Открой глаза!

Твои глаза закрыты. Ресницы прилежно легли, содрогаясь. Мое сердце сковано, эти цепи, окружающие его не дают ему биться. Казалось, прошла вечность перед тем, как я оказался здесь. Ты лежишь, а глаза твои закрыты. *** Всего мгновения хватило, чтобы смерть схватила тебя в свои объятья, рубашка стала быстро впитывать кровь, а пуля, пронзившая твое сердце, в дребезги рассыпаться. Больно, должно быть… Моя рука, схватившая твою, протянутую мне в надежде, что мы выберемся вместе, вся мокрая. Я ухватываюсь за твои пальцы, и мы падаем вниз, но ты… уже не дыша. - Сион… - шепчу я еле слышно, но никто не слышит. Не видит, не замечает. Возможно, я впервые испытываю боль в душе, которую так просто не унять, не закрыть глаза и не забыть. Щурюсь от яркого света, бьющего в глаза, и мы вылетаем, падая на что-то мягкое, я уже не в силах держать твое тело. Ты приземляешься мягче, чем я, но… Инукаши что-то бормочет, хватая меня за запястье, но я не понимаю, что. Я просто знаю одно - твои глаза закрыты… - Сион, - шепчу я тихо. – Сион, не сейчас. Ты же обещал мне… - стыжусь своих слов. Лишь бы их никто не слышал… - Повторяй за мной, Недзуми! – взобравшись на качели, ты стал раскачиваться. Не представляю, как это… - Повторяй за мной! – кричишь ты, размахивая ногами. - Ну, хорошо, - улыбаюсь. Мы же уже не дети. Зачем нам делать это? Сажусь на твердую седушку, обхватывая цепи руками. Холодные. Вокруг замело снегом, кажется, даже входа в подвал невидно. Эту площадку мы нашли с тобой случайно. Сохранилось, правда, не многое, но эти старые качели, кажется, вернули тебя в детство. Да, Сион, я ни разу не катался на них… Я понятия не имею, что с ними делать. - Раскачивайся, - повторяешь ты, улыбаясь ещё сильнее. – Я научу тебя, тому, что ты должен был делать, будучи ребенком! Хах, - ухмыляешься и взгляд твой устремляется в небо. Острый нос подчеркивает твой профиль, и я снова застываю, любуясь твоей внешностью. Через пару минут мы уже сидели на чем-то холодном. Ты протянул мне кусок мягкого хлеба. Как тебе удалось добыть его? - Это для тебя, - улыбаешься. Мы ведь не собираемся провести здесь всю ночь? - Когда ты успел стащить хлеб? – беру кусок и только сейчас понимаю, что проголодался. - Будем считать, что у нас пикник, - отвернулся. Ты смотришь на большой сугроб, там сидит Гамлет. Вы будто поговорили, не произнося ни слова. Вновь твой взгляд обращен ко мне, а улыбка ещё не сошла с лица. Щеки не устали, Сион? - Идем? – я встал, отряхивая снег со штанов. Кажется, он решил засыпать и нас. Смотрю на тебя, сыпающиего крошки какой-то птице, ворона, кажется? - Ты замерз? – потерев ладошки друг об друга, ты хватаешь мои и сжимаешь их вместе, обхватывая своими. – А так? – ангельская улыбка. Сион, тебе не стыдно? - У меня замерзли ноги, а руки теплые, - вытаскиваю кисти из плена и наклоняюсь к снегу. – Давай так, я тебя немного подгоню, - сгребаю в ладошки снег. – Поймаешь его – остаемся, нет – идем пить горячий морс. - Морс? Хм… - задумчиво чешешь подбородок. – Я и так соглашусь, но и снежок поймаю, - кричишь ты, отбегая в сторону. – Кидай! Вместе с просьбой твердый комок вылетает с огромной скоростью, и незамедлительно летит прямо Сиону в лоб. Трудно догадаться… - Аааа! – падаешь на зад. – Это было больно, - трешь пораженное место. - Знаю, - протягиваю руку и тяну тебя на себя, чтобы ты мог подняться. - Руки-то у тебя ледяные, - не отпускаешь ладонь, пытаясь обхватить её всю, чтобы согреть. - Не переживай, сейчас согрею чайник, у меня осталось то самое варенье, которая дала тебе мама той маленькой девочки. - Неужели? Я думал, ты его уже давно слопал, - мы идем, держась за руки, под предлогом того, что мои руки холодные, мда-а уж. - Недзуми, где то самое варенье? Мне просто интересно, куда ты его спрятал, - рыскаешь среди полок книг. - Даже не думай, что оно там, - тихий смешок. – Как