***
– Марк, ты почему вчера ушел без меня? – Я вытащил один наушник из уха и обернулся. Дилан вышел из дома выкинуть мусор, выглядел он заспанным и помятым. Он улыбался мне теплой улыбкой и смотрел своими невозможными глазами. Дилан был уже второй год в школьной команде по американскому футболу. Спорт сделал из него настоящего греческого бога. Я люблю его. Господи, я люблю его. – Мне через двадцать минут нужно на тренировку. Вечером у нас игра. – О! Я обязательно приду за тебя поболеть. Всё-таки ты классный питчер, на тебя приятно смотреть. – Давай без этого. – Я угрюмо поджал губы. Не люблю комплименты. Особенно от Дилана. Не хочу думать о том, чего на самом деле нет. Не хочу принимать мечты за действительность. – Твой отец придет? Давно его не видел. – Он в командировке. – А ведь и не скажешь же другу, что уже год папа живет с другой женщиной. У них уже даже сын родился. Узнал из твиттера. Конечно, мне ведь говорить не обязательно. Легче притвориться, что меня не существует. – Ладно, я побежал. Увидимся в школе. Я приехал в этот небольшой городок на юге Атланты, когда мне было восемь лет. Отец крепко держал меня за руку, а я как марионетка делал то, что он говорил мне. Мне мало что удается вспомнить. Но я знаю, что произошло. У меня был двухэтажный дом в Бостоне и золотистый ретривер. Мама. Тётушка Мэри, которая жила по соседству. И старший брат-близнец. Я знаю, что в тот день Пак – наш пёс - очень просился погулять. Мы с братом не хотели выходить из дома, на улице было прохладно, поэтому бросили монетку. Я проиграл и пошел выгуливать Пака в парк, который находился через улицу от нашего дома. Когда начало темнеть, я направился домой. Помню звук разбивающегося стекла. Помню громкий стук, а потом ужасающий треск. Тогда я еще не знал, что с таким треском ломаются кости. Пак побежал вперед, потянув меня в сторону лестницы. А потом я увидел, как мама вжимает голову моего брата в стену. Его лицо стало неестественно плоским и окровавленным. Мои ноги онемели, я не мог пошевелить и пальцем. Мама заметила меня. В руках у нее была алюминиевая бита. Пак зарычал и бросился прямо на маму, но она успела кинуть биту в меня. Кажется, попало по голове. Я упал и больно ударился затылком. Дыхание учащалось, сердце готово было треснуть. Моё тело словно заморозилось, я открывал рот, но не издавал звуков. Что-то в моем сознании ломалось. Мама – та, кто всегда заботится и защищает. А ещё – близнец. Он мой брат. Он с таким же лицом как у меня. Он лежал в двух шагах от меня, кровь под ним медленно расползалась. Я смотрел на него и точно знал, что он уже не дышит. Он умер, а мне казалось, что это я лежу там с разбитой головой. Это единственное, что я помнил о своём детстве. И воспоминания эти заканчивались звуками скулящей собаки и гомоном, раздающимcя со стороны входной двери: тяжелые ботинки громко стучали о деревянный паркет. И тишина.***
Кетчер тебе знак подает в левый нижний угол. – Я вижу. Ничего ты не видишь. Он явно хочет, чтобы ты облажался. – Меня не любят в команде. Я заметил. Давай фастбол в верхний правый угол. Итак, девятый ининг закончился со счетом восемь – два. Мы победили. Парни из бейсбольной команды косо смотрели на меня. Ну, кроме Джоша. Он из того типа людей, которые держат нейтралитет – близких друзей не заводят, но остаются в центре внимания. А точнее – ему просто плевать псих ли я или нормальный. Титаническое спокойствие. Мне бы так. Он идет к тебе. Я рассеянно обернулся, выискивая в толпе знакомое лицо. Вместе с той блондинкой. – Поздравляю, Марк! – Дилан бросился обнимать меня, я расслабленно закрыл глаза и обнял его в ответ. Запах шампуня и геля после бритья… Я покупал себе точно такие же, но это все равно не то. Я снял бейсболку и надел её на Дилана. Я улыбнулся ему, радовался, что он со мной… – Спасибо. – Я к тебе сразу