Как умер Лигул или Зло возвращается

Отвратительный горбун, канцелярская крыса. Он - Лигул. Он считает себя правителем мрака, хотя на самом деле всего лишь прыщ на теле вышеупомянутого. Все зеркала разбиваются при его появлении, а если и не разбиваются, то сам Лигул заставит брызнуть несчастные зеркала стеклянными брызгами. А если в книге зазвучат слова и буквы, Сожмется сердце от бумажного огня. И нарисованное оживет как будто, И Карлик- Нос преследует меня. « И чем я хуже других? Ну, подумаешь горб, ну нос длинноват. Ну и что?!»- очередное стекло рассыпается при виде карлика. Золотая рама плавится, а пластилиновый слуга не отправляется в Тартар лишь потому, что уже там. Но оболочка комиссионера мгновенно становится вонючей жижей. А Лигул уже сыпет проклятиями. Он выдумал бы новый мир, Да только, не рвется кем-то сложенный узор. И видимо, ему опять придется, Вглядеться в зеркало и ощутить позор. Смех, похожий на крик хищной птицы, разносится по огромному залу, наполняя головы присутствующих ужасной болью. Это Прасковья, наследница мрака, хохочет над неуклюжим уродцем. Но недолго- она падает с трона, хрипя и выгибаясь дугой. Горбун прячет ухмылку, облизывая искусанные в кровь губы. Неприятно, черт возьми, слышать такое. Пусть и нет у Лигула заблуждений по поводу своей внешности, но - Тартар меня побери!- даже этот лишенный стыда и совести монстр не терпит насмешек над собой. Да еще и гордыня, в ядовитой смеси с высшей степенью эгоизма. А Карлик- Нос других не хуже. Знает случай- и чего? А длинный нос его оружие, И проклятие его… Он грубо толкает воспитанницу в спину, заставляя ту корчится от боли. Вскоре уроду надоедает истязать девушку, и он вперевалку уходит в другую комнату. Его личный кабинет. Маленькое, душное, пахнущее смертью помещение. На грязных, с разводами крови, стенах его портреты. И все они корчатся, тыкая длинным носом в раму, и пытаясь разогнуть проклятый горб. Везде одни и те же рожи, рыла, ну как их еще назвать? Он привык один бороться Свой- чужой среди уродцев. Свой- чужой среди уродцев, Свой- чужой… В неожиданном порыве злости выхватывает замызганную кровью и слизью, скверно заточенную шпажонку, и раздирает ей холсты. На пол стекают краски, вперемешку с кровью и водой. Откуда кровь? С удовольствием и презрением наблюдая за агонией портретов, горбун не замечает появлявшихся на изуродованном теле ран. Еще чуть-чуть, все круги своя вернется. Он вырвется опять из темноты И зеркало над ним не рассмеется, И неприступное окажется простым. С безумным, скрипучем хохотом, Лигул истекает кровью. В его маленьких, заплывших жиром глазах, некогда ярко синих, а ныне цвета болотной жижи, появляются алые искры. Это было похоже на безумие… А ведь он ничем не хуже Знает случай- и чего? А длинный нос его оружие, И проклятие его… Вся маленькая комнатка, больше походившая на склад крысиных трупов, чем на кабинет наместника мрака, была залита кровью. А она все текла из жил уродца, заливая пол. Хрипло гоготавший уродец на полу, кровь, краски, вода, портреты с истекающими алой краской Лигулами- все смешалось в безумных глазах. Очередное зеркало рассыпалось, принося и без того израненному горбуну новую боль… Он привык один бороться, Свой- чужой среди уродцев… Свой- чужой среди уродцев… Свой- чужой… Все это внезапно оказалось в вихре, только появившемся в каморке. Ураган поднял в воздух и краску, направляя ее в потолок. Лигула бешено крутило, швыряло на стеклянные шкафы, било об стены, потолок, пол. Мебель врезалась в горбуна. Кровь… Она взлетела вслед за остальным, покрывая предметы и урода своей теплой пеленой. Это было похоже на ужасающий, но фееричный танец самой Смерти. Нет, Аида Плаховна здесь не причем. Это сам Мрак явился за тем, кто долго прятался за его спиной, забирал его силы, и позорил его. Лишь лопух, да крапива, Поймут некрасивого. А Карлик-Нос других не хуже… Знает случай- и чего? А чудовищный ураган вдруг исчез, роняя горбуна на осколки стекла. Сверху посыпались куски холстов, крысиные шкуры, осколки, предметы, мебель. А затем все залила теплая, склизкая, отливавшая зеленым кровь, походившая на крашенную болотную жижу. Послышался хрип, и лицо горбуна посерело, как пепел, в который он обращал непокорных ему. В жилах его не осталось и капли крови, но это еще не все. Тяжелый сосуд с кинжалами опрокинулся на его тело, пронизывая каждый сантиметр истязанного тела. Один из кинжалов, тот, которым он разил врагов, попал в дарх. Кровь слуги мрака, кровь горбуна, урода, его кровь, заливала глаза, рот, уши, нос. Хриплый крик, крик Смерти, вырвался из окровавленного рта- и все поглотила тьма… Кровь закипела, забурлила, обращаясь лавой Тартара, и сжигая все вокруг, включая и мертвое тело. В пустой комнате, стены и пол которой были слизаны жаром Тартара, металась черная тень. Уродливая, горбатая, длинноносая тень. Не душа, которой у монстра давно не было, которая была продана в незапамятные времена, а именно тень. Но недолго она пыталась вырваться- когтистая лапа срезала ее, и утянула во Мрак. Там тень горбуна будет мучатся и метаться в вечности, пока не погаснет солнце, пока не исчезнет мир. Так умер Лигул, а на его место встала Прасковья, обрекая мир на Великую Битву- Битву Истинного Света и Истинного Мрака. Суррогат исчез.