всегда – на видном месте! – открываю тумбочку, вываливая кучу грязных вещей. – Вот оно! – победно выкрикиваю, встряхивая содержимое. - Зачем ты спрятал его? – недоумеваешь. - В первую очередь, конечно же, от себя. А вообще, я хотел сохранить его на черный день. Примерно, на такой – холодный и морозный. - Это замечательно! Чайник уже закипел, достаю кружки, - спускаешься с лестницы. Надо же, ты и правда думал, что я буду прятать его там? - Каждому по ложечке варенья, заливай, - отстраняюсь, кипяток наполняет кружку. – Теперь размешивай, тщательно. - М-м-м, - протягиваешь ты, делая глоток. Мы уселись на диване, наши взгляды направлены на полки с книгами – как всегда. - Рад, что тебе понравилось. А то все вода, да вода, - улыбаюсь. Пытаюсь делать вид, что не замечаю, на сколько мне приятны прикосновения твоих обнаженных ступней к моим. Но все же. – Зачем? – поворачиваюсь я, указывая подбородком вниз. - Грею твои ноги. Они ведь замерзли? – такой непринужденный тон. Сион, ты совершенно не разбираешься в таких вещах? - Пожалуйста, не засыпай… - ты лежишь, не двигаясь. Теперь я понимаю, что бы я чувствовал, потеряв тебя. Или… Я уже потерял тебя? Кто-то кричит. Кажется, все совсем плохо. Но я вижу лишь твои закрытые глаза и кровь, которая продолжает сочиться сквозь рубашку. Тишина. Мне нужна тишина… Здание, в котором мы находимся, грозится разрушиться, но вокруг нас, словно, создан купол, оберегающий. Все сыплется вокруг, недосигая нас. Мы защищены… Я стараюсь двигаться, но удается это с трудом. Жалкое зрелище. Подползая к тебе я не чувствую тепла. Настоящего, человеческого… Мы остались одни. Крики больше не слышны. Обломки здания не достают до нас, я накрываю твое тело курткой. Открой глаза! Я ничего не придумал, кроме как запеть. Я пою песню, для освобождения души, но до сих пор не верю в твою смерть. Открой же глаза, Сион! В душе улыбка. Я не уйду. Лучше пусть меня засыплет вместе с тобой. А все потому, что я не смогу жить с этой раной на душе. Я до сих пор думаю, что ты спишь. Просто спишь. Я останусь здесь и дождусь, когда ты откроешь глаза. Ведь если я уйду, а ты очнешься… Нет. Я не уйду. Все остальное было, как в тумане. Я только помню яркий свет, прекрасную песню, поющаяся во спасение лесного народа. Я знаю её, знаю… Эта песня спасет души… Открой же глаза! Очнись! Я смотрю на этот свет. В нем я вижу очертание Сафу, но понимаю, что это бред. Я потерял слишком много крови, чтобы ясно мыслить. Мои глаза заплыли слезами. Я ничего не вижу. Горько-то как… Сафу улыбнулась мне, кажется. Свет стал рассеиваться, потом вновь собрался в громадный комок. Пчела! Я четко вижу пчелу! Моя голова забита, я помню, что не мог стоять, а теперь ясно понимал, что вскочил на ноги, всматриваясь в насекомое. Свет. Очень яркий свет слепит меня, я возвращаю взгляд на него. Сион. Ты должен открыть глаза… Я вновь сажусь на корточки и смотрю на тебя. Кровь перестала впитываться в рубашку. Не может того быть… Песня во спасение – исцеляет? А, может, все это – просто мне снится? - Недзуми? – хрипловатый голос, ты стягиваешь с лица куртку, давая понять, что можешь двигаться. Смотришь на меня, а я улыбаюсь, будто нет той боли, которую я чувствовал несколько секунд назад. Я верил! Я знал, что твои ресницы вздрогнут, а губы вновь зашевелятся. Я так хочу обнять тебя, Сион. Прямо сейчас. Я, правда, больше никогда не позволю закрыть тебе глаза, помимо сна. Никогда! Это действительно больно. И пугает… Я рад, что ты не пережил того, что пережил я. Мое сердце стало биться чаще, цепи перестали держать его, словно качели. Оно стало биться быстрее, намериваясь выше, выше! Цепи все ещё удерживают, но слабнут. Так хотелось избавиться от них и взлететь… Приземлиться в мягкий сугроб и увидеть твою улыбку. Смех, который я слышу редко. Просто знать, что ты можешь выражать эмоции. Ты жив, а глаза твои открыты.