подошел! Хочу, чтобы ты узнал первым, – сказал он, беря блондинку за руку. У меня нехорошее предчувствие, внутри всё холодеет. Я вижу за их спинами нахмуренного парня – копия меня. Он держит в руке белый цветок и отдает его пробегавшей мимо девочке. Миг – и она исчезает. Дыши, Марк. Живи. – Мы с Венди встречаемся, – сказал Дилан. В тот момент мне показалось, что что-то треснуло – краски потускнели, мир начал разрушаться. Перчатка выскользнула из моей руки, я перестал дышать. Это не просто разбитое сердце или неудачная первая любовь. Вы меня не поймете, но я всё-таки объясню. Я живу ради карих глаз и доброй улыбки. Ради простого «привет», ради ужинов в его доме, ради него. Он – самое настоящее в моей жизни, потому что всё остальное нереально. Всё что окружает меня – фальшивка, всё кроме Дилана. – Нет, – шепчу я. – А как же я? – Мы всегда будем друзьями, – ободряюще сказал Дилан. Он не понял… – Я люблю тебя, ты не можешь так поступить… – Что ты несешь? – Он вздрогнул, но руку блондинки не отпустил. – Ты это специально, да? Какой же ты эгоист, Марк. Ты думаешь только о себе. – Я, правда, люблю тебя! – крикнул я, но Дилан лишь огорченно покачал головой. Блондинка посмотрела на меня со злостью и превосходством, начинала тянуть Дилана за рукав худи. Я хочу её убить, но он! Он толкнул её за свою спину и с яростью посмотрел на меня. – Не надо так со мной, я никогда не смогу тебе навредить. – Точно? – ехидно спрашивает он и больно тычет пальцем в грудь. – Даже если я первым нападу? Знаешь что, Марк? Я знаю тебя. Ты псих, тебе нужно лечиться! Они уходили с поля, не оборачиваясь. Блондинка показывает мне средний палец за спиной у Дилана, а я падаю на зеленую траву, прижимая ладонь к груди – там, где меня касался Дилан. Яркий свет прожекторов потух, и мириады звезд тут же заблистали в ночном небе. – Я бы лучше умер, чем ударил тебя. Поднимайся, ты замерзнешь. – Зачем? Нужно идти домой, Марк. Вставай. – Давай немного полежим? Скажи, я действительно разговариваю с тобой или я сумасшедший, который видит своего мертвого брата? Перестань, Марк. Дыши. Не смей терять сознание. – Звезды. Я слышу, как кто-то разговаривает рядом с нами. Это преподаватели и твой тренер. Они думают, что ты в обмороке. Поднимайся, они бегут сюда. – Собачий лай… собачий лай. – Марк! – Джонс! Эй, парень! – Тренер подбежал ко мне и упал на колени, проверяя пульс. А я не мог оторвать глаз от звезд. Они гипнотизировали меня, танцевали и что-то шептали. Приди в себя, Марк! Не отключайся! Не теперь, когда ты начал выздоравливать! Посмотри на меня! – Я в порядке, просто устал. – Голос брата немного отрезвил меня. Этого хватило, чтобы отбиться от тренера и уйти домой. Я не стал переодеваться, оставил рюкзак и вещи в школе. Дома я залез под душ прямо в форме, а потом стянул её с себя и залез под одеяло. Я не спал. Лежал с открытыми глазами и смотрел на брата. Он сидел напротив, так же неподвижно и не спускал с меня глаз. Постарайся промотать сегодняшний день. Перескажи мне его. – Я съел на завтрак сэндвич из супермаркета, потом переоделся в спортивный костюм и вышел на пробежку… Дилан сказал, что я псих. Это не так. Не слушай его. – Я ему не нужен. Он защищал её от меня. Марк… А ты помнишь, что было потом? – Нет. Я оказался в душе. Я… Мне нужна помощь. Пусть Джастин оформит тебе неделю в психиатрическом. Она ведь врач, она сможет. – У нас маленький городок. Все узнают, что я псих. Мне нужно уехать… Но тогда и папа узнает. Тебе нужно окончить школу. А потом ты поедешь в Гарвард. Ты умный, у тебя получится. – Я сумасшедший. Меня накрывает. Я защищу тебя, Марк. Все будет в порядке. Доверься мне, я ведь твой старший брат. – Ты умер. Тебя нет. Это не значит, что я перестал тебя любить…***
