Не пойми меня неправильно, Юи

      Солнечный свет едва проникал в комнату сквозь небольшую щелочку между плотно задернутыми бархатными шторами; в воздухе витали лишь мельчайшие частицы пыли, а вокруг царила тишина. Абсолютная мертвая тишина. У нее был свой особый, ни с чем несравнимый и едва уловимый аромат — он обжигал легкие и ударял в голову лучше любого дурмана — такой теплый, сладкий, терпкий. Аято больше всего на свете обожал этот запах. Именно так пахла кожа этой несносной девчонки, с появлением которой тишина в семейном поместье Сакамаки стала очень редким явлением. И, несмотря на то, что они были полными противоположностями, именно этот дурманящий, кружащий голову аромат объединял их в нечто единое в подсознании вампира. И если он начинал чувствовать его все отчетливее, то Блинчик была где-то поблизости, в этом не было никаких сомнений.       — Аято? — хрупкая фигура девушки показалась в дверях. Она явно нервничала, это было заметно по ее изящным длинным пальцам, которые нетерпеливо сжимали краешек и без того короткой юбки, и по бегающему взгляду огромных глаз цвета спелой вишни. — Можно мне войти?       Периодически вампира охватывало необъяснимое, очень сильное чувство раздражения. «Она что, специально ищет встреч со мной? Рыбка сама плывет в расставленные сети, ведь так? Это уже, право, чистой воды мазохизм: сначала прийти и раздразнить меня своим появлением, а потом плакать и молить о пощаде. Глупая, несносная девчонка».       — Заходи, раз уж имела глупость прийти сюда, — ухмыльнулся парень, указывая рукой на свободное место рядом с собой. Юи, дрожа, как осиновый лист на ветру, нерешительно двинулась навстречу ему, постоянно оглядываясь, будто ожидая появления еще кого-то третьего. Терпение Аято подходило к концу: в его изумрудных глазах вспыхнули яростные огоньки, он облизнулся, подобно голодному зверю, почуявшему рядом добычу, а по всему телу прокатилась судорожная волна непреодолимого желания. Трудно было совладать с собой, стоило лишь взгляду упасть на сочное тело этой девчонки, которое так и дышало здоровьем; сквозь аристократично бледную кожу просвечивалась сетка голубых венок, по которым текла такая вкусная и вожделенная кровь… Уже с трудом понимая, что он делает, Аято за считаные доли секунды преодолел расстояние, которое разделяло его с Юи, буквально вжал ее в стену и впился клыками в шею жертвы.       — Аято, прошу вас, не стоит этого делать! — едва находясь в сознании от смешательства чувств пролепетала девушка, чувствуя, как с каждой секундой ее ноги слабеют и подкашиваются еще больше.       — Ну же, тише, зачем так кричать? — грудным голосом прошептал вампир ей на ухо, обдавая кожу девушки своим ледяным дыханием. — Все равно никто не услышит твоих криков. А даже если и услышит, то, — смешок, — никто не поможет тебе.       Гримаса боли, искривившая лицо Юи, лишь удвоила неистовство Аято; он кусал ее вновь и вновь, упивался каждой каплей ее густой теплой крови. Вскоре на шее бедняжки буквально не осталось живого места. Единственное желание, которое руководило им в эту минуту — видеть ее боль, слезы и страдания, сделать это как можно сильнее… С трудом отрываясь от мраморной кожи на шее девушки, он впился в ее губы грубым, властным, не требующим пререканий поцелуем, скорее похожим на укус. Он опять ощутил запах крови, несравнимый ни с чем другим в мире; тоненькая багровая струйка стекала от уголка рта жертвы к подбородку; Аято слизал ее шершавым алым языком, но не остановился на этом и опустился ниже, к груди, попутно стягивая так мешающую теперь одежду. Бесполезные куски материи с треском порвались и полетели на пол; Юи хотела было совершить последний отчаянный рывок, но парень схватил ее за запястья и небрежно толкнул на близстоящую софу. У девушки уже не было сил плакать, а голос был безнадежно сорван; ее тело сотрясали лишь безмолвные рыдания и грудь вздымалась от шумного сбивчивого дыхания. Аято набросился на нее всем своим весом, одной рукой схватил за волосы, а другой начал выкручивать соски. Юи выгнулась дугой, будто от удара электрическим током, и с губ сорвался короткий обрывистый крик, который практически сразу был прерван ее мучителем. Унижение, страх — они не знали границ, но вампир хотел продолжения оргии. Одно лишь созерцание этих расширенных от ужаса зрачков заставляло его с удвоенным неистовством издеваться над своей игрушкой. Сбивчивыми, суетливыми движениями парень начал избавляться от одежды, демонстрируя свою атлетичную, слегка худощавую фигуру. Когда он наконец закончил с этим, то его сильные руки опять вернулись к мраморно-бледному телу Юи; ее как будто уже покинули последние силы, физически она сдалась и лишь молча плакала, периодически вновь начиная сбивчиво читать себе под нос молитву. Вампир был возбужден до предела; прикосновения его холодных рук с горячим, буквально обжигающим телом девушки сносили крышу. Не в силах больше сдерживать себя, он властно положил ей руки на бедра и вошел в нее одним резким сильным движением.       Из глаз девушки брызнули слезы с новой силой, а крик перешел в сдавленный хрип, она чуть было не вырвалась из лап своего мучителя. Ужасная боль вместе с видом девственной крови лишь разжигали огонь в сердце Аято еще больше; он входил в нее снова и снова, с новой силой, при этом кусая девушку за маленькую аккуратную грудь, оставляя на ней огромное количество маленьких капель крови, похожих на бисеринки.       — Теперь ты понимаешь, что ты моя, Блинчик, только моя!? — безумным голосом внимал он девушке, зарываясь руками в ее волосы цвета спелой пшеницы, слегка испачканные кровью. Движения парня становились все чаще и резче; еще несколько раз насадив Юи на член, он шумно выдохнул и кончил прямо в нее, бессильно откидываясь на спинку дивана.       — Аято? Вы слышите меня? — вампир встрепенулся и обернулся навстречу девушке, продолжающей все так же стоять в дверях и выжидательно смотреть на него. Небрежным движением взлохматив огненные непослушные волосы, он улыбнулся ей со всей нежностью, на какую только был способен, и ответил:       — Не пойми меня неправильно, Юи, но я сегодня не голоден.