Глинтвейн

You know I'm not one to break promises I don't want to hurt you, but I need to breathe At the end of it all, you're still my best friend But there's something inside that I need to release Which way is right, which way is wrong How do I say that I need to move on? You know we're headed separate ways And it feels like I am just too close to love you There's nothing I can really say I can't lie no more, I can't hide no more Got to be true to myself And it feels like I am just too close to love you So I'll be on my way (c) Alex Clare - Too close

Чертыхнувшись уже раз в сотый, Дайки обреченно стукнул по приборной панели — машина так и не завелась. Это было хреново, учитывая, что за окном сплошной белой стеной валил снег, его самолет из-за погодных условий не долетел до Токио, где Дайки ждали родители и горячий ужин, а сам он замерз и порядком устал. Вздохнув, Дайки снова посмотрел за окно. Где-то вдалеке угадывался океан, но из-за снежной бури его практически не было видно. Дайки никогда не любил Канагаву, вот и сейчас она ответила ему неприязнью, вынуждая застрять здесь в самый канун Рождества. Не то чтобы Дайки любил Рождество — это Бакагами, вернувшись вслед за ним в Штаты, совсем перестал смахивать на японца, и с удовольствием праздновал все западные даты. Хотя, как небезосновательно подозревал Дайки, любил он их скорее всего из-за еды. А что касалось его самого — так Рождество было прекрасной возможностью отдохнуть от учебы, команды и даже баскетбола, как бы невероятно это ни звучало. Поклацав немного айфон, Дайки принялся искать гостиницы поблизости. От одной мысли об очередном безликом пустом номере, которых он за три года игры за команду Калифорнийского университета повидал больше сотни, его передернуло. Но разве был какой-то выбор? Дайки крякнул, внезапно осознав, что выбор действительно был — в Канагаве по-прежнему жил Кисе. Кисе, которого он не видел уже лет пять, с того самого момента, как... Дайки помотал головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Вот уж о чем точно не стоило думать сейчас, когда за окном бушевала вьюга, а на вызов такси нечего было и надеяться. С другой стороны — до ближайшей гостиницы было восемнадцать километров, а до дома Кисе, согласно навигатору, всего три. «Чем черт не шутит, — подумал Дайки, отыскивая в телефонной книге давно забытый номер. — Его и дома-то наверняка нет. И с чего я вдруг решил, что он все еще там живет? Или что не сменил телефон?» Последнюю мысль прервал щелчок в трубке. — Йоу, Кисе! — поздоровался Дайки. — Как жизнь? — А... Аоминеччи? Дайки расхохотался, представляя, как удивленно сейчас, должно быть, распахнулись карие глаза друга: — Ну да. Ты не рад мне, что ли? — Я... — в голос Кисе постепенно возвращалась привычная уверенная веселость. — Ну конечно рад! Просто не ожидал, что ты позвонишь. — Да я не собирался, собственно... — Из головы Дайки моментом вылетели все заготовленные слова. Да что такое-то, в самом деле? — Короче, мой самолет посадили в Канагаве, у меня сломалась тачка и я до жути не хочу в гостиницу. А ты в городе? — Да, я... Постой, а ты-то где? — В Канагаве, блин! — вспылил Дайки. — Сказал же. — Я понял, — хохотнул Кисе, — я спрашиваю, конкретно где? Территориально? — Если верить навигатору, то где-то на углу Ивасе и Сидзюру. — Так это совсем рядом с моим старым домом, — сказал Кисе. — Так... подожди меня полчасика, я за тобой приеду. — Старым? А ты разве... — Дайки оборвал себя на полуслове. Ну конечно Кисе давно не живет с родителями, наверняка отдельно. Или... или с кем-то. — Я там твои планы хоть не