Воспоминания Бога Смерти

На вечернем небе облака, прежде причудливыми узорами рассыпанные по небосклону, превратившись в зловещие черные тени, собирались в одну огромную, мрачную тучу. Изредка погромыхивал дальний гром. Большая темно-лиловая туча стремительно приближалась ко мне, хотя не было ни малейшего порыва ветра. Солнце, еще не скрытое облаками, ярко освещает ее мрачную фигуру и серые полосы, которые идут до самого горизонта. Изредка вдалеке вспыхивает молния и слышится слабый гул, постепенно усиливающийся, приближающийся и переходящий в прерывистые раскаты, обнимающие весь небосклон. Гроза наводила невыносимое чувство тоски и страха, пробуждая воспоминания… Я захожу в настежь распахнутые двери, словно ожидаемый гость. Внутри царит тишина, лишь глухой стук настенных часов отбивает свой ритм. Прохожу по деревянному полу: сырые, чуть подгнившие доски скрипят подо мной, захожу в невысокую комнату. – «Это кухня», – сразу замечаю я. Я знаю, что он должен быть здесь, тот, кто решил предать страну Дождя. Я сам свершу смертельный приговор над ним и его семьёй, ибо я – Бог. Из коридора, где всего секунду назад находился я, послышался звон. Я медленно поворачиваюсь и замечаю осколки вазы, рассыпавшиеся на полу мириадами частиц. На жестоком лице появляется холодная усмешка. «Значит, они хотели скрыться от меня», – мне казался смешным их поступок, детским. Я – Бог, и моё правосудия обязательно настигнет виновного, рано или поздно. Мужчина посмотрел на меня, в его глазах читался неподдельный ужас. Он понял: надежды на спасения нет, но всё равно приказывает спасаться своим жене и сыну, уходить, бросить его. Кричит, что он задержит меня. Наивный. Я бы хотел, чтобы ты увидел смерть своих близких, понял, что ты сделал, когда всего на мгновение почувствовал смятение и решил уйти из Акацуки. Но ты сам захотел быть первым. Что ж, пусть будет так. Он сам идёт ко мне в услужливые объятия смерти, и я не заставляю его ждать. Следующая женщина. Подобно мужу, она не умоляет меня пощадить её, не скрывает ненависти за мольбами. Сама бросается на меня, в безумном порыве защитить хрупкого и оттого жалкого мальчика, а через секунду умолкает навсегда. Её бездыханное тело падает рядом с мужем. Я медленно подхожу к ребёнку. Он сидит, прижавшись спиной к тумбочке, обняв маленькими ручками худые колени; его уста беззвучно произносят два слова: мама… папа. Довольно длинные волосы скрывают лицо, но я чувствую, как по его щекам катятся слёзы и тяжёлыми каплями падают на осколки злополучной вазы. Забавно, всего одна вещь погубила всю их семью. А затем мальчик поднимает свои полные ненависти глаза, и с его губ слетает проклятие. Я смотрю на малыша и не верю своим глазам. Потом перевожу взгляд на осколки и на мёртвые тела, делаю шаг назад. Это… просто невозможно… …– Но что если они найдут нас? – прошептал я, ещё крепче обняв коленки. – Мне страшно… – Всё в порядке, – одобряюще улыбнулась мама, посмотрев на меня. – Просто медленно вставай и тихо… Но нам не суждено было уйти втроем. Я случайно задел вазу и она с грохотом разбилась на мириады осколок, как и наша мечта уйти незамеченными. – Кто здесь? – тут же выскочили шиноби из комнаты. В следующее мгновение отец с воплем сорвался с места. – Это враги! – выкрикнул один из них и, достав кунай, набросился на отца. – Бегите, сейчас, – выкрикнул отец, пытаясь сдержать натиск. Но я лишь сильнее прижался с тумбочки, не в силах сдвинуться с места. – Быстрее, Нагато, – воскликнула мама, схватив меня за плечо. А в следующую секунду она, закрыв меня своим телом, попала под удар. – Нагато… Быстрее, – почти шепотом попросила мама и упала на деревянный пол. Красные волосы рассыпались, переплетаясь с осколками злополучной вазы. – Ах ты, сукин сын! – прокричал отец, но в следующее мгновение получил удар в сердце и замолчал навсегда. Я, громко заскулив, сполз вдоль тумбочки. По моим щекам текли слезы, но я ещё не понимал, что происходит. Серые глаза полные боли. Мои глаза. Этот мальчик – я. Осколки вазы, разрушившей нашу надежду, нашу семью. Мои родители. Неужели это всё уничтожил я? Нет, невозможно. Это сделали шиноби, что никогда не поймут моей боли, пока не испытают её. А этот ребёнок? Совпадение, случайность? Или суровая реальность? Почему я вновь слышу нелепые оправдания уже мёртвых ниндзя Конохи? Их жалкий ропот, приторное сочувствие, тошнотворную жалость... Неужели прошлое до сих пор не оставило меня? Они поднялись, как будто живые, однако их тела остались лежать. Да и сами они были те же, и всё же другие: казалось, от них идёт еле заметный свет, почему-то напомнивший мне серебристый перелив луны. Призраки окружили меня, но не нападали: лишь безмолвно смотрели, ожидая реакции. – Мальчик вдруг стал палачом своих родителей, – раздался холодный, на удивление знакомый голос, мой голос. Малыш, нет, я поднялся, мои серые глаза, казалось, светились в окружающей нас полутьме. – Ненавидя всех, за то, что произошло давным-давно, он пытался заставить всех почувствовать его боль. И в конце концов уничтожил последнее, что связывало его с этим местом, с его домом. Стал вершить своё правосудия, не имея на это прав. Перестал жить, забыв жертву его родителей. Теперь твой черёд познать правосудие, — малыш поднял свои серые глаза, в которых проявился риннэган. Я ощущал боль и страх… Чувства, которые, я думал, покинули меня. То, что темнее чёрного и страшнее страха, терзало мою душу… Воспоминание. Они приходили каждую ночь, оставляя на душе шрамы, каждый раз всё глубже и глубже. Словно дикий раненый зверь я метался, но никуда не мог скрыться от них. …Воспоминание безмолвно предо мной Свой длинный развивает свиток: И, с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу, и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью,- Но строк печальных не смываю (А.С. Пушкин).