Домашнее печенье

У них нет отношений. Вообще. Никаких. Ту неведомую херню, что творится, отношениями назвать абсолютно невозможно. Они практически не разговаривают. Они не ходят на свидания, не проводят вместе свободное время за милыми безобидными занятиями. Дерек просто трахает его. Где хочет. Когда хочет. Как хочет. Не особо сдерживаясь и особо не спрашивая. Это Дерек. А Стайлз… А что Стайлз? Стайлз влюблён. Стайлз потерян. У Стайлза есть секс и робкое неодиночество. Стайлз больше не носит футболки. Только водолазки. Стайлз застёгивает молнию худи до самого верха, натягивает поглубже капюшон и прячет руки в карманы. Стайлз даже не требует взаимности, что уж про глупую романтику вспоминать. И так продолжается почти год. Стайлз не видит обеспокоенных взглядов лучшего друга, не замечает сочувствующих глаз Эллисон или почти нечитаемой тревоги на лице Лидии. Однако Айзек его удивляет, когда оттаскивает в тихий угол, прижимает к стене, смотрит проницательно, понимающе и болезненно-зло. — Ты похож на меня, — говорит Айзек. — Ты похож на меня того, когда мой отец был жив. Это ненормально, чувак. Сделай что-нибудь с этим. Пожалуйста. Пока ты ещё ты. Пока ты не стал как я. И уходит, поправив капюшон, который мгновение назад сжимал в кулаке. Стайлз долго смотрит ему вслед, чувствуя, что тонет. Чёртов Айзек. Они даже не друзья. Стайлз не замечает, как хмурится Джон, цепляя взглядом очередной непроходящий засос или укус на усыпанной родинками коже, но на все попытки поговорить Джон получает улыбку и «я в порядке, пап, честно, всё хорошо, это не то, что ты думаешь, правда». Джон не верит. Джону хочется достать табельное и всё исправить, но он знает сына не первый год, тот не простит вмешательства, а Джон хочет, чтобы ребёнок любил его и дальше, а не проклинал за разрушенную «любовь». Конечно же, Джон не выдерживает. Тормозит чёрный Камаро на безлюдной дороге, используя мигалки и сирену, и, превышая полномочия, обещает водителю пару лишних отверстий в теле, если его ребёнок не перестанет походить на жертву изнасилования. Джон — шериф, чёрт возьми. Он кое-что соображает в преступлениях и слежке. Тайный не-бойфренд не настолько и тайный, что бы они там себе не думали. И труп не найдут. Джон ведь шериф, он знает, как спрятать улики. Мы услышали друг друга, Дерек? А после того, как габаритные огни Камаро исчезают из поля зрения, Джон долго сидит в патрульной машине, глядя в одну точку, и чувствует себя омерзительно беспомощным и ни на что негодным, потому что не может защитить единственного сына от него самого. Это Джон. Дерек впечатляется достаточно, и Стайлз на какое-то время перестает напоминать свежеподнятого зомби. Они почти «встречаются», но потом Дерек приводит в дом Дженнифер, и Стайлз… А что Стайлз? Он без единого слова собирает свои вещи, которых расплодилось внезапно много, они ведь не жили вместе, нет, и уходит. Ни упрёков, ни истерик, ни хлопанья дверью. Никто не пытается его остановить. Никто не пытается его утешить. Скотт снова у Эллисон, остальные кто где. Но даже если бы они были в курсе, это бы ничего не изменило. Стайлз устал. Стайлз запутался. Стайлз не знает, куда он едет. Это не имеет значения. Сейчас ему нужно просто двигаться. Неважно куда, неважно почему. Наверное, он умрёт, если остановится. Бикон-Хиллс остаётся далеко позади, и по щеке зачем-то сползает нелепая жгучая слеза. Стайлз зло вытирает её рукавом и выжимает газ до упора. Карбюратор летит окончательно где-то у границы