Белая трость

Всё началось довольно давно. Я не сразу понял, когда начался необратимый процесс, но чему быть, того не миновать. Видимо, так было суждено. Вот уже полгода я почти ничего не вижу. Практическая слепота, если вам так угодно. День ото дня я живу в надежде, что никто не поймёт, что никто не заметит угловатости движений, некой неповоротливости. Мне ужасно везёт, что за всё это время не было ни одного серьёзного задания, так называемой «игры со смертью». Я бы не смог сбежать. Да я и защитить себя попросту не смог бы. Всё легло бы на плечи моего кохая, но он вряд ли бы стал мне помогать. Эта надменная сопля. Никогда таким особо не был, зато в последнее время бьёт все рекорды. Я уже наизусть знал, сколько шагов надо сделать до своей комнаты, сколько ступеней в каждом лестничном пролёте. После тренировки я иду до комнаты отдыха, следуя бороздам на стенах, некогда оставленных ножом. Тогда я ещё мог видеть достаточно отчётливо. Из-за многих лет работы с холодным оружием подушечки пальцев довольно жёсткие, но порой на них всё-таки остаются глубокие царапины от борозд. Неприятно. Тишина в комнате стоит гробовая, поэтому я смело делаю восемь с половиной шагов вперёд, натыкаюсь на диван и ложусь, отвернувшись к спинке. Вот бы заснуть. По большей своей части сны мои примитивны. Типичные кошмары, верно. Братец, семья, прошлое, глупые слова, действия, ошибки. Весь шлак жизни в одном флаконе под названием «Сон». Но, что удивительно, после этого я не просыпаюсь в холодном поту, с криком и дрожью в конечностях. Я просыпаюсь довольно легко, весь день бодр. Во сне я вижу. Я различаю цвета, людей, предметы. Во сне я полный, целостный, а не калека, который передвигается на ощупь. Я всё-таки засыпаю, потому что вскоре уже могу видеть высокое небо с его бесконечной синевой. Тяжелое кучковатое облако медленно ползёт на запад, за ним ещё одно, и ещё. Я лежу в саду. Это сад моего детства. Ветер гуляет между травинок сочного зелёного цвета, и я провожу по прохладной траве ладонью. Мягко, прохладно. Трава просто непозволительно длинная и густая. При виде такой травы всегда создаётся ощущение, что она утащит тебя в свои самые потаённые глубины, что откроет тебе другой, новый мир. И ты не захочешь оттуда уходить. -Семпай, может, прекратите трогать мои волосы? Я вздрагиваю, а мир пропадает. Я снова оказываюсь в суровой реальности. -Бел-семпай, Вы слышите меня? -Да слышу, слышу, - сажусь. -Отпустите, пожалуйста, если Вам не сложно, - сколько бы вежливо ни звучало, а голос так и пропитан ядом. -Нет, знаешь, не отпущу. Я расслабляю пальцы, и длинные пряди выскальзывают из моих рук. Почему во сне я держал его за волосы? -Почему во сне я держал тебя за волосы? -Я услышал громкий храп из гостиной и решил проверить, что за тролль пришёл в наше подземелье, но нашёл Вас. Успел только присесть, как Вы меня схватили, чёртов маньяк. -Иди отсюда, нелепость. Тебе не место рядом с принцем, - я наугад выкидываю ногу вперёд, но попадаю точно в цель: нога. -Вообще-то, это было даже больно. Наверняка сейчас стоит и показушно натирает бедро. Прости, но я не могу по достоинству оценить твоих стараний. -Сгинь. -Как прикажете, Ваше Милосердие. Слышу, как он фыркает и покидает комнату, спокойно закрывая за собой дверь. Никогда не хлопает. -Белечка, ты с нами? Я сижу на диване и слушаю Луссурию. Они собираются свалить на всю ночь в город, хотят отдохнуть от мафиозной суеты. -Нет, я плохо себя чувствую. Леви шумно дышит через нос – у него насморк. Я слышу, как он покидает комнату. Скуало громко чертыхается: -Ты что, заболел? -Опять кошмары мучают. Луссурия тоже уходит, цокая каблуками. -Ладно, тогда оставайся. Если что – звони. -Хорошо, - я киваю, повернув голову на голос. В комнате отдыха остаюсь только я. Тяжело выдохнув, я встаю с дивана. Прохожу вдоль книжных стеллажей, ведя пальцами по корешкам книг. Я не могу читать книги, я не могу смотреть телевизор, я не могу лицезреть солнце, небо, противное лицо моего кохая. В последний раз, когда я ещё мог