– Марк? – Я открыл глаза и увидел молодого санитара с небольшим подносом. Он улыбался мне, старался выглядеть дружелюбным. Конечно. Ведь я агрессивен, не способный сдерживать свои приступы. – Пора делать укол. Я протягиваю правую руку. Не могу разговаривать, седативные подавляют моё сознание, делают меня куклой. Санитар приближается ко мне, я замечаю за его спиной ещё двух парней. Отворачиваюсь от них и смотрю на маленькое окошко под потолком. Моя палата похожа на обычную комнату, разве что стены обиты войлоком. Я в психушке. А всем вокруг плевать. Я купил справку у ортопеда, позвонил в школу и сказал, что сломал ногу. Отцу написал сообщение, что еду в соседний городок на соревнования. Он не ответил. – Марк, как ты себя чувствуешь? Я посмотрел в синие глаза санитара и чуть не заплакал от досады, что они не карие. Поворачиваюсь на бок и смотрю на бирку, прикрепленную к моему запястью. На ней что-то написано, но я не могу сфокусировать взгляд на таком мелком шрифте. Добрая Джастин. Я ходил к ней на приемы, когда мы с отцом только переехали. Наверное, она сделала мне VIP, чтобы сохранить в секрете моё состояние. – Где мой брат? – шептал я. – Марк... – Санитар вздохнул и отошел ещё на два шага назад. – Твой брат давно умер. Я посмотрел на этого парня в белом, а он испуганно дернулся оттого, что я фыркнул. Даже двое парней рядом с ним его не успокаивали. Он боялся меня. И правильно делал. Я ведь сумасшедший. Мои веки закрылись сами собой. И вроде бы я заснул.***
– Это не помогло. Прости меня. И… Кажется отец узнал об этом, он завтра будет в городе. – Я должен уехать. – Голова заболела, я еле дышал. После больницы мне стало только хуже. Я радовался лишь тому, что, наконец, избавился от галлюцинаций, но когда Джастин подвозила меня домой, я увидел как мой брат сидел на ступеньках коттеджа с какой-то девушкой. Они мило беседовали и выглядели как нормальные, если не считать, что у неё с затылка торчала стрела. Это не выход. Если ты сбежишь, то всё забудешь. – А я возьму это с собой! – Я потряс перед носом брата коробкой. В ней было полно полароидных фотографий, которые я хранил под своей кроватью. Я собрал все свои вещи и положил их на заднее сиденье пикапа. У меня плохое предчувствие, Марк. – Мне нужно попрощаться с Диланом. Не ходи за мной. Надеюсь, он отговорит тебя. Я надел куртку своей школьной бейсбольной команды и вышел из дома. Я смотрел на дом напротив, и никак не решался сделать шаг. Дверь открылась и показалась Чарли – младшая сестра Дилана. Самое обидное, что я не мог вспомнить о ней ничего, кроме имени. Но я знаю, что мы довольно близки и когда-то даже играли вместе. Чарли подошла ко мне и коснулась руки. – С тобой всё нормально? Тебя не было целую неделю. – Я уезжал к отцу. Все нормально, - я улыбнулся. Ну, или хотя бы постарался это сделать. – Ты поругался с ним, да? – Чарли поправила сумку на плече и отряхнула невидимые пылинки с ситцевой юбки. Наверное, идет на свидание. – Ничего страшного. Не сдавайся. Он тоже тебя любит, просто он упертый. Я нахмурился. Чарли обо всём знала, но откуда? В голове каша. Сумбур. – Ты не могла бы позвать его на поле? Я хочу поговорить с ним. – Конечно, – сказала Чарли наиграно бодро, – он с момента твоего исчезновения как в воду опущенный. Он очень переживает. – Спасибо. Мы поговорили ещё немного, а потом разошлись. О чём можно разговаривать с психом, который половины своей жизни не помнит? Мне кажется, Чарли догадывается. У неё просто хватает тактичности не говорить об этом. Это мне в ней всегда нравилось. На бейсбольном поле было тихо и гулял слабый ветер. Я потоптался на горке, я подумал, что наверное, на ней я в последний раз. Кидать мяч было очень весело. Мы с братом часто играли на заднем дворе, а Пак бегал между нами. А было ли это или опять моё воображение разыгралось? Улыбнувшись, я встал в стойку и кинул невидимый мяч невидимому кетчеру. В мыслях сделал пометку «страйк!», а