Воссоединение

«Надрежь недозрелую коробочку мака, извлеки содержимое и помести в закрытую посуду. Разотри высушенную смех-траву, растущую в Землях Призраков. Измельчи в мифрильной ступке истощённый фел-кристалл. Всыпь то и другое в посудину и высуши над огнём. Чёрную смолу положи под язык или же снова истолки и вдыхай». Мерзость редкостная, между прочим. А что остаётся? Чистого морфия сейчас не достать вовсе. Имп побери эти бордели – туда стекается всё лучшее. Да даже если бы и было – едва ли бы хватило моих жалких грошей. Да и ради них тоже… Ещё лет десять назад я этих тварей-наёмников и не замечал. Так, пыль под сапогами. А сейчас – будь добр, подставляй задницу. Или подыхай от ломки в ближайшей подворотне. Выбор невелик. Не то чтобы я об этом не думал вовсе. Нет, думал, не раз и не два. Вот только нет даже кинжала. Хотя чего там… пройти по переулку душегубов в неурочный час – и готово. Вот только не для этого я выжил. А для чего? Кто бы знал… Да и какая разница? Вонючий кусок смолы из кисета отправляется в рот, жёсткая спинка стула принимает усталую спину, потолок притона раздвигается, с неба светят мириады звёзд, ночная поляна благоухает травами, твои руки блуждают по моему телу, ты так и льнёшь ко мне, горячий, пахнущий полуденным солнцем, хочется обнять тебя, спрятать в блестящий кокон Света, не отпускать, никогда и ни за что, мир вертится вокруг, непостоянный, изменчивый, изламываются очертания предметов, кора деревьев трещит, обнажая зелёный гной, холодный, пронзительный ветер отрывает тебя от меня, срывает с твоего лица кожу, разрывает вены, превращает искажённые ужасом черты в оскал мертвеца… ты смеёшься мне в лицо, земля под ногами разверзается, почти голый череп заполняет всё пространство, я падаю, ниже, ниже… удар… - Осторожнее, спинку сломаешь, – странный голос прорывается в измученное дурманом сознание. Я с трудом разлепляю глаза – нет, похоже, кошмар не кончился. Потёмки проклятой забегаловки в одной из улочек, втекающих грязными ручейками в океан Базара – и это лицо. Стоп, только ли лицо? Почему мне так знаком этот проклятый голос?.. - На какой дряни ты сидишь? Никогда не видел, чтобы живого так крутило. Имп, теперь я не жалею, что умер. Не хотелось бы такой же участи. Зрение наконец-то удаётся сфокусировать. И тут же откинуться на спинку стула, застонав, как от ломки, до которой ещё без малого час. Тусклые глаза, серая, драная кожа, какие-то лохмотья вместо прежних сверкающих доспехов, спутанные серые волосы. Но всё-таки это он. - Что не смотришь, не нравится? – ну да, и голос тот же, пусть и звучит он, как из треснувшего кувшина, пусть и прибавилось какого-то потаённого ехидства… - На себя бы посмотрел. Бледный, будто смерть, мешки под глазами… Я уж и не спрашиваю, откуда на тебе эта блядская рубашечка со штанишками и где ты пропил латы. И к чему такая мерзкая стрижка. – издевается, гад. Он вообще себя когда последний раз в зеркале видел? - Чтобы клиенты за волосы не таскали, – а чего скрывать-то? Пускай знает. Теперь-то какая разница? – Ты вообще откуда взялся? – язык плохо слушается, как всегда после прихода, а тут ещё и это… - Ты же… - Погиб, да? – в голосе на сей раз слышится горечь. – Верно. И что? Скажи ещё, ты живёшь. Глупо сидеть с открытым ртом – вот только ответить, как назло, нечего. Тем более что он ещё не дал ответа сам. - Сбежал я, сбежал. Сейчас в Подгороде таким, как я, - красноречиво дёргается ополовиненное ухо, - лучше не ошиваться. Взглянешь не туда - мигом заберут Сталкеры. Тем более что Сильванас нет и пока не предвидится. - Погоди… - сквозь остатки завешивающего разум дурмана прорывается осознание. – Так ты что, меня искал? - Сложно было, между прочим. Тем более, что начинал как раз с Ордена. Вот только меня оттуда выставили. Не буду спрашивать, почему ты не там, – вот и славно, меньше проблем и долгих объяснений. – Тем более что и я, как видишь, далеко не Тёмный Рейнджер, – всё-таки эта ухмылочка выглядит жутковато. - Нет, я всё понимаю, - вернее, ни черта не понимаю, - но… зачем? – глупо же я, наверное, выгляжу: сижу, уставясь во все глаза на мертвяка, с полуоткрытыми губами. Хорошо, никто не смотрит. - Не догадываешься? – к этому взгляду, похоже, тоже придётся привыкать. – Соскучился, если хочешь. Не удивляйся, мы тоже это умеем. Причём