различать хоть что-нибудь, у него были волосы по подбородок. Не знаю, что в нём изменилось, но для меня он в развитии остановился. Для меня остановилось всё: люди, природа, я. Я замкнут в прошлом, в своих воспоминаниях, для меня больше не существует таких понятий как «сегодня» и «завтра». Никакого разнообразия. Навсегда осень. Навсегда сентябрь. Навсегда разноцветная листва, пасмурное небо, лужи, где ни попадя. Навсегда. Я добираюсь до комнаты. Прохладно. На звук ветра нахожу окно и закрываю его. Я делаю пять шагов вперёд, дотрагиваюсь рукой до кровати, опираясь о неё спиной, присаживаюсь на пол. Пол холодный и твёрдый, задница быстро затекает. Я убираю с лица волосы, тру глаза. Безвозвратно. Всё безвозвратно. Даже врач это подтвердил. -Неудачник, - говорю вслух. -Я? Я дёрнулся. Что… -Жаба? -Семпай? С Вами всё хорошо? Шаги невесомые, их почти не слышно. Только шаркает порой. -Что ты здесь делаешь? -Я шёл за Вами с первого этажа. Вы не заметили? – он плюхается на мою кровать. - Я ещё давно приметил царапины на стенах, но всё не мог понять, откуда они, для чего? Знаете, Вы заставили меня немало времени ломать голову. Я слышу, как он ёрзает по одеялу, подбираясь ближе. Где-то совсем рядом, буквально над ухом, раздаётся его голос: -Семпай, Вы что, не видите? Мне становится страшно. Мне становится неприятно. Я чувствую себя слишком открытым, слишком беззащитным. -Так что? Он намеренно сваливается на пол, садится передо мной. -Ты слеп, Бельфегор? Тишина. Очень не хотелось признавать такое очевидное поражение перед природой. -У тебя мутные зрачки. Будто в дымке. Он наклоняется совсем близко, заслоняя свет. Я могу различать тёмную и светлую комнаты. -Ну, давай. Смейся, издевайся. Да, я не вижу. Я не вижу вот уже сраные полгода. Ты рад? Ты доволен? Жизнь мне отомстила сполна. Ликуй же! Он встаёт. -Над немощными не смеются. В этой ситуации я своим привычкам не изменю. Я поднимаю голову на голос. -И я даже помогу тебе. За просто так, - я чувствую его ладонь на своей щеке, холод его кольца. – Я докажу тебе, что я лучше того противного малявки. Он убирает руку от моего лица. -Полгода, говоришь? На нервной почве, да? Ведь полгода назад скончался твой милый Маммон. -Заткнись, - я оскалился. -Ну-ну, - похлопывает меня по щеке. – Тебе стоит быть милее со мной. Иначе я всем растреплю, что ты слеп. Ты же знаешь, что калек в Варии не держат, не так ли? И мне приходится смириться. -Ты в курсе, что с каждой миссией становишься обузой всё больше и больше? Мы засели в лесу. Мне перевязывают рану от пули в боку. -Если бы на твоём месте был Маммон, он бы назвал сумму, которую я ему должен, и вытащил нас обоих отсюда. Я резко выдыхаю, когда бинты затягивают слишком туго. -И как такой калека мог меня дурачить целых полгода? -Это всё опыт, - я улыбаюсь одними губами. Я слышу шелест в кустах и рефлекторно отправляю на звук пять ножей. Фран оборачивается. -Хоть на что-то ещё способен. -Если я смогу вернуть себе зрение, то первым делом я прирежу тебя. -Даже не надейся. Слышу, как копошится в карманах. -Что ты делаешь? -Проверяю, взял ли с собой коробочку. -Разве ты ею пользуешься? -В самых редких случаях, - он тяжело вздыхает. – Обычно хватает силы кольца. Повеяло холодом. Об меня обтёрлось какое-то существо. -Лягушка, что это? Я не на шутку перепугался. -Животное из моей коробочки. Не волнуйся, он тебя не сожрёт. Он тянет меня за руку, заставляя встать. -Ты только не дохни пока. Нам надо добраться до машины. -Я бывал в передрягах и похуже. -Удивлю или нет, но я тебе верю. Когда мы добираемся до номера в отеле, трижды крытые иллюзией, я еле стою на ногах. Бок начал болеть сильнее, и кровь полилась с двойным усердием. Он не без труда стаскивает с меня плащ, волочит меня дальше. По холодному кафелю под ногами я узнаю ванную комнату. Фран пихает меня в душевую кабинку, сразу включая чуть тёплую воду. -Что ты собираешься делать? -Во-первых, достать из тебя пулю. Печень же не слева, так? Значит, уже есть хоть какой-то плюс. Он берётся за край полосатого