сегодня это звуковое сопровождение не просто мешало, но вдобавок ко всему еще и раздражало. На носу была итоговая контрольная по физике, а Мурасакибару интересовало исключительно внутреннее содержание очередной конфеты. Химуро пытался сосредоточиться на задачах, в то время, как его друг, покончив с зефиром, отправил себе в рот очередную сладость, какой на этот раз явился чупа-чупс. Смачное причмокивание эхом отзывалось в ушах Химуро, сбивая его с нужных мыслей. Захлопнув учебник, он откинулся на спину и посмотрел на увлеченного процессом поглощения карамельки Мурасакибару. Казалось, тот не столько наслаждался самой конфетой, сколько игрой с ней. Ацуши гонял языком причудливое изобретение кондитеров у себя во рту, перемещая его то вправо, то влево. Иногда он прижимал конфету к нёбу, а то и вовсе, высунув язык, являл ее миру, не боясь, что она упадет. Белая палочка, на которой держалась карамелька, мелькала в глазах Химуро и действовала на него не хуже маятника гипнотизера. В очередной раз, стукнувшись о зубы, конфета исчезла за щекой Мурасакибары, и последний наконец-то обратил свой унылый взор в сторону Химуро. Тацуя свел вместе брови и всем своим видом выражал недовольство, позабыв о том, что другу, как малому ребенку, придется объяснять все доходчиво. — Муро-чин, у тебя такой кислый вид. Хочешь, я добавлю немного вкусного в твое меню? Мурасакибара вытащил изо рта конфету и игриво коснулся ею губ Химуро. Тацуя перехватил руку друга и, оттолкнув ее, резко поднялся. — Ацуши, мне одному есть дело до физики? Я тут изо всех сил стараюсь решить заданные нам на дом задачи, а ты, мало того, что не принимаешь в этом никакого участия, так еще и доводишь меня своими глупыми играми. — Муро-чин сегодня какой-то злой, — раздосадовано вздохнув, Мурасакибара уставился на конфету. — Вкус ванили слишком заглушает вкус клубники. С этим нужно быть аккуратнее. Ведь если ванили чуть переборщить, то она может убить всю композицию. Химуро схватился за учебник и подивился собственной выдержке. Будь на его месте кто-нибудь другой, Ацуши давным-давно схлопотал бы книжкой по голове. И очевидно, не один раз. Порой Тацуя удивлялся, как вообще Мурасакибара с таким отношением к учебе смог дойти до старшей школы. Минут через десять Химуро, оторвавшись от конспекта, покосился на друга, так как полная тишина, воцарившаяся в комнате, была намного хуже тех звуков, которые издавал Мурасакибара, расправляясь со своими сладостями. Ацуши продолжал сидеть все в той же обиженно-угнетенной позе, лаская взглядом нечаянно оскорбленную конфету. Зная, что Мурасакибара вряд ли первым пойдет на сближение, Химуро, улыбнувшись, откинулся головой другу на колени. Взял того за запястье и, подтянув его ладонь к самому своему лицу, лизнул в знак примирения карамельку. Ацуши перевел взгляд на Тацую, но больше ни одна часть его тела не дернулась. Он будто бы выжидал, что Химуро будет делать дальше. Казалось, он не доверял ему. Химуро еще раз провел языком по злосчастной конфете, после чего погрузил ее себе в рот. Для убедительности причмокнул губами и сделал несколько сосательных движений. Слюна, смешавшись с сахаром, сразу же поменяла свою вязкость, и по консистенции своей стала напоминать густой сироп. Химуро сделал над собой усилие, чтобы сглотнуть. Ацуши с жадностью дернул конфету за палочку, вырывая ее изо рта Тацуи. Тут же заменил ее своим языком, не менее сладким, но не таким противным, как карамелька. Химуро осторожно захватил его губами и стал неторопливо ласкать, чуть поддразнивая своим языком. Нос Ацуши упирался ему в подбородок, и от этих непривычных ощущений моментально закружилась голова. Поцелуй-перевертыш был необычен тем, что не позволял заглянуть в глаза партнеру, и тем самым по их выражению узнать, нравится ему происходящее, или уже пора сменить позицию. Ацуши плотнее прижался ртом к губам Тацуи, и на момент показалось, что эти двое сейчас прилипнут друг к другу навечно. В принципе, Химуро был не против такого расклада вещей, просто он боялся, что жизнь их при этом резко сократится. Мурасакибара чуть оторвался от желанных губ друга и заинтересованно посмотрел на его лицо. Снова угрожающе