нарушаю? — Ну что ты, Аоминеччи. Да даже если бы нарушал... Кисе отключился, а Дайки устало потер глаза. Почему-то теперь идея позвонить Кисе не казалась ему такой уж хорошей. Они не виделись пять лет, даже не созванивались за это время. Иногда Дайки видел по телику рекламу с участием восходящей звезды Кисе Реты, иногда Кагами, с которым они играли за одну команду, рассказывал что-то о Тецу и других их школьных товарищах, с которыми поддерживал отношения. Но сам Дайки не делал никаких подвижек в сторону прошлого. Ему казалось, он это перерос. Поскольку мотор не заводился, в салоне быстро холодало. Тогда, пять лет назад, в их последнюю с Кисе встречу, тоже было холодно. Дайки вздохнул, поглубже засовывая руки в карманы легкой куртки, и задремал. Разбудил его дробный стук в стекло и громкий голос Кисе. Открыв дверь машины, Дайки сонно поморгал и вышел под снежные хлопья. — Совсем не изменился, — вместо приветствия сказал Кисе. На нем была теплая зимняя куртка, шапка и длинный шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи до самого носа. Только по прищуру глаз Дайки мог догадаться, что тот улыбается. — А по-моему, как раз похорошел, — буркнул он, вызвав звонкий смех у Кисе. — Все такой же самодовольный, — Кисе хмыкнул. — И такой же глупый. Ну кто ездит по Канагаве на спортивной машине в такой снег? — Когда я ее заказывал, снега не было! — почему-то начал оправдываться Дайки. Снег рябил перед глазами, и после сна ему казалось, что мир вокруг слегка плывет. Фигура Кисе была подернута дымкой. — Может, пойдем уже? Кисе провел его к внедорожнику, стоящему у края дороги, и сел за руль. *** Квартира Кисе располагалась неподалеку от дома его семьи и неожиданно оказалась скромной. Никакой роскоши или самолюбования в виде плакатов на стенах, никакой плазмы в шестьдесят дюймов или хрустальной люстры. Обычная двушка, в которой зал плавно перетекал в кухню. В углу комнаты стояла маленькая наряженная елочка. Зайдя в квартиру, Кисе первым делом включил гирлянду на ней, и Дайки удивился, насколько уютнее стало. Сняв куртку и зябко растерев замерзшие руки, он тряхнул головой. Растаявшие снежинки каплями разлетелись вокруг. — Ты совсем как недовольный кот, — Кисе с улыбкой накинул на голову Дайки полотенце — таким давно забытым движением, как частенько делал это в школе. Дайки вытер волосы и спросил: — Давно ты здесь живешь? — Скоро будет год. — Кисе прогремел чем-то на кухне и зажег плиту. Через минуту по кухне разлетелся запах пряностей. — Агентство предлагало снять мне студию в одной из тех хромированных высоток на берегу, но я не захотел. Не хочется оставаться одному, когда под тобой лежит целый город. Последнюю фразу он произнес как-то неуверенно и тихо, но Дайки все равно услышал. И был вполне согласен с Кисе. На первом курсе он какое-то время жил у знакомых в квартире небоскреба, и несмотря на потрясающий вид из окна, Дайки было как никогда одиноко. А одиночество он не слишком любил. Так что при первой же возможности съехал в общежитие университета, где его соседом, по иронии судьбы, совсем скоро оказался несносный Кагами. Развалившись на диване, Дайки с удовольствием наблюдал, как Кисе хлопочет у плиты. Даже в серых спортивных штанах и слегка потрепанной черной футболке с дурацкой надписью Кисе умудрялся выглядеть так, словно стоит под прицелом фотокамер. Этому его умению завидовали все вокруг. Дайки усмехнулся, вспоминая, как бесился Мидорима, после напряженной игры больше похожий на вымокшую крысу в запотевших очках. Кисе же, даже истекая потом и тяжело дыша, выглядел хорошо. И Дайки втайне восхищался