штата. Стайлз гладит свой бессменный джип по капоту и успокаивающе бормочет, что так вышло, что тот не виноват, а после включает телефон, всего на пару минут. — Мне просто нужно немного времени. Ну, знаешь, чтобы разобраться, — говорит он. — Не волнуйся за меня. Со мной всё будет в порядке, пап. Обещаю. Поверь мне ещё раз. Стайлз даже не врёт сейчас отцу, он сам отчаянно на это надеется. Он не видит, но точно знает, как тяжело вздыхает шериф на другом конце «провода» и устало трёт глаза рукой, когда просит его звонить хоть иногда. Стайлз обещает, и Джон ему верит. Хочет верить. Как тысячу раз до этого и столько же после. Сбросив звонок, Стайлз машинально пролистывает входящие сообщения. «Мы с Эллисон хотели позвать тебя в кино, дружище». «Твой телефон не отвечает. Что случилось?» «Чувак, возьми трубку». «Стайлз?» «Бро, ты в порядке?» и так далее. Восемь от Скотта и одно неожиданно от Лейхи: «Где ты? Помощь нужна?». Стайлз пару минут растерянно смотрит на дисплей телефона, и первым его порывом — отключить и выкинуть, разломить симку, утопить её в луже, что бликует у обочины. Но сломанный Роско выглядит таким несчастным… и таким же повреждённым, как сам Стайлз. Стайлз делает над собой усилие. Его хватает на три коротких смс. «Присмотри за отцом» для Скотта; «Пожалуйста, забери Роско. Нужен эвакуатор» для отца; «Я стал как ты. Но я не ты. И ты не ты» для Айзека. До ближайшего города топать и топать. Он забирает сумку и начатый блок жевательной резинки из бардачка, оставляя включенный телефон на сидении. Уходя, Стайлз просит прощения у джипа, старого друга, за то, что бросает его на обочине, словно всю свою прежнюю жизнь. Стайлз ничего не загадывает. Просто живёт одним днём, нигде не задерживается подолгу, перебивается случайными подработками и ночует в дешёвых стрёмных мотелях на давно нестиранных простынях в компании клопов и подозрительных личностей. У него нет плана — лишь выжигающая, болезненная, не поддающаяся анализу потребность двигаться. Он ни от кого не бежит, пф, что за нелепые идеи, но остановиться не может. Пока нет. Стайлз звонит отцу с одноразовых мобильников, уверяет, что цел, и беспокоится о его здоровье, отчитывает за литры кофе и фаст фуд, который тот наверняка ест по обыкновению, и просит-убеждает не искать его, потому что он сам найдется. Нет, не прямо сейчас, но когда-нибудь — непременно. Это Стайлз. В Атланту его заносит так же случайно, как и в любое другое место до этого. Ему фартит с работой, и он вроде как при деньгах. Синяки давно сошли, стёрлись с кожи, но не с души, и Стайлз решает развлечься. Он покупает себе стильную рубашку и идёт в клуб. Стайлзу хочется музыки и, возможно, немного внимания. Клуб он выбирает относительно приличный — пусть не самый крутой в городе, но и не какую-нибудь совсем занюханную забегаловку. Он легко проходит фейсконтроль, и бармен за стойкой сквозь пальцы смотрит на фальшивое удостоверение, наливая ему водки с клюквенным соком. Стайлзу хочется танцевать, но он чего-то ждёт, рассматривая танцпол, и когда взгляд цепляется за гибкое тело одного из танцующих, он неожиданно ясно понимает, что вот оно, дождался. Парень на танцполе движется, как бог. Или как профессионал, но гениальный профессионал. А Стайлз… А что Стайлз? Он может лишь заворожённо следить за сумасшедшей пластикой незнакомца. Когда последний оборачивается, у Стайлза, вероятно, открывается рот — парню бы в фотомодели, до чего хорош. Джексон бы собственным ядом