приблизил к нему свою карамельку, будто бы намечая, какой части тела Тацуи еще ей коснуться. Сладкий шарик приземлился на кончик носа, и Химуро брезгливо поморщился. — Эй, Ацуши, я буду весь липкий, — он снова хотел отвести руку друга в сторону. — Муро-чин, ты будешь весь сладкий, — Мурасакибара широким мазком слизал с носа Тацуи следы, оставленные конфетой. — Ты мой любимый. Химуро едва не задохнулся от такого откровенного признания. Да, они были уже близки с Мурасакибарой, но всякий раз, когда это происходило вновь, Тацуя очень волновался. Возможно, Ацуши тоже чувствовал нечто подобное, но по его виду это всегда было сложно определить. — Муро-чин, можно сегодня карамелька погуляет по твоему телу? — в знак серьезности своих намерений Мурасакибара коснулся конфетой маленькой родинки под правым глазом Химуро. — Ах… А как же физика? — Тацуя уже чувствовал, как потихоньку начинают покалывать пальцы на его ногах, и понимал, что все это до хорошего не доведет. Ведь это был первый признак того, что он уже завелся. — Муро-чин, зачем нам физика? Смотри, какая между нами химия. Это в сотни раз интереснее, — Мурасакибара пытался слизать любимое пятнышко со скулы Химуро. Тацуя судорожно выдохнул, начиная соглашаться с доводами друга. Такая унылая наука кого угодно вгонит в депрессию. И время от времени, чтобы этого не происходило, было бы здорово отвлекаться на что-нибудь позитивное. Конечно, можно было бы поиграть в приставку или посмотреть какой-нибудь фильм, но после того, как они окончательно сблизились, не было ничего приятнее, чем в отсутствии родителей тискаться в объятиях друг друга. Химуро спихнул ногой мозолящие глаза учебники, и они с грохотом рухнули на пол. Затем расстегнул пару верхних пуговиц на своей рубашке и, призывно облизав губы, лег на спину. Мурасакибара не заставил себя долго ждать. Стащил с себя футболку и тут же навис над Тацуей, дыша ему в лицо ванилью. Сладко. Так сладко, что казалось от одного только этого запаха сводило зубы. Химуро потянулся за очередным поцелуем, который должны были подарить ему губы возлюбленного, но вместо них снова уткнулся во влажный от слюны леденец. Чмокнул его, чем вызвал игривый смешок у Ацуши. — Муро-чин, я начинаю ревновать тебя к этой конфете, — Мурасакибара потянул за палочку, но Тацуя, захватив карамель зубами, удержал ее в плену своего рта. Немного подразнив Ацуши, Химуро разжал челюсть. Мурасакибара вновь выдержал несколько мгновений, чтобы убедиться, что это не очередная ловушка. Медленно, будто бы это не чупа-чупс, а грозящая сорваться с крюка рыбешка, Ацуши вынул конфету. Напоследок провел ей по нижней губе Тацуи и, потянув на себя, стал наблюдать за тоненькой прозрачной ниточкой слюны, повисшей между карамелькой и ртом любовника. Потом он отправил конфету себе в рот, чем вызвал у Химуро новую волну смущения. «Простыни нужно будет постирать», — последняя здравая мысль, промелькнувшая в голове Тацуи. Его губы, подбородок, шея — все во власти всемогущего леденца. Конфета плавно заскользила по коже, оставляя за собой сладкую дорожку, по которой тут же отправился язык Мурасакибары. Этот леденец сегодня — кисть в умелых руках мастера, в роли которого успешно выступал Ацуши. Его шедевры еще не признаны обществом, но, кажется, это совсем не волновало молодого художника. Его полотна радуют и будоражат его самого, и для счастья ему этого достаточно. Пара мазков по ключицам и немного задержаться в ложбинке между ними. Увлажнить карамельку языком и снова рисовать причудливые узоры, переплетения которых невозможно будет повторить во второй раз даже самому себе. Химуро пытался сдерживать, рвущиеся из груди стоны удовольствия, но они обретали свободу против его воли. Вот конфета коснулась одного его соска, очертила ореол, подразнила загрубевшую бусинку, после чего сразу же уступила место языку Ацуши, а сама перескочила на другую сторону. Химуро сдавленно застонал, утопив пальцы в густой шевелюре приятеля. — Муро-чин, пора избавиться от нижних частей одежды, — как указательной палочкой Мурасакибара указал конфетой куда-то вниз, продолжив терзать губами соски Тацуи. — Все в твоих руках, — Химуро окончательно