после пригладил полосы ладонью. Потоптал кедами горку и поднял взгляд на пасмурное небо: солнце близится за горизонт и несколько лучей пробиваются через облака, окрашивая их в розовый. Закат такого цвета означает, что завтра будет хорошая погода. Откуда я это знаю? – Зачем позвал? – Услышал я со стороны южного входа. Дилан подходит ближе. – Я хочу сказать тебе… – замямлил я. Мне было тяжело – руки тряслись, в горле сухо. Он красивый и сильный, а главное нормальный. И мне стало страшно с ним разговаривать, ведь я люблю его и не хочу видеть в его глазах отрицательные эмоции. – Я люблю тебя, Дилан. – Ой, не начинай. – Пожалуйста, послушай. – Я сжал пальцы в кулаки и подошел ближе, теперь мы на расстоянии вытянутой руки. Но Дилан далеко, он не смотрел на меня. Он меня презирал. Меня будто окунули в холодную ванну с головой. – Хорошо. Я больше никогда с тобой не заговорю, если ты кое-что сделаешь для меня. – Что? – раздраженно спросил он. В его глазах плескался гнев, он всем своим видом показывал, что готов на всё лишь бы больше не иметь со мной дел. – Обещай, что после этого не подойдёшь ни ко мне, ни к моей семье, ни к моей девушке. – Обещаю. Поцелуй меня, – шепотом попросил я, задерживая дыхание. Это была последняя возможность почувствовать его тепло. В груди стало невыносимо больно, но я хотел этого. Дилан нахмурился, но преодолев разделявшее нас расстояние, поцеловал меня, стиснув в объятиях. Я хныкал и, кажется, вот-вот заплакал бы. Мне было больно и хорошо одновременно. Я не помнил почему и зачем люблю Дилана, но это чувство… Оно сильнее всего, даже моего сумасшествия. Я многого не помнил и мучился кошмарными галлюцинациями, но я счастлив, что у меня есть сердце. Оно помнило всё. Дилан стиснул мои бедра и оттолкул от себя. Он ушёл, ничего не сказав. – Я люблю тебя, – шепотом произнёс я, всхлипывая. – Спасибо. Не знаю за что я благодарил его, но мне нужно было это сказать. Дилан обернулся, а я поспешил выскочить через другой выход. Губы горели, слезы текли по щекам, но я ужасно радостный бежал к дому. Я был счастлив. I've made up my mind, Don't need to think it over, If I'm wrong I am right, Don't need to look no further, This ain't lust, I know this is love but… [Chasing Pavements - Adele] Идиотская песня. – Ой, да отстань. Не уезжай. – Ты можешь остаться. Нет уж, тебя я одного не брошу. Я сел в машину и повернул ключ зажигания. Брат очутился на соседнем кресле, он с мрачной досадой смотрел на дом. Сдав назад, я вырулил на дорогу и поехал в сторону выезда из города. В груди разливалось тепло, тело ещё помнило прикосновения Дилана. У меня нет плана действий. Я просто уеду куда-нибудь и… не знаю. Ещё не поздно вернуться. – И не надейся. Куда мы едем? – Не знаю. Хочешь домой? На машине мы до Бостона не доберемся, но у меня на карточке хватит на билет. Тебя люди всё равно не видят, поэтому и билет тебе ни к чему. Брат фыркнул и засмеялся, впервые за два года. Именно – два года. Я видел его с того момента, как перешел в десятый класс. Всё началось именно с этого: я стал опасным для общества, у меня бывали глюки. Он повернулся ко мне, будто прочитав мои мысли, и улыбнулся. Мы одинаковые. Даже одеты были одинаково. И мне казалось, что он – часть меня, очень нужная часть. Мы выехали из города. Что дальше? – Едем в Каламбус. Потом на самолете до Бостона. Вернемся домой. Смотри на дорогу, Марк. Этот тип странно едет. – Что? – Я на секунду отвлекся от дороги и с легким испугом смотрел на мустанг, вилявший из стороны в сторону. Объехать его не получилось, водитель будто специально пытался меня задеть. Ещё некоторое время я пытался оторваться от мустанга, но он не отставал от меня. Неужели это снова глюк? Этот парень кажется под кайфом. Обгоняй его, Марк! – Поздно, – выдохнул я, прежде чем почувствовал всем телом удар. Мустанг врезался