этим, как сам Кисе восхищался его игрой. ... — как шкаф! Серьезно тебе говорю, он хоть и младше нас на два года, но такой амбал! Кажется, он говорил о новом парне Сацуки... Дайки рассмеялся — эта взбалмошная девчонка никогда не умела выбирать себе пару. Он был благодарен Кисе за то, что тот болтал без умолку — так, словно они не прекращали общаться, словно дружба — ну или то, что от нее осталось после ухода из Тейко, — все еще их связывала. Дайки знал, что Кисе как никто другой может держать лицо; наверняка за этой маской беззаботности скрывалась злость или даже обида, но виду он не подавал. И за это Дайки тоже был благодарен. Канун Рождества — не лучшее время, чтобы поминать прошлое. За ужином, который состоял из нехитрого риса с мясом, разговор вел уже Дайки. Спасибо университетской жизни, баек у него в запасе было полно. Кисе улыбался, чуть приподняв уголки рта. — ...я вколотил мяч в корзину, а они даже не заметили! Слабаки. — Фыркнул Дайки, закончив рассказывать очередную историю. — Да, красивый был данк, — согласился Кисе, — уверен, что смогу его скопировать. Уж не обижайся. — Ты что, следишь за моими играми? — удивился Дайки. Кисе пожал плечами: — Это все Курокоччи, таскает иногда записи ваших матчей на посиделки. Ну да, Кагами с Куроко все еще дружат, несмотря на расстояние и вообще. Иногда Дайки им по-хорошему завидовал. — То, что мы с тобой больше не общаемся, — продолжал Кисе, — не значит, что мне перестал нравиться твой баскетбол. «Вот оно, — проворчал про себя Дайки, — нельзя притворяться вечно». Но Кисе не собирался развивать тему. — О, совсем забыл! — он снова умчался на кухню и загрохотал кастрюлями. Десерт? Дайки вдруг понял, что аппетит у него напрочь пропал. Спокойствие, с которым Кисе сказал «не общаемся», выводило из себя. Чертово Рождество. Кисе вернулся с двумя огромными стаканами, доверху наполненными каким-то питьем. Едва увидев темно-красную жидкость, в которой плавали кусочки цитрусовых и звездочки гвоздики, Дайки замер. Сердце взволнованно толкнулось, а в мыслях снова всплыл тот вечер пять лет назад. — Глинтвейн, — тихо сказал он. — Ага. Самое то, чтобы согреться в такую погоду, — кивнул Кисе. Наверное, и правда не помнит, решил Дайки. Значит, все в прошлом? — Тогда тоже было холодно, — сказал вдруг Кисе. Дайки встретился с ним глазами и почувствовал, как мысленный заслон, которым он удерживал те воспоминания, рухнул. Это был вечер накануне отлета Дайки в Америку. Ему устроили шикарные проводы; целый день в кафе, где они обосновались, заходили его друзья и близкие — все Поколение Чудес, команда Тоуо, даже команда Сейрин. В тот вечер они много смеялись, хлопали друг друга по плечам и делали ставки на то, как быстро Дайки войдет в основной состав баскетбольной команды университета. Расходились глубоко за полночь. Последним, почти повиснув на Куроко, уходил Кагами, обещая «обязательно надрать задницу Ахомине в следующем году». Дайки лишь ржал над этими угрозами. Впрочем, рядом с ним все еще оставался Кисе. Подождав, пока они останутся вдвоем, он вдруг извлек из объемной сумки баскетбольный мяч и предложил: — Поиграем, Аоминеччи? Напоследок... Это «напоследок» неприятно резануло уши Дайки. Действительно, завтра он улетит в Америку и их безумные поединки один на один до тех пор, пока оба не будут падать от усталости, закончатся. Кто знает, когда еще они смогут вот так беззаботно играть? На улице было холодно. Дайки поежился, а потом и передернулся — до того резким после тепла кафе был контраст. — Сейчас согреемся. — Кисе протянул ему непонятно откуда взявшийся термос. — