Негаданная Судьба

Фигуры на поле, Судьба за доской, Ты - пешка, солдат, твое место в строю; Ты смело рванешься в решающий бой, Ты на кон поставила долю свою. Судьба захохочет, меняя лицо, И Белую Пешку огнем опалит; Разыгран гамбит, разомкнулось кольцо И жар Черным Ферзем ее обратит. - Гарри, ты меня слышишь?! Забирай остальных и уходите! - прорычал Сириус, выталкивая крестника из-под летящей в его сторону Авады. В другой руке, словно котенка за шкирку, он крепко держал немного ошалелую, оглушенную Ступефаем, но все еще рвущуюся в бой Гермиону. Гарри отрицательно помотал головой. Глаза его из-под чумазых треснутых стекол очков блеснули решимостью. Он не боялся. Он был смелым, отважным и по-гриффиндорски безрассудным, как и Джеймс. Сириус вдруг понял, что парень уходить не собирается, и уговаривать его - безнадежная затея. Он дернул Гарри за рукав, притягивая ближе. - Завязывайте с геройством и валите отсюда! - словно василиск зашипел он в ухо Гарри. Сообразив, что упрямый крестник не двинется с места, он швырнул их с Гермионой вниз, на каменные плиты пола, под защиту вала из гранитных глыб и полуразрушенной лестницы, а сам рванулся по ступеням вверх, туда, где на полированной каменной площадке стояла Арка Смерти. Гермиона цепенела от жуткой какофонии звуков, наполнявшей воздух вокруг нее. В ушах молотом грохотал шум битвы, крики друзей и Пожирателей, кидающих друг в друга проклятия, и визгливый смех Беллатрикс, которая носилась по залу точно демон, расшвыривая всех на своем пути. Голова гудела, в мозгу все еще отдавался грохот обрушающихся стеллажей с хрустальными шарами предсказаний и многократно помноженный звон бьющегося стекла. Черно-белые столбы дыма сплетались друг с другом, со свистом рассекали воздух, клубились в высоте. Где-то рядом длинно и безысходно завизжала Джинни... Из ступора Гермиону вывела теплая, твердая рука Гарри, сжавшая ее плечо. Девушка зажмурила глаза и потрясла головой, отгоняя дурноту. И тут же поняла, что Гарри уже нет рядом. Вытянув шею, она поискала его глазами и, не найдя, выскочила прочь из своего укрытия, помчалась наверх, попутно бросаясь оглушающими проклятиями. Гарри и Сириус были там, на площадке перед Аркой, вместе с Невиллом, который сжимал в ладонях шар с пророчеством, и старшим Малфоем, держащим всю компанию на прицеле. Гермиона оказалась рядом с ними в то самое мгновение, когда Невилл, попытавшись перебросить пророчество Гарри, промахнулся. Шар зрелищно дзинькнул о каменный пол, брызнул тучей сверкающих осколков, и белый мутный туман устремился наружу, формируясь в текучие человеческие фигуры. Сириус воспользовался секундной заминкой и среагировал моментально. Он вышиб палочку из рук Малфоя Экспеллиармусом, одновременно отбрасывая того далеко назад. Гермиона с ужасом наблюдала за столбом истерически хохочущего черного дыма, просвистевшего мимо нее и обрушившегося на площадку против Сириуса. Беллатрикс. Гермиона не боялась Пожирателей. Но рядом с этой женщиной любой из тех был всего лишь котенком. - Ну вот мы и встретились снова, братец! Дай мне тебя убить! - фанатично сверкнув черными глазами, взвизгнула она. - Авада... Мир Гермионы стремительно завертелся. Бой был в разгаре, и к Сириусу уже никто не успевал - это она понимала. Не видя больше ничего вокруг, она рывком бросила свое тело вперед, туда, где в шаге от Завесы стоял крестный Гарри. В следующий миг она что есть силы толкнула Сириуса прочь с пути смертельного проклятия, на мгновение ощутив его твердую грудь под своими ладонями, и теряя равновесие, полетела спиной в серую, изъеденную временем ткань Завесы. Все это заняло мгновения, а Гермионе казалось, что время сгустилось и стало тягучим и липким, как кленовый сироп. Ветхий зловещий полог приласкал, окутывая туманом и гася звуки. Последнее, что слышала Гермиона, был хохочущий крик Беллатрикс «Я убила грязнокровку!», и исполненный боли и скорби вопль Гарри, тщетно пытавшегося вырваться из рук Сириуса. Потом была вспышка незнакомого света, сильный удар по голове, и милосердная темнота утопила все во мраке забытья... *** Бильбо Беггинс был уважаемый хоббит. Его прямые родичи обитали в Хоббитоне, в усадьбе Бэг-энд с незапамятных веков и всегда были на хорошем счету среди соседей. Впрочем, добрососедские отношения среди маленького народца ценились не меньше, чем семейные, и уж точно еще никому не вредили, а в Шире было предостаточно уважаемых хоббитов, с которыми стоило дружить, тем более, что добрая половина из них приходилась вышеупомянутому Бильбо родственниками. А уж как в Хоббитоне уважали родственные связи, и говорить лишне. Год за годом ведя в уютном Бэг-энде размеренную неторопливую жизнь, Бильбо, казалось, был всем доволен. Просторная норка с множеством комнат, полные припасами кладовые и огромное мягкое кресло вблизи уютно потрескивающего пламени камина — это все было тем, с чем хоббит ни за что бы по доброй воле не распрощался. По крайней мере сначала ему казалось, что он еще не дорос до настоящих приключений, а потом он убедил себя в том, что слишком стар для того, чтобы разгуливать где-то за пределами Шира. Такие мысли одолевали нашего дорогого хоббита неспроста. Внешне совершенно невозмутимый и медлительный, в душе он имел некоторые противоречия с самим собой. Эльфийские и гномьи книги, карты Средиземья и старинные рисунки хранились в огромном сундуке в его кабинете. Долгими зимними вечерами он просиживал над ними, размышляя об эльфах и дальних землях, и тогда его глаза порой загорались влажным мечтательным блеском. Хотя он и не понимал, что жизнь гораздо реальнее, чем древние фолианты и карты, рассыпающиеся от времени в прах. И вот Судьба взбунтовалась, решив положить конец тихому существованию хоббита неожиданно, нежданно и негаданно дождливым летним утром. И сделала это так, что жизнь бедного Бильбо никогда уже не стала прежней. *** С раннего утра небо хмурилось свинцовыми, время от времени погрохатывающими тучами, дождь попеременно то слегка моросил, то лил так, будто разверзлись все хляби небесные, ветер выл в ветвях ив, яростно сдирая с них последние пушистые сережки. Бильбо высунулся в окошко и, скорбно оглядев ранее роскошный, а ныне вымокший и жалкий цветник, с досадой захлопнул круглую ставенку. Он не любил дождь. В сырую погоду у него начинала ныть поясница, появлялся жуткий насморк и решительно портилось настроение. К тому же господин Беггинс любил после сытного завтрака выкурить трубочку-другую, сидя на лавочке в своем цветущем палисаднике да пуская тонкие колечки дыма, и поразмышлять о своем. А сегодняшнее ненастье сводило на нет все эти приятные и беззаботные планы. Снова грохотнул гром, и Бильбо зябко поежился. Природа сошла с ума, - подумал он. Непременно погожий июнь в Хоббитоне неожиданно сменился стихийным бедствием. Причем случилось это не далее как этим утром. Голубое небо в минуту заволокли низкие тучи, а солнечный свет сменился вспышками молний. Бильбо недовольно крякнул и еще раз покачал головой. Странная непогода, определенно, очень странная. Хоббит пожарче растопил камин, пошвыряв в огне чугунной кочергой, и, справедливо рассудив, что в такую погоду чашечка травяного чая и пирог с тмином — лучшее, что только можно выдумать, собрался было вернуться в столовую. Тут его внимание привлек странный звук, донесшийся с улицы и ничуть непохожий на раскат грома. Бильбо насторожил уши. Нет, определенно не гром. Это был глухой удар. В его собственную дубовую дверь. Бильбо был весьма осторожный хоббит. Он опасливо подкрался к окну и, вытянув шею на манер любопытного гуся, глянул на улицу...