в левую сторону, сталкивая меня с дороги в поле. Я был не пристегнут, больно ударился грудью об руль. Воздух словно нагрелся, дышать стало ужасно больно. Подушка безопасности не сработала, я почувствовал, как потекло из носа и лба. Спасибо хоть не вылетел через лобовое. – Эй, парень, ты в порядке? – раздалось сбоку. Кто-то открыл дверь и положил руку на моё плечо. – Мы вызвали скорую и полицию. Этот псих тебя чуть не убил. – Я в норме. Мне удалось выбраться из салона самостоятельно. Машину от полёта остановило дерево, спасибо и ей. Я поднялся на дорогу вместе с мужиком, который ко мне подошел. Еще несколько человек суетились у перевернутого мустанга. Ему повезло меньше, чем мне. Я надеюсь. Но я тоже подошел к толпе, ответил всем, что всё нормально и помог вытащить горе-водителя и его пассажиров. Это оказался парнишка шестнадцати лет, а с ним еще один парень и две блондинки на заднем сиденье. Одна из них точно сломала шею. Уж в слишком неестественной позе она лежала. – Ты молодец. – Меня похлопал по плечу один тучный дядька. – И от серьезного удара увернулся, и вытащить этих бездарей помог. А ведь вы по виду одногодки. Нужно позвонить твоему опекуну и сообщить… – Всё в порядке, – поспешил заверить я, – мне уже есть восемнадцать. Сегодня исполнилось. – С днём рождения, – пробасил мужчина и похлопал меня по плечу. Я кивнул. Он единственный живой человек, который поздравил меня с днём рождения. Знаете, мне стыдно справлять этот день. Стыдно потому, что я жив, а мой брат умер. Из моей машины через открытые окна вылетело несколько фотографий и вещей, но сил, чтобы собрать их, у меня не осталось. Я присел у края дороги, прислонившись к столбу. Рядом валялась фотография Дилана, он улыбался и обнимал меня со спины. А я, кажется, что-то взбивал в миске с абсолютно счастливым выражением лица. Как ни странно, я совершенно не помню эту фотографию. Обидно. Я бы хотел помнить это. Веки наливались свинцом, что-то холодное капнуло на нос. Начался дождь. Странная женщина смотрело на меня уже добрых пять минут, а потом до меня дошло, что это глюк. Она босая и одета в белую ночную сорочку, держала что-то вроде аквариума в руках. Люди из дома так не выходят. Из города ехали машины с мигалками. Странное чувство было у меня внутри, будто что-то растекается. Оно приятное и теплое. От него даже спать захотелось. Я закрыл глаза и уснул. Мы рождаемся одни. Мы умираем одни. Я понял одну очень важную вещь: пока мы живы, наше тело держит нас целыми; когда мы умираем, то становимся чем-то похожим на газ, который постепенно рассеивается. Закрыв глаза, я увидел мир вокруг другими глазами - иными глазами. Тучный дядька заметил, что я в обмороке и сказал об этом врачам из скорой помощи. Из города ехали машины, очень много машин, даже собралась приличная толпа вокруг. Девушка всё же умерла. Её накрыли белой простынёй. Я видел, как медсестра подбежала к моему телу и пощупала пульс, потом что-то прокричала, и появились ещё двое. Меня перенесли на каталку, а затем разрезали ножницами майку на моей груди. Один из них грязно выругался. – Пропустите меня! – кричал Дилан из толпы и пытался отодвинуть копа. Тот ему что-то говорил, но Дилан не слушал. Его взгляд прикован к мокрому асфальту, на котором валяются фотографии и несколько моих вещей. Осколки стекла, моя помятая машина и накрытый тканью труп напугали его. Рука из-под ткани женская, но Дилана это не успокоило – он, дрожа, промямлил копу, что мы родственники и тот от него отстал. Дилан поднял с земли фото с его прошлого дня рождения. Я сфотографировал, когда он задувал свечи. – …дефибрилляция! Бум! В груди гулко застучало. Дилан испуганно посмотрел на машину скорой помощи. Он подошел ближе и увидел как медик вводит длинную иглу прямо в мою грудь. Я не дышал, приборы в машине истерично пищали. Одна из медсестер