джемпера и тянет вверх, а я вяло поднимаю руки. -Чёрт. -Что такое? -Подожди. Я слышу, как он выбегает из ванной. Вода быстрыми струйками стекает по телу. Воздух пропитан влагой и металлическим запахом крови, бурным потоком бежавшей по моим венам. Я вздрагиваю от холодных пальцев на моём животе. -Прости, пинцета у меня нет. -И как ты намерен… Я бы хотел закричать, но нет ни сил, ни кислорода в лёгких. Он лезет своими тонкими ледяными пальцами прямо в дыру в моём боку. Одной рукой я хватаюсь за его запястье, с желанием вывихнуть, а второй хватаюсь за что-то в душе. Меня сгибает пополам, слюна, скопившаяся во рту, стекает по губам, по подбородку, часть смывается водой. Но я начинаю сомневаться, что это только слюни. Я не могу вдохнуть, я чувствую, как он подцепляет кончиком среднего пальца пулю, сидящую внутри меня. Я готов упасть, ноги подкашиваются. -Ещё чуть-чуть… Он медленно, катастрофически медленно выуживает пулю, держа её ногтями за кончик. Я слышу, как она с характерным звоном падает на пол. Я чувствую, как наливается теплом мой живот. Вода выключается. -Во-вторых, я тебя перебинтую. Буквально навалившись на тщедушное тело, я ковыляю из ванной. Фран сажает меня на край кровати, сразу же начиная обматывать бинтами, не забыв обдать рану львиной долей спирта. -Как самочувствие? -Лучше не бывает, - я тяжело откидываюсь назад. – Лягушка? Я чуть больше чем полностью уверен, что он сейчас смотрит на меня. -И всё-таки, какое у тебя животное в коробочке? Насколько я знаю, его ещё не видел никто, кроме самого обладателя. -Волкодав. Огромный тёмно-серый волкодав. Лягушка подрабатывает моей нянькой вот уже несколько месяцев. Отношения у нас, что не удивительно, лучше не стали. -Знаешь, чего я всё никак не пойму? -Ну? Мы лежим на полу в его комнате. -Почему у тебя, такого, казалось бы, достаточно брутального и крутого, в коробочке жалкая крыса, а у меня, хилого дрыща, - огромная псина? -Потому что даже твоя коробочка понимает, что ты жалкая квакушка. -Спасибо, семпай, очень приятно. -Кстати. Я переворачиваюсь на живот, кладя голову на руки. -Почему ты сразу начал обращаться ко мне на «ты»? -Я не люблю выкать. Раздражает. Как-то преувеличенно пафосно часто звучит со стороны. -Это ты себя, что ли, услышал? Я тихо шишикаю. -А у тебя дебильный смех, но я же не прикалываюсь. Я выуживаю нож и наугад тычу в собеседника. Судя по вскрику, попал в руку. -Я собираюсь принять душ, ты со мной? Я приподнимаюсь на локтях, лёжа в кровати. -Сколько времени? -Половина одиннадцатого. -Тогда да. -Я схожу за полотенцем. Когда речь заходит о ванне, Фран чаще всего берёт своё полотенце и приходит ко мне. Мы можем до часа сидеть в остывшей воде и молчать. Либо порой перекидываться колкими фразочками. Кофта уже познакомилась с напольной плиткой, вслед за ней летят штаны. Я привычно облокачиваюсь о стенку душевой кабинки, подставляя лицо под тёплые струи воды. И даже уже не вздрагиваю, когда по моей груди начинают водить мочалкой, растирая гель. Я расслабленно выдыхаю, думая, чем же себя можно будет занять завтра, как чувствую на шее чужие губы и резко дёргаюсь. -Ты что творишь? – я намереваюсь выпрямиться, но меня толкают назад, к стенке. Я не собираюсь его бить, орать, буйствовать, я хочу, чтобы он сам осознал, что делает. Фран понимает, что не получит сопротивления, и переходит к более решительным действиям, целуя меня в губы. Я хоть и не вижу, но мог бы легко свернуть ему шею, если бы было желание. Но я слишком нуждаюсь в няньке, поэтому лишь потакаю его желанию. Он отстраняется, тяжело дыша: -Прости, я не знаю, что на меня нашло. -Я сделаю вид, что сейчас ничего не было. Но если подобное повторится, то я потребую объяснений. Он разворачивает меня к себе спиной и трёт кожу мочалкой. Губы покалывает. Я прячусь в библиотеке от Скуало, который начал просекать не то мою слепоту, не то интрижку с Хранителем Тумана. С того поцелуя в душе прошло опять-таки немереное количество времени, которое принесло с собой некоторые плоды. Я, к