отравился, увидев, и точно бы заявил, что это не Лига Стайлза. Стайлз фыркает насмешливо, ярко представив перекошенную морду Джексона, и в то же мгновение понимает, что именно привлекло его внимание к танцору. Это не просто фантастическая пластика, это грация дикого зверя. Хищника. Стайлз невольно сглатывает и вжимается в стойку, насколько это вообще возможно. Он знает, чувствует, что перед ним оборотень. И сердце сбоит, пропуская удары, когда незнакомец садится на соседний стул. Стайлза окатывает страхом, как ледяной водой из лужи. Ему кажется, что слишком много общего в движениях, во взгляде, в ауре, что ли. Он едва не перестаёт дышать, но… незнакомец мягко спрашивает: «Хей, ты в порядке?», а потом, после невнятного пожатия плечами в ответ, солнечно, обворожительно улыбается и говорит: «Привет. Я Джейсон. Потанцуешь со мной?» Стайлз вдруг отчётливо понимает, что это не Дерек, нет, совсем не похож. Стакан отправляется на стойку, а страх уступает место любопытству. И они танцуют. О, Стайлз не пытается сравнивать себя с новым знакомым, глупость какая, он и так прекрасно знает, что не слишком хорош в танцах, у него нет балетной школы за плечами, да и если бы по неуклюжести давали призы — Стайлз был бы первым в списке. Конечно, он нервничает, что опозорится, на них пялится весь танцпол, чёрт возьми, но Джейсон… Джейсон смотрит только на него, мягко ведёт в медляке и лишь весело смеётся, когда Стайлз наступает ему на ногу, а потом легко подхватывает странный, дёрганный стиль Стайлза, и они пляшут, как два чокнутых, наплевав на чужие взгляды, рухнув в ритм с головой. У Стайлза даже нет времени подумать как это вышло — Джейсон вылизывает ему живот, выцеловывает линию ключиц, и Стайлз может только выгибаться, теряясь в ощущениях. Музыка всё ещё бушует в крови, задавая ноты безумной ночи. Утро встречает Стайлза хмурым серым небом, дождём за окном и щелчком замка в двери гостиничного номера, который они заняли вчера. Приличного номера. Со свежими простынями и шоколадкой на подушке. Дверь распахивается бесшумно, являя Джейсона с двумя стаканчиками кофе и пакетом свежей выпечки, и от его улыбки рассеивается вся хмурь вокруг. — Я боялся, что ты сбежал, — признаётся Джейсон, устраиваясь рядом. — А я думал, что ты сбежал, — Стайлз смачно зевает и щурится, трёт помятое лицо. — Ох, чува-а-ак! Ты такой прикольный спросонья! — смеётся оборотень, целуя его в шею, и продолжает, урча: — такой тёплый… кр-р-расивый… Стайлз только фыркает в ответ. Ему совсем не хочется сопротивляться или спорить. Да и против утреннего секса предубеждений не имеется. Уже после, жуя ещё тёплые булочки с корицей, Стайлз неожиданно восхищается тому, насколько же это отличается от того, что он знает. От того, что у него было. — Джейсон, ты оборотень? — спрашивает Стайлз, комкая бумажный пакетик. Джейсон едва не давится кофе, смотрит задумчиво-оценивающе и всё-таки кивает, подтверждая. — Вервольф? — уточняет Стайлз, подозрительно щурясь. — Да. Так ты из знающих… Ты поэтому так испугался тогда, в клубе? — Джейсон смотрит понимающе, улыбается чутко, едва заметно. — Эй! Я всё ещё могу оказаться жутким кровожадным охотником! — пытаясь сделать опасную мину, ворчит Стайлз. — Конечно, можешь, — соглашается Джейсон, подбираясь, чтобы коварным прыжком уронить его обратно в одеяло и придавить собой, а после промурлыкать в открытый от возмущения рот: — ах, пожалуйста, не убивай меня! Я могу быть очень, очень послушным. Стайлз заинтригован. Стайлзу