Не по пути

      В вагоне было шумно и весело – счастливым обладателям билетов на места в плацкарте предстояла неблизкая дорога, которую всем им предстояло провести бок о бок, а поэтому поголовно подружиться, побрататься, напиться вдрызг и запросто уснуть вдесятером на верхней полке где-то к шести утра было первостепенной задачей. К чему, собственно, уже потихоньку и шло дело уже с наступлением ранних осенних сумерек.       Уже давно, сперва тихонько, а потом всё громче изливала чью-то душу старая гитара, которую уже давным-давно нельзя было смутить ни нестройным хором подпевающих ей голосов, ни ошибками пальцев уже далёкого от трезвого состояния гитариста; и хотя ещё никто не привязывался к соседям по полке с извечным вопросом: «ты меня уважаешь?!», вагоном уже владел бесшабашный разгул – по странному стечению обстоятельств плацкарт почти целиком и полностью принадлежал молодёжи. Лишь в дальнем конце вагона образовалась небольшая горстка пенсионеров, бурно обсуждающих между собой, что в их-то далёкую советскую молодость, за давностью лет приобретшую для них форму идеала, такого беспутства уж точно не было.       – Так вот, я и подумал – заняться до начала нового семестра мне всё равно нечем, так почему бы не смотаться на Байкал? А что, и перемена мест, и... – Костик осёкся, заметив, что его собеседник уже давным-давно не слушает его, дойдя до невменяемой кондиции. Спустя ещё несколько мгновений он живописно плюхнулся лицом в тарелочку в недоеденным «Дошираком». – Н-да, в салат было бы гораздо эффектней, – пробормотал Костя, пытаясь выловить несчастного из миски и уложить на полку хотя бы для того, чтобы завтра утром к жуткой головной боли бедолаги не прибавилась страшная ломота всего тела, которому пришлось спать в неестественном для него положении.       И почему бедным телам всегда приходится отвечать за придурошные и недалёкие мозги своих хозяев? Сам же Костик был твёрдо уверен, что для вагонного «побратимства» вовсе не обязательно гробить свою печень, а поэтому, проглотив «для настроения», как выразился его сосед по полке, пару стаканчиков совершенно гадкого портвейна, на этом же решил и закончить.       Гитара пела в дуэте с низким хриплым голосом что-то о том, что, дескать, хорошо там, где нас нет, а где нас никогда и не было – ещё лучше, когда Костя заметил девушку с потерянным, как ему показалось, взглядом, сидящую в сторонке от общего веселья. Точнее, заметил-то он её ещё сегодня утром, когда, садясь в вагон на полку у окна, она раза три уронила негнущимися пальцами свой рюкзак – единственное, что у неё было, насколько можно было судить с первого взгляда, а потом, обнявшись с ним, забилась в уголок своей полки. Откуда и не вылезала по настоящее время.       Костик, имеющий неплохой стаж транзитных путешествий, множество раз убеждался, что к людям с такими глазами лучше не приставать с расспросами, что, мол, у тебя случилось и чем могу помочь – ведь если у человека действительно какое-то горе, то ясен пень – ничем ты ему не поможешь, только душу лишний раз растравишь. Но, скептическим взглядом осмотрев полупьяный вагон и верно решив, что слишком трезв для того, чтобы завести разговор хоть с кем-то из его обитателей, Костик не нашёл ничего лучше, чем подойти и познакомиться с этой загадочной особой. Потому что, в отличие от неё, желание скоротать долгую дорогу занятной беседой – проклятый портвейн! – просто распирало его изнутри.       К тому же, девушка была очень даже симпатичной.       – Вай, пачему такой гэрустный, кэрасавица? – спросил он с нарочно-дурацкой пародией на грузинский акцент, подсаживаясь к ней и аккуратно кладя на её столик большое красивое яблоко.       Девушка, похоже, не сразу поняла, что обращаются именно к ней, но даже сообразив, что рядом больше никого нет, она медленно подняла глаза – совсем пустые, безразличные, но в то же время, как будто бы испуганные столь неожиданным вторжением в мир её раздумий – и на всякий случай осторожно переспросила:       – Это вы мне?       – Конечно, – ответил Костик, решив, что если при таком раскладе продолжит валять дурака, она примет его за пьяного и вообще не захочет разговаривать. – А то сидишь тут одна, печальная такая... Ладно, давай знакомиться – меня Костей зовут.       – Аля, – коротко кивнула девушка.       – И куда же ты едешь, Аля?       – До конечной, – отрезала она, видимо, явно не настроенная на долгий разговор с каким-то непонятным балбесом.       – О! – восторженно воскликнул, несмотря на данное обстоятельство балбес. – И я до конечной! Слушай, значит нам с тобой по пути! А ты раньше была на Байкале? Нет? Я тоже не был. Хотя у меня там тётка живёт – представляешь? Там, говорят, красотища такая! А ты к кому-то из родственников едешь или просто так, погулять?       – Просто так... – ответила ошеломлённая подобным всплеском эмоций девушка, и, на всякий случай, осторожно переспросила. – А что?       – Да так, просто я подумал, что было бы здорово погулять там вместе – я ведь в тамошних местах никого не знаю. Ну, кроме тётки, разумеется, да и её в последний раз видел, когда мне было лет десять...       – Так ты что, совсем один туда едешь?       – Ну да. Новые места посмотреть захотелось. Правда, на следующей станции, где мы пару часов простоим завтра с утра, к нам в поезд должен подсесть один мой друг – Макс, так вот, он уже пару раз бывал на Байкале. Представляешь, как здорово мы могли бы там погулять? Втроём-то нам было бы куда как веселее! Хочешь пойти с нами? Хочешь, он покажет нам самые красивые места на Байкале? Хочешь?       – Хочу, – неожиданно ответила Аля, улыбнувшись впервые за весь разговор.       – Вот здорово! – по-мальчишески радостно воскликнул Костик, даже подпрыгивая на месте. – Обещаю, ты не пожалеешь!       ...Они говорили ещё долго, не замечая ни времени, ни шума в вагоне, над чем-то шутили, смеялись, как дети и за остатки портвейна даже выпросили гитару у вдребадан пьяного музыканта – у Али оказался на редкость красивый и мелодичный голос. А пока она пела, Костик с изумлением заметил, что от той забившейся в угол девочки, с которой он знакомился пару часов назад, не осталось и следа...       ...А утром, когда уже клевавшая носом Аля доверчиво дремала у него на плече, а поезд, подходя к станции, сбавлял ход, Костику позвонил Макс.       – Ты извини, Аль, я тебе наобещал тут с три короба, – виновато опустил глаза Костя, закрывая мобильник и пробуя потеснить упавшего накануне лицом в доширак, а ныне мирно спящего соседа, чтобы выудить на свет свой рюкзак. – Мне сейчас Макс звонил – в общем, у него там что-то не клеится с билетом, и мне придётся сойти с поезда и дождаться с ним следующего – не могу же я, в самом деле, его бросить! В общем, счастливо тебе – может, бог даст, ещё и встретимся на Байкале, тогда и погуляем!       Костик взял свой рюкзак и сошёл на станции, помахав Але на прощанье рукой.       Безусловно, он не мог знать, что она ещё долго стояла у окна, даже когда он давно скрылся из виду в вокзальной толпе. И, конечно же, подавно он не мог знать и того, что пару дней назад Аля похоронила своего старшего брата, разбившегося на мотоцикле, и что вчера утром отчим выгнал её из дома без вещей и денег, и что идти ей было некуда, и что в мире у неё больше не было ни одного родного существа. И что единственным, что она взяла с собой в поезд, на который попала совершенно случайно достав билет, была запрятанная в рюкзаке бутылка аммиака, от которой, как ей обещали, она не будет мучиться слишком долго, пожелав расстаться с жизнью подобным способом, и что если бы не он, Костик, то она уже не встречала бы сегодняшний рассвет. И что сегодняшней ночью, разговаривая с ним, Костиком, она уже решила было вылить свою отраву в туалет, а теперь...       Костик не знал и не мог знать, что ему вновь удалось вдохнуть в неё желание жить, и что он дал Але новую надежду на счастье. Надежду, которая теперь ушла вместе с ним.       И дело было даже не в том, что Костик мог бы сделать, но не сделал.       Просто им было не по пути...