получше некоторых. Ты, наверное, и не вспомнил ни разу. - Да как ты смеешь… Да ты… Да я же тебя… - Ты меня… что? – всё-таки он неисправим. – Если ты о том, о чём я подумал, то комнату я уже снял. Идём, что ли? Нет, ему определённо нравится выставлять меня идиотом. Самое противное, что мне и противопоставить-то нечего. Ну то есть вовсе нечего. Вот и гляжу, как крылобег на новый загон. А затем почему-то поднимаюсь и иду. Заранее проклиная себя, его и весь этот импов мир. И мельком так замечаю на поясе у него колбу с чем-то, похожим на… Ну, точно, почти прозрачное и не особо текучее. Подготовился основательно. Сволочь… *** Импец, ну и комнатка... Мало того, что пахнет здесь чем-то затхлым, будто... нет, сравнения не подберёшь. Запах комнатушек в таких притонах вовсе ни на что не похож. Мерзко, но ко всему привыкаешь. А тут ещё этот драный матрац, да и койка... Развалится ведь, не иначе. И окошко под потолком. Будто в камере, в самом деле... - Я готов. А ты? Никогда не привыкну к этому голосу. Вроде Его - и при этом какой-то другой, как-будто из-за надгробия. Исходит откуда-то справа... Твою ж мать. Нет, он всегда, конечно, раздевался быстро, но чтобы _так_... Не успел даже осмотреть комнату. Лохмотья на полу бесформенной кучей. Как... странно. Гляжу - и не могу оторвать глаз, а к горлу подступает что-то сладковато-противное. Кажется, он стал ещё стройней, чем прежде. Или - высох? Тонкая, нежная кожа, на которой каждый укус оставлял синяк - похоже, ещё сильней истончилась. На бледновато-сером - иссиня-чёрные трупные пятна, где-то - свисает обрывками, рёбра, которые всегда было видно, протёрли плоть сразу в нескольких местах... Нужно скорее, сейчас же, бежать отсюда - и забыть это, как кошмарный сон. Вот только... не хочется. Ни капли. Наркотик ли виноват, или эта встреча - не знаю. Стою - и дрожу. Как последний идиот. - Что встал? - снова вздрагиваю. Эти недовольные нотки - их не забыть. И эту танцующую походочку - тоже. Только кости клацают. Каждый звук - как выстрел в позвоночник. И расстегивает пуговицы на рубашке он так же ловко. Только прикосновения - ледяные. И по всему телу мурашки. Выгляжу точно глупей некуда. Странно, каждое действие, каждое касание - заставляет воспоминания низвергаться водопадом. Всё, как когда-то... только неправильно, чудовищно, жутко... А, какая разница! Я ведь всегда любил ерошить ему волосы... И вот, оказывается, сейчас это не менее приятно - пусть они и стали сухими, пусть ломаются почти ощутимо под пальцами... Разве его язык, скользящий по груде всё ниже и ниже, к завязкам штанов, холодный и сухой, хоть чуть хуже того, жаркого и влажного змеёныша? Нет. Только почему меня трясёт, как лист в бурю? Не знаю... Сейчас важно - удержаться на ногах, когда член у самого основания сжимает холодным кольцом. А вот это - совсем по-другому... Он никогда не любил брать его целиком - говорил, что тошнит. Это - гораздо лучше... И почти не слышен исходящий от него гнилостный запах. Нет, я не могу его не ощущать - могу просто забыть. На лучшие несколько минут за эти никчёмные годы. Наверное, ему сейчас горячо - если только чувствует тепло. Последняя, похоже, мысль. Закрыть глаза, отдаться в его власть, раствориться в его прикосновениях, слиться с костлявыми пальцами, потрескавшимися губами, высохшим языком... и чувствовать, как там, внизу, всё сильнее и сильнее напряжение, наслаждение, томление, спрятавшееся было куда-то в холодных объятиях, но теперь всё нарастающее - только бы не упасть... Руку - на затылок, нет сил терпеть, я трахну его - здесь и сейчас. Он - словно моё продолжение, ведь сейчас таким мог быть я, а не он - если бы та стрела нашла другую цель... К импу память и все её выкрутасы! Сейчас есть только эта сладкая истома, на грани боли, нарастающая с каждым толчком, движением бёдер - и разрешающаяся в один миг... Вообще-то - в несколько секунд, но как я, растаявший под натиском мёртвой ласки, могу вести счёт мгновениям? Стоит только открыть глаза - как тут же встречаюсь с этой хитринкой в его взгляде, которая, сволочь, тоже никуда не делась. Язык змеиной кожей скользит обратно в рот, слизнув последние капли с тонких губ. Рот расплывается в улыбке, обнажив гнилые зубы с чуть выступающими клыками. - А ты совсем не изменился. Пауза. Вдох-выдох. - Ты тоже.