смешно. Стайлз думает о том, как вообще он мог сравнить Джейсона с Дереком? Джейсон получает подушкой по голове. Отличное утро. — Мы в Атланте всего на пару недель, — сообщает ему Джейсон, любезно соглашаясь подбросить Стайлза до вокзала. — У Мики какие-то дела. Бизнес, понимаешь. Забавно, но Нати разбирается в этом лучше. Ну, знаешь, всякие хозяйственные заморочки. Он в этом спец. Я-то больше технической частью занят. Стайлз кивает, с интересом узнавая разные детали о стае Джейсона и удивляясь насколько же всё это не похоже на то, что он видел. — Он вас бьёт? — вдруг спрашивает Стайлз, прерывая довольно интересный рассказ о поездке стаи в Огайо. — Кто? — подвисает Джейсон. — Ну, Мика. Он же альфа, я правильно понял? Когда тренирует? — пытается донести мысль Стайлз. — Зачем? — Джейсон хмурится в недоумении. — На случай нападения… — окончательно тушуется Стайлз. — Но мы ни на кого не нападаем… Мика вообще пацифист! Даже не представляю, что должно случиться, чтобы Мика начал нас бить. Чтобы Мика вообще хоть кого-либо начал бить! Нет, Нати, конечно, любит по-жёстче, но, полагаю, ты не об этом… — Джейсон настолько искренне не понимает, что Стайлзу становится душно от неловкости. — Стайлз, тебя били? — осторожно спрашивает Джейсон. — Нет, не били, — он смотрит в глаза, когда отвечает, но остаток пути сопит, отвернувшись к окну. Джейсон деликатно молчит, глядя на дорогу. — Может задержишься? Тебе же вроде не горит? — спрашивает Джейсон, стоя с ним в очереди за билетом, и признаётся смущённо: — не хочу тебя отпускать, ты классный. Стайлз краснеет, вспыхивает, как петунии соседки через дорогу по весне, и неожиданно соглашается. В самом деле — пара недель плюс, пара недель минус. Разве это что-нибудь изменит? Его уже не выламывает изнутри потребностью мчаться в никуда. И потом… Джейсон — не Дерек. С Джейсоном Стайлзу… несложно, свободно, и он сам не замечает, что улыбается всё чаще и чаще. У них неожиданно много общих тем для разговоров, и самое удивительное во всём этом, что Джейсон действительно слушает, что говорит Стайлз. И это так непривычно. Как и то, что оборотень постоянно к нему прикасается, почти не разрывая физического контакта, когда они вместе. Невесомо. Ласково. Без пошлости. Ненавязчиво. Бережно. Стайлз не настолько тактильный, но даже с тем, что он какое-то время старался избегать чужих прикосновений, он не ощущает отторжения, не раздражается, не пытается оттолкнуть. — Это как дышать, — объясняет Джейсон. — Но если тебе напряжно — ты говори, я постараюсь сдерживаться. — Всё нормально, Джей, — Стайлз впервые гладит его в ответ. Джейсон мягко урчит. Стайлз не знал, что волки так умеют. Совершенно не Дерек. — Душа — такая странная штука, — говорит однажды Джейсон. — Никто толком и не знает, есть ли она вообще, а болит — хоть волком вой, — и коротко смеётся на случайный каламбур. — И вылечить душу сложнее, чем тело. Но жить в разобранном виде — хуже не придумаешь. По себе знаю. И с любовью так же. Но если любовь разрушает тебя, если ты в ней теряешь себя, то это не любовь, — улыбается Джейсон, ероша короткие золотистые волосы, и в синих глазах оборотня светлая грусть. Стайлз молча обнимает его, ему нечего добавить. — Это не свидание, — говорит Стайлз, когда Джейсон приглашает его в кино. — Конечно, нет. Не свидание, — соглашается оборотень и тащит его на ночную ретроспективу фильмов о Гарри Поттере. И они на самом деле смотрят кино. Кино, которое нравится Стайлзу. Не занимаются