Unpredictable

Во время завтрака в Большом Зале всегда шумно, ведь это единственная трапеза, на которую является вся школа без исключения. За обедом пустых мест обычно больше, а про ужин и говорить нечего: помешанные на диетах и свято блюдущие фигуру девчонки, которых на каждом факультете добрая треть, с торжествующим видом проходят мимо заветных дверей, через плечо бросая окликающим их подругам: – Ну что ты, я же не ем после шести! – и с гордо выпрямленной спиной направляются в собственные спальни – чтобы потом ночью украдкой выбраться на кухню и в частном порядке наесться там до отвала. Драко знает это не понаслышке: он с незавидной частотой слышит, как уходит и возвращается вечно и безрезультатно худеющая Панси. Было время, когда он подтрунивал над ней – а теперь сам вынужден по ночам тайком красться по коридорам, вздрагивая от каждого шороха и молясь о том, чтобы ни на кого не наткнуться: ведь в его случае разоблачение грозит не падением в глазах однокурсников и даже не отработкой после уроков (черт бы с ней, не впервой!) – все гораздо, гораздо серьезнее. Его влечение попросту непреодолимо, и походом на кухню тут не обойдешься. Ночь за ночью Малфой поднимается на седьмой этаж, ночь за ночью клянется себе, что это в последний раз – и ночь за ночью в объятиях Поттера забирает свою клятву обратно. Потому что не обойтись без этих рук, без этих губ, без трогательных пушистых ресниц, без столь желанной близости, которая уже не кажется неправильной и противоестественной: разве можно применять подобные определения к тому, что дарит ни с чем не сравнимое, блаженное удовольствие, когда с одной стороны кажется, что весь мир сузился до одной-единственной спальни и одной-единственной постели, а с другой – даже не получается членораздельно говорить. Да что там говорить – даже мысли путаются, точно сплетая заветное имя из пяти букв, которое сначала неистово стучит в висках, а затем предательски срывается с языка… Но одно дело – звать Поттера наедине, и совсем другое – сейчас, на глазах у всей школы; а Малфой уже совсем близок к этому: отчаянно хочется вскочить на ноги и во весь голос заорать что-нибудь вроде «Какого черта здесь происходит?». Вопрос, однако, самый что ни есть риторический, Драко и сам все прекрасно видит: рядом с Гарри, его Гарри, сидит эта отвратительная мелкая Уизли, и не просто сидит, а сидит непростительно близко, да при этом еще и улыбается во весь рот, и как будто невзначай касается его: то пылинку невидимую стряхнет с плеча, то пригладит непослушные вихры – а тот ведет себя так, будто это в порядке вещей! И более того, у него хватает наглости, встретившись взглядом с Драко, как ни в чем не бывало ему улыбнуться! Словно это не вокруг него увивается потрепанная рыжая лиса с костлявыми запястьями, выглядывающими из чересчур длинных рукавов далеко не новой мантии. Разумеется, Малфой, как истинный слизеринец, ничем не выдает себя – только сжимает под столом кулаки так, что белеют костяшки пальцев, после чего встает и выходит из Зала. Он точно знает, что сегодня останется в своей спальне. Если вторым после Поттера – как, например, в квиддиче – он еще может быть, то вторым у Поттера – никогда и ни за что на свете. А если тому будет нужно, то пусть сам берет и спускается в подземелье из своей проклятой башни. Заодно и проверятся его слова и признания – сможет ли этот чертов герой-спаситель-благодетель покинуть свой небесный оплот гриффиндорских святош и спуститься туда, что в их кругах считается настоящим адом? *** В слизеринскую обитель Поттер не приходит. Ну и где, спрашивается, его гриффиндорская храбрость? Отличный был бы подвиг, достойный пункт в геройском послужном списке! – зато подлавливает Драко в коридоре, когда тот выходит с заклинаний, заводит за поворот и шипит, все еще не выпуская его локтя: – Что происходит? – А что происходит? – насмешливо уточняет Малфой, высвобождает руку и эффектным жестом отбрасывает со лба отросшую челку. – Почему ты не пришел вчера? Я ждал всю ночь! Мог бы хотя бы прислать записку! – Не захотел, – Драко скучающе пожимает плечами и с трудом сдерживает усмешку, замечая, как бесит Поттера его нарочитая расслабленность и манерно-равнодушный тон. – Как это понимать? – Гарри недоумевает, в то же время рассержен и слегка испуган: свои чувства он скрывать не умел