сожалению, понял, что Лягушка для меня не просто Лягушка. Лягушка для меня в первую очередь является Франом, без которого я не смогу не только, потому что он подрабатывает моими глазами, но и немного по другим причинам. Недавно ребром встал вопрос о его отбытии в Японию, к Мукуро, на что я отреагировал ярым протестом. Публика это восприняла двояко. С тех пор Скуало не спускает с меня глаз. -Мы же оба знаем, что ты даже в укрытии будешь витать в облаках и упустишь приход тайчо. Я поднимаю голову. Фран где-то справа. Я вытягиваю руку в сторону, сразу нащупывая костлявый бок и притягивая к себе. Он послушно идёт в мои объятья. -Я тут как-то подумал… - он замолкает. -О чём? -О том, что если Мукуро смог присобачить своей ненаглядной Хром иллюзорные органы, то и я смог бы вернуть тебе зрение. Я замер. -И идея с Японией тоже была моя. Это не Занзас меня посылал. На затылок ложится ладонь, начиная перебирать волосы. -Я хотел с ним проконсультироваться. Я хотел, чтобы всё получилось наверняка. Я не хочу, чтобы от моих иллюзий ты ещё больше потерял рассудок. Я не помню, когда между нами пробежала так называемая «искра». Я не помню, когда мы успели настолько сблизиться. Всё как-то вышло само собой. -Но, видимо, выбора у меня не остаётся. Придётся действовать, основываясь исключительно на теории. -Подожди. Ты хочешь сказать… -Да. Именно это и хочу сказать. Я уже давно отвык от мира. Я привык, что вижу только темноту и некоторые воспоминания вперемешку со снами. Этого мне уже стало достаточно. -Я не хочу. Ладонь замирает. -Ты не хочешь вернуть себе зрение? -Да. Возможно, немного позже, но не сейчас. С тех пор пошла неразбериха. Мы начали отдаляться друг от друга, а Луссурия узнал о моём положении. -Я, конечно, никому не скажу, но на Франа положиться не могу. Ты его очень расстроил своим отказом. Он долго уговаривал Занзаса на эту поездку в Японию. Я вздыхаю: -Я знаю, Лу, знаю. Сказать мне, в общем, нечего. А как-то утром я не нашёл под боком свою тёплую и угловатую Лягушку. -Фран? Я пошарил руками по кровати. -Чёртова истеричка. За помощью я, естественно, отправился к Лу. Я вёл по стене ладонью, как вдруг меня окликнули: -Далеко собрался? Скуало. -Можешь ничего не говорить. Все уже в курсе. Он всё рассказал перед своим отъездом. Я убираю ладонь от стены, сжимая в кулак. -Твоё счастье, что босс не выходит из кабинета. Иначе тебя бы уже и след простыл. Я устало прикрываю веки. -И долго ты собирался скрывать? -Что именно? -Да вообще всё. И ваши с ним отношения, и твоё здоровье. Ты понимаешь, что на миссиях ставил под угрозу не только свою жизнь, но и его? Это тебя поставили его наставником, а не наоборот. Надейся, чтобы он не наябедничал Рокудо на своего нерадивого семпая. Тогда ты не только глаз лишишься. И я понимаю, что это чистая правда. Я чувствую на себе обиженный взгляд. Он всё ещё такой ребёнок. -Если Мукуро узнает, что ты приехал, он оторвёт тебе голову. -Поэтому возвращайся со мной в Италию. -Нет. Я делаю несколько неуверенных шагов вперёд, он сам бросается в мои объятья. -Ты один? -Нет, меня сопровождает Скуало. -Не надо было брать с собой тайчо. Он только всё испортит. Я глажу его по голове. -Давай. Поехали обратно вместе. Фран отступает назад. -Но при одном условии. -Ты попытаешься вернуть мне зрение? -Именно. Все наверняка уже настроились на счастливый конец, на нашу с ним совместную жизнь, на сотни кровавых и жестоких дел, которые мы провернули исключительно вдвоём. На самом деле, попытка провалилась. Никто не знает, что именно пошло не так. Нет, зрение-то ко мне вернулось, зато вот здравый смысл полностью покинул мою голову. Я стал ещё более ужасным подобием самого себя. Ещё более бессердечным, чем был в шестнадцать лет. Просто начался какой-то регресс. Все очень сильно расстроились. И всем нам известно, кто расстроился больше всех. Он лишь старался этого не показывать, продолжая язвить сотню раз на дню. Никто не знает, что нам сулит будущее, но все верят исключительно в лучшее. Разбудите меня, когда сентябрь закончится.