непотребствами, не нарушают законов о непристойном поведении в общественных местах, нет. Реально сидят и просто смотрят, иногда комментируют шепотом, иногда хихикают и почти всё время держатся за руки. Всю ночь. Стайлз выходит из кинотеатра счастливым и уставшим. — Это тебе! — Джейсон надевает ему на шею цепочку с серебряным хроноворотом. И это так мило, что Стайлз впервые целует оборотня сам, просто потому что не знает — плакать ему или смеяться. Это Джейсон. Когда Джейсон пропадает на пару дней, Стайлз не мечется в поисках. Он знает, что это бессмысленно, знает, что у Джейсона есть обязанности и стайные дела, и ещё что тот ни за что не сбежит, не попрощавшись. В памяти нового телефона Стайлза всего два номера — отца и Джейсона, и когда утром третьего дня приходит смс с адресом, Стайлз улыбается и вызывает такси. Уже в едущем вверх лифте Стайлз начинает нервничать и задумывается: стоило ли прихватить вина? Достаточно хорошо ли он одет? Будет ли там стая Джея? И не удрать ли, пока не поздно? Дверь открывается за секунду до того, как он успевает нажать кнопку звонка, и высокий длинноволосый красавчик с глазами цвета лаванды окидывает его любопытным взглядом. Стайлз восхищён. Стайлз думает, что никогда раньше не видел таких удивительных глаз. А ещё Стайлз думает: какого чёрта они все такие сногсшибательные? — Вау! — выдаёт Стайлз. — И тебе привет, — кивает незнакомец. — А Джейсон? — Будет позже. Ты должно быть Стайлз. — А ты Нати? — Натаниэль, пожалуйста. Жутко содержательный разговор прерывает требовательный писк таймера из глубины помещения. Оборотень, а в том, что Натаниэль — оборотень, Стайлз даже не сомневается, распахивает дверь, приглашая войти. И Стайлз шагает внутрь, не задумываясь, без опаски, хотя, наверное, стоило бы. — Печенье готово, — сообщает Натаниэль. — Даже не пытайся отказаться. И Стайлз не отказывается. Он уже и забыл до чего же это вкусно — тающие во рту домашние печенюшки с молоком. Рассыпчатые. Миндальные. Он жмурится и едва ли не урчит от удовольствия, слизывая крошки с пальцев. — Ладно. Ты можешь называть меня Нати, — посмеивается оборотень, польщенный незамысловатым, но искренним комплиментом его стряпне. — Что ты хочешь за рецепт? — проникновенным тоном интересуется Стайлз. — Даже не знаю, — фыркает Натаниэль, изящным жестом откидывая назад выбившиеся на плечо пряди, и шикарная каштановая грива струится шёлком. Стайлз залипает. — Ты точно не из фейри? — уточняет Стайлз. — Вот уж вряд ли, — смеётся Нати, одаривая Стайлза кокетливым всполохом лаванды из-под ресниц. Это Натаниэль. Джейсон врывается солнечным ураганом, жарко целует Натаниэля, прижав его к барной стойке, и уже через мгновение тискает хохочущего и неубедительно отбивающегося Стайлза. Они ни на чём не настаивают. Ни к чему не принуждают. Ничего не требуют. Не уговаривают, никак не давят. Они даже ничего не ждут. Но когда губы Нати скользят вдоль его позвоночника, а Джейсон мягко прихватывает зубами кожу на его ключице, Стайлз понимает, что у него не было никаких шансов отказаться. И это не тот случай, когда он хотел бы уйти. Спустя неделю они сидят в аэропорту в ожидании посадки на рейс. Три оборотня и Стайлз, что вызвался проводить их. — Интересная всё-таки у вас стая, — улыбается Стайлз. Не то, чтобы он видел так уж много стай, но эта ему явно нравится. — Вообще-то, технически, мы не стая, — поправляет Нати. — Мы — пард. — Пард? Это как у львов? Разве у волков бывают парды? — удивлённо спрашивает