никогда, а уж для проницательного Малфоя они и вовсе как на ладони – и всегда были. В противном случае Поттер бы так и прятал свою неуемную страсть за старой как мир маской вражды и неприязни. Одним словом - гриффиндорец, только не совсем безнадежный, как другие. Не зря же ему Шляпа предлагала Слизерин… Мысленное упоминание поттеровских товарищей по факультету, в числе которых ненавистная рыжая малявка, да еще и вкупе с неподдельным непониманием со стороны этого тупицы делают свое дело: Драко выходит из равновесия, в душе волной поднимается ярость и обида. Это он, он должен предъявлять претензии, он, а не Гарри! И если тот думает, что может вот так запросто играть с ним, изводить на виду у всех, то он глубоко ошибается! Чем так – лучше никак, пусть катится! Он нужен Драко ничуть не больше, чем Драко ему. – Да понимай как хочешь! – выкрикивает Малфой в бледное очкастое лицо. – И делать тоже можешь все, что душе угодно! Мне все равно! – Драко, – в широко раскрытых зеленых глазах все еще плещется непонимание, – о чем ты? – А о том, что я не позволю делать из себя запасной вариант! Хочешь Уизли – вперед, только ко мне больше не прикасайся! А то еще принесешь какую заразу… – Запасной… Что ты несешь? – То есть то, что вчера она чуть дырку на тебе не протерла, это в порядке вещей, да? – Вот ты о чем! – вздыхает Гарри, и Малфой мысленно взывает к высшим силам: неужели свершилось? Или же Поттеру просто надоело прикидываться дураком? Кстати, очень неплохо получается… А может, он и не играет вовсе? – Это же ерунда! – после этих слов Драко готов всерьез рассмотреть последний вариант, и Гарри, поняв это, поправляется: – То есть… Ну не мог же я ее оттолкнуть! – Почему? – А как бы я это ей объяснил? Мы же с тобой скрываемся! – Отличное оправдание! – Малфой вздергивает брови, надеясь, что от этого перестанет щипать в глазах. Надо сдерживаться, надо сдерживаться, иначе он будет выглядеть таким же ослом как тот, что застыл напротив. – Просто лучшее из всех! – Но ты же сам настаивал… – Какой же ты все-таки идиот! – с чувством произносит Драко, делая шаг назад на случай, если Поттер вдруг снова захочет его обнять. – И знаешь… Вы с ней будете достойной парой. Такой до тошноты правильной, предсказуемой, с моралью: мол, влюбилась бедная убогая девочка в звездного героя, пронесла эту любовь через годы, а потом он разглядел ее и полюбил, оценив эту преданность – идеальная история для одиноких слезливых ведьм вроде тех, что умирают от любви к Локхарту и ему подобным! Вас будут ставить в пример и постоянно пихать на первые страницы газет: идеальная семья, у которой все хорошо – будете жить долго и счастливо, в достатке и при детях! – он перевел дыхание, бороться с подступившим к горлу комком становилось все труднее. – Такие счастливые и такие скучные… И это не только моя версия – спроси кого хочешь, спорим, весь ваш гребаный Гриффиндор только так себе все представляет! – А у нас? – только и спрашивает Гарри после секундной заминки – хотя по законам жанра уже должен был развернуться и уйти. – У нас с тобой… как все было бы? – И правда – идиот, – хмыкает в ответ Драко. – Думаешь, если бы у нас в перспективе было что-то подобное, я был бы с тобой? Весь сок в том, что в нашем случае, – усмешка-таки вырывается наружу: победила! – не предскажешь вообще ничего. Тут даже насчет завтрашнего дня ничего сказать не получится… – Ну, в этом я бы с тобой поспорил…– Поттер как-то очень уж хитро улыбается. К чему бы это? – Ты? – фыркает Малфой. – С твоими-то способностями к прорицаниям? – А спорим, о нас с тобой завтра будут говорить все, кому не лень? – с видом победителя вопрошает Гарри и, не давая Драко опомниться, прижимается к его губам, а затем, не прерывая поцелуя, вытаскивает из-за угла на самую середину коридора, по которому снуют туда-сюда разновозрастные студенты. А, нет, - Малфой приоткрывает один глаз и, довольный, обвивает руками поттеровскую шею, - уже не снуют: все как один застыли и таращатся, рты пораскрывали и пальцами тычут. Да уж, теперь это долго не сойдет с языков: говорить будут и завтра, и послезавтра, и еще как минимум пару месяцев – в этом Гарри не ошибся. Все-таки он и впрямь не совсем безнадежен. Точнее, совсем не безнадежен. И уж точно не идиот, заключает про себя Драко и привычно забирает свои слова обратно.