И в мгновение переменившись в лице, бросился отпирать. На пороге Бэг-энда в глубоком обмороке лежала совершенно мокрая, до нелепости странно одетая девочка. Человеческая девочка, - машинально отметил Бильбо. Глухой удар в дверь усадьбы довольно исчерпывающе объяснял происхождение здоровенной шишки на ее белом лбу. - Леди?! Леди, вы меня слышите? - пролепетал хоббит. - Да что же это тут творится?! Склонившись над своей находкой, Бильбо осторожно похлопал ее по щекам, пытаясь привести в чувство, и, не преуспев, выпрямился и возопил: - Леди, вы, между прочим, лежите в луже, а она, смею заметить, мокрая и холодная, я уже не говорю о том, что грязная! Поняв, что он несет сущую околесицу и обругав себя идиотом, а еще проклиная все на свете и постаравшись не думать о том, что за невидаль делается этим утром в его усадьбе, Бильбо подхватил девочку подмышки и, кряхтя, втащил в прихожую. Она конечно была абсолютно крошечной для человеческой девчонки, но он, Бильбо, был хоббит, а это означало, что несмотря на прекрасную наследственность (старик Тук из Приречья, его родня по матери, был высочайшим хоббитом и даже, говорят, мог ездить на лошади), росту в нем было всего четыре фута, против девчонкиных пяти с хвостиком. Бильбо привалился к стене, переводя дух. И в ужасе понял, что следы, которые оставило на его полу тело девочки, не столько мокрые, сколько красные от ее крови. По счастью, в комоде запасливого хоббита было предостаточно средств первой помощи, и ему не составило труда промыть ссадины и царапины его гостьи. Гораздо больше Бильбо беспокоил длинный кровоточащий порез, пересекающий ключицу и спускающийся ниже, к левой груди. Из него беспрерывно сочилась кровь и никак не желала останавливаться. Здесь не обойтись без королевского листа, - подумал Бильбо, роясь в аптечке. Старые запасы еще должны были сохраниться. Наконец котелок вскипел, отвар был готов и теперь распространял по Бэг-энду крепкий свежий дух, похожий на запах леса после грозы. Хоббиту даже показалось, что его настроение улучшилось, а тревога рассеялась. Девчонка была мокрой. Насквозь. Бильбо не радовала возможность лечить ее еще и от воспаления легких, поэтому он рассудил, что попробовать ее раздеть — не так уж и страшно, особенно если учесть, что одежда на ней и так — сущий срам, разве ж леди такое носят? Рубашка чуть не до середины расстегнута, а юбка выставляет на показ голые ноги, краснея, думал Бильбо. Интересно, а обувь она где потеряла? Наверное там, где ей синяков да шишек понаставили. Если бы у Бильбо была дочь, да вздумала когда-нибудь напялить такую юбку, он бы отхлестал ее по ногам крапивой. Неожиданно он почувствовал в кармане юбки что-то длинное и твердое. Это оказалась деревянная палка, изрезанная непонятными рунами. Он задумчиво повертел ее в руках и, пожав плечами, положил на прикроватную тумбочку. Очнется — разберется сама. В том, что очнется, Бильбо не сомневался. Раны, промытые отваром ацелас, сразу подсохли, несколько глотков, что он с грехом пополам влил бесчувственной девчонке в горло, вернули ей цвет лица и погрузили в здоровый крепкий сон. Он поправил пуховое одеяло, в которое тщательно укутал девочку, и без сил плюхнулся на пол рядом с кроватью. Слишком много событий для одного хоббита этим утром. Бильбо даже не заметил, как голова его склонилась к плечу, и он уплыл в сон.