Стайлз. — У волков? — Натаниэль хохочет. — Нет, Стайлз. Волк у нас только Джейсон. А мы с Микой — леопарды. — Я думал, из кошек только ягуары существуют. Ну эти, нагвали. Жесть долбанутые, — ёжится Стайлз, вспоминая Кейт. — Да, тут ты прав — ягуары реально долбанутые. Но кошачьих всё же побольше будет, — качает головой Мика, и нет, Стайлз не пялится на него. Ну пытается. Он уже столько слышал от новых друзей о нём. И да, Мика тоже выглядит потрясающе, хотя и кажется немного хрупким на фоне своих бет. — Есть леопарды. Есть львы. Тигры есть. — И такое бывает? — Всякое бывает, — улыбается альфа этой странной не-стаи, и на мгновение его лицо меняется. Стайлз даже не уверен, что ему не показалось, слишком быстро и плавно происходит превращение человека в зверя и обратно. Но в шартрезовых кошачьих глазах беззлобная усмешка, значит, не привиделось. Стайлзу немного грустно. Ему не хочется расставаться. И теперь ему придётся решать, что делать дальше. Атланта — пройденный этап. Без Джейсона, без Нати, даже без Мики, которого он знает полчаса, этот город уже не кажется ему привлекательным. Стайлз говорит, что, пожалуй, поедет домой. Что соскучился по отцу и друзьям. Оборотни понимающе кивают, а Мика предлагает купить билет на самолет. Стайлз отказывается. — Зачем тянуть? — спрашивает Мика, подозревая, что Стайлз не хочет брать деньги. — Считай, что это услуга за услугу. — Но я же никаких… — Это как посмотреть. Ты две недели присматривал за Джейсоном, а это уже немало, поверь! — А за Джейсоном нужно присматривать? — изумляется Стайлз. По его мнению Джейсон — один из самых адекватных оборотней, да и людей тоже, что Стайлз когда-либо встречал. — Ещё как! — Мика прячет улыбку. — У Джейсона настоящий талант находить приключения на задницу. — Да, я такой, — довольно сияет Джейсон. Натаниэль закатывает глаза, Мика смотрит с мягкой, насмешливой укоризной. Стайлз хихикает, но всё же не особо верит. — А за эти две недели он даже ни во что не вляпался, что само по себе дорогого стоит, — продолжает Мика. — И всё благодаря тебе, Стайлз. Пожалуйста, не спорь. Ты избавил меня от головной боли, и ты полетишь самолетом. Никакого автостопа. У него снова нет шанса отказаться, потому что оборотень уже покупает ему билет, а на все попытки возмущения лишь разводит руками и безмятежно улыбается. Это Мика. Наконец объявляют посадку, и оборотни обнимают его на прощание, все трое, и даже целуют — Джейсон и Нати едва ли не в засос, Мика ласково прикасается губами к щеке, а у входа в терминал Джейсон и Натаниэль синхронно оборачиваются и машут ему. Мика кивает. Стайлз кусает губы и ждёт, когда за ними закроются двери. Он не будет плакать, нет. В конце концов, в телефоне есть номера и ссылки на соцсети, и они пообещали писать друг другу. Стайлз возвращается в зал ожидания. Устроившись в кресле, он рассеянно теребит серебряный хроноворот и бездумно улыбается. До самолета еще сорок минут. Можно позвонить отцу, а после наставить лайков на фотки парней — куча дел. — Шерифа срочно вызвали, а Скотт не смог, — зачем-то оправдывается Айзек, встречающий его в ближайшем к Бикон-Хиллс аэропорту. Да так и замирает, растерянно хмурясь, когда Стайлз обнимает его. Айзек неуверенно обнимает в ответ. Они молчат всю дорогу, и только на въезде в Бикон-Хиллс Айзек все-таки спрашивает: — Ты вообще как? — Замечательно, — улыбается Стайлз. — Спасибо, что спросил. Айзек неопределенно хмыкает в ответ. — Ну, ты… звони, если что, — Айзек высаживает