Встреча

Эпонина плюхнулась на стул перед Жавером, сложила руки на груди и стала разглядывать его затравленным, диким как у волчонка взглядом. С ее волос стекали капли дождя – на улице как раз шумел ливень – и вся одежда промокла насквозь. На белом лице черные пятна туши – траурная вуаль. Взгляд намертво пришпилился к столешнице и, наверно, изучил там уже все трещины. Девчонка и сама понимала, что будет худо. В конце концов, ее не каждый день забирали в участок, да еще по вине родителей. «Хотя какие они ей родители», – мрачно подумал Жавер. – «Нить каких-либо семейных отношений у них не прослеживается. Вероятно, они живут хуже чужих. Любящие родители не оставили бы свое чадо на месте преступления, а эти успели схватить добычу и смыться». Он снова посмотрел на Эпонину. Она теперь изучала свои ногти, черные и ужасно обкусанные. Заметив, что инспектор наблюдает за ней, девушка натянула рукава до самых кончиков и вскинула горящий взгляд. Получилось вызывающе. – В общем, – начала она смело, – Можете так себе и записать, что ничего я не сделала. И вы меня ни в чем не обвините, понятно? – Понятно, – буркнул Жавер, почесав в затылке. – Только это не вам решать, мадемуазель Тенардье. И лучше попридержите язык. – А вы думаете, что вы такой крутой легавый, да? – Эпонина выпятила подбородок. Девчонка явно напрашивалась на трепку, которую Жавер просто не мог ей устроить. «Будь она моей дочерью…» Тут он осекся, потому что, будь Эпонина его дочерью, она бы не оказалась поздно ночью на территории закрытого склада, оглушенная полицейскими сиренами. И вообще, чтобы думать о дочерях, нужно было сначала подумать о женитьбе, а на это Жавер никогда не находил времени, как ни старайся. – Ну и что? – спросил он, скрещивая руки на груди. Теперь у них были примерно одинаковые позы – только Эпонина сидела, а инспектор стоял. – Если расскажешь, как все произошло, мы тебя отпустим. – Неужели? Голос девушки так и сочился сарказмом. Она хотела спорить, хотела взрываться агрессией – но усталость не позволяла ей лезть на рожон, и шпильки становились все тупее и незаметнее. «Выходит, не такая уж она несговорчивая», – подумал Жавер, вспоминая, как другие полицейские жаловались на эту малышку. Постоянно верещала и хваталась за стены, пока ее тащили в кабинет для допроса. Кажется, одного из их сотрудников Эпонина даже укусила. – Что тебя так удивляет? – Как вы так здорово врете, – ответила Эпонина. – И глазом не дергаете. Жавер наклонился к ней через стол, в холодных глазах блеснуло что-то, мигом заставившее девушку замолчать. Между их лицами оставалось сантиметров десять. Эпонина видела его кожу, сети морщин вокруг глаз, на мощном лбу и в уголках рта. Инспектор не был молод, а Эпонину, как и всех юных девушек, пугала сама мысль о старости. – По всем законам, – почти прошептал он, – Ты должна просидеть тут двадцать четыре часа. Это если не брать в расчет то шоу, которое ты устроила. Укусила сотрудника полиции! Сутками здесь не отделаешься. – Никого я не кусала, – воскликнула Эпонина. – У него просто бурная фантазия! – И отпечаток твоих зубов он тоже себе придумал? Или подделал? – раздраженно парировал Жавер. Девушка пожала плечами. Спокойно так, будто речь шла о чем-то совершенно обыденном. – Мало ли, у кого какие наклонности. – Так, хватит. Ты хочешь просидеть здесь весь день? Дрожа от озноба, Эпонина чувствовала себя не слишком-то полной сил. По крайней мере, она точно знала, что на двадцать четыре часа в одной комнате с этим нудным мужиком ее не хватит. Этот инспектор вечно мычит что-то себе под нос и смотрит на нее, как сторожевой пес на воровку. По сути, так оно и есть. Воровка и пес на цепи закона. Она даже ухмыльнулась собственной мысли. – По какому поводу ты улыбаешься? – спросил Жавер. – Какая вам разница, – Эпонина вздохнула. – Ладно, спрашиваете, что вам там нужно. Хочу выйти отсюда поскорее. Бойкий женский голос невыносимо резал слух инспектора. Возможно, Жавер просто не выработал иммунитет к таким голосам. И к женщинам в целом. – Начнем с простого, – он посмотрел в свои отчеты, затем снова на «преступницу». – Как ты оказалась на складе? – Ну, – Эпонина сделала вид, что задумалась. – Наверное, села на автобус, приехала к остановке, дошла до нужной улицы и вошла через дверь. Это не кажется вам достаточно логичным? – Что сделала с сигнализацией? – Чего? Жавер провел ладонью по лицу. – Мадемуазель, я спрашиваю, как вы вошли туда так, что не сработала сигнализация. – А, – понимающе кивнула Эпонина. В глазах появились искорки. – Это я не знаю, это не ко мне. Двери мой папка открывал, а я просто заходила. И мне как-то не интересно, как он это провертел. – Провернул, – поправил ее инспектор. – Ну да, провернул. Стоп. Прекратите, вы меня запутываете. – Значит, ты ничего не видела? Эпонина хмыкнула. Что за дьявольское создание! – Нет, я музыку слушала и на звезды смотрела. Звезды были прекрасны в ту ночь. Довольно долго Жавер не сводил с нее крайне скептического взгляда. Эпонина уже совсем не боялась. Сидя на стуле, она болтала ногами – как какая-нибудь первоклассница – и пыталась незаметно выжать рукав своей водолазки. Малолетняя вредительница. – Дочь закоренелого преступника, – задумчиво произнес Жавер, – Любовалась звездами, пока отец вскрывал замки. Романтика, да и только. – Не верьте, если не хотите, – Эпонина снова пожала плечами. – Вы такой же, как все остальные. Ну чего, я могу идти домой? Жавер пересек кабинет и молча открыл перед ней дверь. Только когда девушка собиралась выходить, он сказал: – Думаю, вы сейчас пойдте не домой, а в школу, мадемуазель. С мгновение она пялилась на него, как на ненормального. Потом демонстративно закатила глаза – и даже хрипло рассмеялась. – Как скажете, инспектор. Как скажете…