замечает Дилана и он сообщил, что мы близкие друзья. «Сколько же еще версий он выдаст?» - подумал я. Медсестра спросила, какая у меня группа крови и есть ли у меня аллергия на какие-нибудь препараты. Дилан не знал. Он вообще ничего обо мне не знал. Меня быстро увезли. Дилана в машину не пустили, поэтому он сел на свой мотоцикл, поехал следом. Женщина справа от меня говорила по телефону, заказывала операционную, постоянно повторяя: код - синий. Врач пытался меня дозваться, говорил, что мне еще рано умирать. Говорил, что я слишком красивый для того, чтобы гнить в могиле. Бум-бум. Бум… – Три, два… Дефибрилляция! Меня швырнуло внутрь своей умирающей оболочки. Я открыл глаза и сделал глубокий вдох. На меня таращились три пары глаз, они словно выискивали что-то на мне. Мужчина задал вопрос: – Назови имя твоих родителей, чтобы мы смогли с ними связаться. – Доктор Джексон! Спросим у друга. Он же сейчас… – Мне нужно знать, не повредил ли он мозг. – Мой отец живёт в… – прокряхтел я, но… Я не мог вспомнить, где он живет. Да и как его зовут – тоже. В голове было абсолютно пусто, только Дилан-Дилан-Дилан. – Отец живет… Закрыв глаза, я слышал, как загнанно и с перебоями стучит моё сердце. Кровь шумела в голове, создавая колокольный звон прямо внутри. Я выдохнул и почувствовал как вместе с воздухом ухожу. – Давление поднимается. Желудочковая тахикардия. Готовьте дефибриллятор. Собачий лай. Тяжелый топот. Теплая кровь на полу. Не сдавайся, Марк. Дыши. Наше тело – не просто оболочка. Оно собирает нас в кучу и делает целым. Оно доказывает наше существование. Я смотрел на себя со стороны и видел лицо с правильными чертами, густыми бровями и курносым носом. У меня не было крепких бугристых мышц, блондинистых волос. Моя оболочка ничем не отличалась от оболочки моего брата. Только Чейзу никогда не стать таким взрослым, каким стал я. Люди правильно говорят, что близнецы связаны и не могут жить друг без друга. После его смерти мне казалось, что я неполноценный человек. От меня словно оторвали часть, я считал себя калекой. Мне не хватало моего брата. Когда появился Дилан, то эта пустота постепенно отошла на второй план. Но я бы никогда не смог избавиться от неё до конца, она будет со мной всё моё существование. Я чувствовал холод смерти своей кожей, мне было страшно. Ведь даже в зеркале я видел не себя. Это чувство привязанности, граничащее с безумием. Вот что значит потерять близнеца. – Расслабься, Марк. Нечего бояться. – Где ты был, Чейз? – Наконец-то ты вспомнил моё имя. – Прости меня. – Ничего страшного. Я понимаю. Мы стояли посреди нашей детской комнаты. Нам по восемь. Чейз с лысой головой. Я помню, как он побрился налысо, чтобы соседские дети могли нас отличать. Он был шустрым и не любил, когда нас путали. Я никогда не говорил ему, что мне нравилось быть с ним на одно лицо. Я гордился тем, что Чейз мой брат, что мы – близнецы. – Ты должен вспомнить этот день, Марк. Ты должен жить дальше и больше не беспокоиться обо мне. – Но… – Дети, я ухожу на работу, – прокричал папа. – Присматривайте за мамой, она сегодня себя плохо чувствует. – Да, пап, – лениво протянул Чейз. – Марк, иди маме чай сделай. – Я не хочу, – буркнул я и опустился на пуф. Пак крутился возле меня. Вообще-то он любил меня больше Чейза, и гулять выходил только со мной. – Давай. Твоя же очередь за мамой присматривать. Я устало вздохнул и поднялся с пуфа. Пак поплелся следом. Мама спала, а когда я скрипнул дверью, то она внезапно посмотрела прямо на меня и сорвалась с места, словно бешеная. Я отшатнулся. Пак зарычал, медленно подкрадываясь вперед. – Отойди от неё! – крикнул Чейз. В его руках была алюминиевая бейсбольная бита. – Я так и знал, что она чокнулась. Беги за папой! И я побежал со всех сил, что у меня были, но когда услышал стук и кряхтения Чейза, то не думая вернулся. Она