Стайлза у дома. — Ага, — соглашается Стайлз. — Ты заходи как-нибудь. Печеньем угощу. — Я не Дерек, — хмуро огрызается Айзек. — Я знаю, Айзек. Поверь, я знаю, — солнечно улыбается ему Стайлз и провожает сорвавшуюся с места машину задумчивым взглядом. — Дом, милый дом, — бормочет Стайлз, шагая через порог. Вернувшегося далеко за полночь шерифа встречает аппетитный запах тушеных овощей с курицей и свернувшийся калачиком на диване измотанный уборкой и готовкой Стайлз. Джон тяжело вздыхает, от души радуясь возвращению ребёнка, хотя в груди невозможно тесно от душащих слёз, и целует сына в макушку, укрывая того пледом. А после идёт на кухню и ест рагу прямо из кастрюли, прекрасно зная, что наутро Стайлз будет на него ворчать. На него уже так долго не ворчал сын, что он соскучился по этому. Разве можно винить его за эту крохотную провокацию? Это Джон. Айзек приходит через неделю, сам не зная зачем. А потом ещё раз. И ещё. Пока это не начинает напоминать традицию. И каждый раз он неловко переступает на пороге, словно растеряв всё своё волчье нахальство, осторожно кружит по гостиной, трогая немногочисленные фото, перебирает книги и вздрагивает от писка таймера. — Печенье готово! — радостно сообщает Стайлз. — И даже не пытайся отказаться! — Ещё чего. Не дождешься, — ухмыляется Айзек. В его жизни было не так уж и много домашнего печенья, чтоб вот так бездарно от него отказываться. Дело не в печенье, конечно, нет, и даже не в том, что Айзек был влюблен в Стайлза в начальной школе. Просто… Что-то изменилось. Стайлз изменился. И от этого Стайлза у Айзека сносит крышу. — А-айзек… — шепчет Стайлз, перебирая светлые кудри и заставляя сердце оборотня сбиваться с ритма. — Айзек… — повторяет он, стягивая с волчонка футболку и прикусывая ему ухо. — Айзек… И от того, как Стайлз это произносит, по коже бегут мурашки. Волчонок подставляется под ласку, как изголодавшийся, забывая обо всем. — Почему я раньше тебя не видел? — спрашивает Стайлз, вырисовывая неведомые узоры на плече Айзека. — Потому что это был не я, — Айзек нежно, рассеянно улыбается и трётся щекой о его костяшки пальцев. Это Айзек. Стайлз не видит ни мелькнувших за окном красных бликов, ни замершего на крыше оборотня. Дерек знает, что Айзек его слышит, но тот уже давно не в его стае и потому бессовестно игнорирует. Дерек мрачнеет, хотя куда уж больше. Он мог бы… Мог бы. Но оборотень ничего не делает. И не сделает. Уже слишком поздно. И это только его вина. Он сам всё испортил. Дерек даже не вспоминает о Дженнифер. Она не Стайлз. Никто не Стайлз. P.S. В очередной раз обнаружив на своей кухне подозрительно взъерошенного Айзека с печенюшкой в зубах, Джон внимательно его рассматривает, привалившись к холодильнику и скрестив руки на груди. — Ты же понимаешь, что я хорошо стреляю? — спрашивает шериф, прерывая затянувшееся молчание. — Господибоже, пап! Ну, серьёзно?! — смеётся Стайлз, шлёпнув ладонью по лицу. Айзек кивает, продолжая жевать. Джон сурово щурится на него. — Этот хотя бы не кусается, как бешеный енот? — уточняет Джон у сына. — Только если попросить, — Стайлз шевелит бровями и сияет лукавством. — Мне уже можно называть его папой? — шепчет Айзек, наклоняясь к Стайлзу, очень близко, едва не касаясь губами щеки. Джон закатывает глаза и уходит, сделав вид, что внезапно оглох, и забрав последнее украшенное миндалём печенье с тарелки. От весёлого смеха ребёнка за спиной в грудине разливается почти забытое тепло. Печенье, кстати, просто отличное.