сдался. Он уже знал: заниматься сексом с Ацуши — это настоящая пытка. Долгая, сладкая, мучительная, но всегда невероятно желанная. Всякий раз Химуро представлял себя каким-нибудь произведением кондитеров, которое Мурасакибаре предложили продегустировать. Не съесть, а именно продегустировать, смакуя и детально описывая свои ощущения. Ацуши нравится долго ласкаться, наслаждаясь процессом и получая от него максимум удовольствия. Пока дело доходит до момента слияния, Химуро успевает пару раз кончить, ибо от неспешных поцелуев Ацуши просто сносит крышу. Тацуя хихикнул, когда понял, что на его животе чупа-чупс начал вырисовывать скромные ромашки. Одна, вторая, третья — Ацуши никак не мог определиться, из скольких цветов ему составить букет. Химуро уже хотел влезть с дельным советом, как карамелька, свернув с заданной вначале траектории, уже заскользила по внутренней стороне его бедра. Обошла вниманием готовый взорваться от напряжения член, и сразу же проскользнула в ложбинку между его ягодиц. Тацуя вздрогнул. Давая согласие на прогулку конфеты по своему телу, он не предполагал, что конечной точкой ее маршрута станет его задница. Ацуши поймал растерянный взгляд Тацуи и, распахнув губы, в который раз отправил конфету себе в рот. Смачно послюнявил ее, после чего вновь пристроил ее к сжавшейся дырочке Химуро. — Ацуши, ты ведь не думаешь… — Муро-чин… Просто расслабься немного и позволь сделать тебе вкусно… Да уж куда там вкуснее. Тацуя почувствовал, как осторожно конфета стала надавливать на анус, норовя проникнуть внутрь. Мурасакибара, добавил отвлекающий маневр, начав ласкать член Тацуи рукой. Химуро прикрыл глаза, но тут же вновь их распахнул, почувствовав, как его достоинства коснулись губы Ацуши. Затем юркий язычок заскользил по головке, в точности повторяя свои движения, какими он всего полчаса тому назад ласкал леденец: обвел ее, пощекотал уздечку, толкнулся в маленькую дырочку на вершинке. Мурасакибара сомкнул губы, и чуть пососал влажный кончик - он делал это с тем же наслаждением, с каким поглощал свои любимые сладости. Химуро готов был замурлыкать от удовольствия. — Эй, Ацуши, тебе лучше отстраниться… Кажется, я уже сейчас… В общем, не думаю, что это на вкус очень приятно… — Муро-чин везде вкусный, — Мурасакибара выпустил член изо рта, и Химуро тут же кончил. Протяжно застонал, не заметив, как Ацуши уже полностью ввел в него карамельку. Мурасакибара слизал с ладони немного спермы и, цокнув языком, констатировал: — Вот здесь ваниль была бы к месту… Улыбнувшись, Химуро расслабился, позволяя Ацуши свободно двигать в себе карамелькой. Края раскрывшегося ануса так и пульсировали от возбуждения, и вскоре Химуро понял, что конфеты ему недостаточно. Он хотел большего… Притянул Мурасакибару за плечи к себе и, обхватив его ногами за поясницу, нетерпеливо заелозил пятками ему по спине. Ацуши направил свой член в сладкую дырочку, и с одного толчка загнал его внутрь почти до самого конца. — Вот че-е-ерт… — Химуро прикусил губу. От болезненных ощущений, внезапно прошивших его тело, вся сладость момента сошла практически на нет. Мурасакибара тут же полез с извинительными поцелуями. Снова стало сладко… Толчок, немного горечи, а затем опять эта приятная вкусность. — Пожалуйста… На этом моменте в следующий раз чуть помедленнее, — Тацуя впился пальцами в плечи любовника. — Муро-чин, прости. Люблю тебя… — И я… Я тоже люблю тебя, Ацуши. Монотонный скрип кровати постепенно слился с громкими стонами, а пикантным добавлением к этой страстной смеси явилось жаркое дыхание двух молодых влюбленных друг в друга людей. Они сами авторы рецепта своего счастья, тайные ингредиенты которого так и останутся храниться в их сердцах, не подвергаясь огласке. Им решать, сколько будет у них в отношениях сладости, а сколько горечи, не доложить или переборщить ванили, и как еще можно использовать конфеты. — Ацуши, по-моему, ты кончил уже минут пять тому назад… Может, ты, наконец, слезешь с меня? Ты, все-таки, тяжелый… — Муро-чин, я не могу… Не хочу тебя пугать, но, кажется, я прилип… — Чего?!! — Ничего. Я просто пошутил. Хочешь конфетку? — Нет! Больше никаких сладостей… По крайней мере не сегодня…