душила его, вжимая в стену. Бита валялась у ног. Я с разбегу толкнул её в бок, сбивая на землю. Пак громко залаял. – Чейз, беги! – кричал я, пытаясь, увернутся от зубов мамы. Она сошла с ума… По моим щекам бежали слезы, я ужасно боялся её бешеных глаз. Пак рядом угрожающе рычал и кусал маму. Чейз побежал за помощью. Маму долго удерживать не получилось, она навалилась на меня и принялась душить. Я брыкался, царапал её, а другой рукой шарил по полу, пока не схватил биту. Пак вгрызся в мамино бедро и дергал её из стороны в сторону, от боли она взвыла. Посчитав это сигналом к действию, я со всей силы ударил её. Но разве сравнится сила ребенка с силой взрослого? Она отшатнулась, а я поднялся с пола и попытался сбежать. Мама схватила меня за волосы, когда я преодолел первую ступеньку вниз, и ударила об стену. В глазах потемнело, из носа хлынула кровь, но я слышал, как кто-то бежит по ступенькам. Она отвлеклась на Пака и выпустила меня из рук. Я скатился по ступенькам и упал прямо перед Чейзом. Он немигающим взглядом смотрел на меня, а потом опустился на колени и прикоснулся к моей ране на лбу. Из моего горла вырывались лишь какое-то карканье. Мама что-то кинула сверху и, со звуком разбивающегося стекла, Чейз упал. Он взял меня за руку, я почувствовал тепло его тела и закрыл глаза. – У нашей матери была шизофрения. Не вини её. Это болезнь сделала из неё монстра. – Как я не умер после этого? – Три операции и ты снова конфетка, правда, нос немного кривоват. Но ведь даже шрамов не осталось. – А почему умер ты? – Если ты приглядишься, то мама опустила на мою голову аквариум. Он может и небольшой, но вполне плотный. Достаточно, чтобы разбить детский череп и повредить мозг. – Я значит, тоже шизофреник? – У тебя есть ген, но его не стоит опасаться. Наша рыбка барахталась на паркете, а мы лежали в луже крови перемешанной с водой. Бум-бум… Я стою рядом с Чейзом в коридоре какой-то больницы. Мама, прикованная к кровати, лежала и пялилась в потолок стеклянными глазами. – Можешь у отца спросить. Она жива и лежит в Бостонской психбольнице. – Вряд ли у меня хватит сил её навестить. Да я и сам, наверное, скоро отброшу ласты. – Не-е-ет, Марк, ты будешь жить долго. И шизофрении у тебя никогда не проявится. Ты умрешь старым, но всё равно раньше своего Дилана. – Ты меня пугаешь. – Ты защитил меня тогда, теперь моя очередь тебя защитить. – Чейз улыбнулся и провел ладонью по лысой голове. Затем он крепко обнял меня и похлопал по спине. – Я люблю тебя. Буду жутко скучать, но ты не спеши ко мне.***
Я чувствовал, как кто-то держит мою руку. Открыв глаза, я увидел, как по лицу Дилана скатываются слезы. Он прижимал мою ладонь к своей щеке. Я улыбался, а он зажмуренный шептал какую-то молитву. Большим пальцем стёр слезу с его щеки. Дилан открыл глаза и, кажется, даже задержал дыхание. У меня жутко зачесался нос, оказывается какая-то трубка… – Ты должен был сказать мне, что у тебя провалы в памяти, – Дилан поцеловал мою ладонь и глубоко вдохнул, улыбаясь. – Я думал, что ты издеваешься надо мной. Вот же дурак, нужно было сразу тебя везти в больницу! – Мы встречаемся, – прохрипел я. – И ты тоже любишь меня. – Конечно. – Он стер слезы рукавом. – Ты признался мне, когда нам было по четырнадцать. Мы ведь всегда были вместе, а когда ты сказал, что любишь меня… Я понял, что без тебя не смогу. А год назад ты начал игнорировать меня и держаться холодно. Когда я спрашивал, в чём причина, ты признавался мне в любви, но через какое-то время опять игнорировал меня. Я посчитал, что ты устал от меня и… – Нет. – Я знаю. – Дилан наклонился и поцеловал меня в кончик носа. – Прости, что начал встречаться с Венди. Мы расстались. Я тебя больше никогда не отпущу. – Лучше отпусти, – прошептал я, закрывая глаза. – Моя мать была шизофреничкой, скорее всего я тоже псих… Лучше брось меня, пока я не заколол тебя вилкой. – Идиот, – буркнул Дилан. – У тебя была огромная опухоль, из-за неё у тебя были головные боли и частичная потеря памяти. Врачи сказали, что седативные, которые ты принимал, ослабляли давление на серое вещество. – Мистер Джонс? Я доктор Митчелл, – в палату вошел высокий мужчина в халате врача, а за ним толстенькая медсестра. – Как вы себя чувствуете? – Будто меня потоптало стадо буйволов. Доктор улыбнулся. – Голова не болит? – Нет. – Отлично. – Он что-то записал в папке и передал её медсестре. – Вы везунчик, мистер Джонс. – Зовите меня Марком, пожалуйста. Мистер Джонс – мой отец. – Конечно. – И он, между прочим, ушел за кофе, – добавил Дилан. – Сторожил вместе со мной твою палату четыре дня. – Ого, – ухмыльнулся я. Плеваться ядом не хватило сил. – Я оставлю вас, – сказал доктор, глядя на наши сплетенные пальцы. – Спасибо, – кивнул Дилан. Когда посторонние покинули палату, он зажмурился и снова приложил мою ладонь к своей щеке. – Я помню, как ты целовал меня по утрам, чтобы разбудить к завтраку. А потом я поваливал тебя на кровать и мы быстро занимались сексом, чтобы успеть на занятия. – Заткнись, – с ужасом шикнул Дилан. – Нашел что вспоминать! И лучше отдыхай, ты такой измученный… – Ты трахал меня на всех горизонтальных поверхностях моего дома. Я кричал как девчонка, а ты от этого заводился ещё сильнее. – О мой Бог! – простонал он. – Я делал тебе минет в кабинке учительского туалета. Однажды нас чуть не спалил учитель литературы. – Марк… – В палате явно стало жарче, глаза Дилана потемнели. Я улыбнулся, облизнув нижнюю губу, тем самым провоцируя его. – Ты всегда кусаешь меня за плечо, когда хочешь кончить. От этого мне крышу сносит, и пальцы на ногах подгибаются. У тебя большой. Не то, чтобы я завидовал, просто я в восторге от тебя. Я люблю тебя. – Я тоже, – обреченно вздохнул Дилан. Он видимо старался успокоиться, дышал громко и глубоко. Дилан вытащил из-под рубашки небольшой кулон с гравировкой льва. – Ты подарил мне это на день влюбленных, ты помнишь, что я тебе тогда сказал? – Ты сказал, что любишь меня больше, чем бутерброд с сыром. – Дилан рассмеялся. – А ещё я сказал, что хочу быть с тобой всегда – больше чем одну жизнь. – Мои глаза наполнились слезами. Я так долго мучился от неразделенной любви, а нужно было всего лишь вырезать из мозгов тухлятину и вспомнить. – Мне нужно тебе кое-что рассказать. У меня был брат-близнец…***
Отец долго просил у меня прощения за то, что бросил меня. Он догадывался, что со мной происходит что-то не то. Он посчитал, что у меня тоже шизофрения и поэтому сбежал. Я сказал ему, что не держу на него зла. А на самом деле мне просто плевать. Осенью я собираюсь в Гарвард вместе с Диланом. Вряд ли у нас с отцом когда-либо наладятся отношения, поэтому портить их ещё больше я не собирался. Знаете, я никогда не считал себя кем-то особенным. Я не говорил людям, что вижу призраков, даже тогда, когда считал себя сумасшедшим. Но как объяснить то, что подсказки Чейза всегда были правильными? Меня пригласили учиться в Гарвард, а я точно знаю, что не подавал туда документы. Как объяснить такое расположение вещей в доме, словно последние полгода я жил там не один? Две немытые чашки в раковине, два полотенца в ванной, две щетки, приставка и два подключенных джостика на полу. Как под моей подушкой оказалось письмо с коротким текстом: «Поступай в Гарвард, иначе я прокляну тебя на семь поколений»? Почерк точно принадлежал ребенку. Я хочу верить в то, что он действительно был со мной. С момента его смерти прошло десять лет, но я не перестаю скучать по нему. Наверное, никогда не перестану. Но я ужасно рад, что вернулся к Дилану. Как-то Чейз сказал мне, когда я прогуливал уроки на заднем дворе школы: Жизнь – величайший дар Бога, а любовь – лучший её двигатель. И знаете, он прав. Конец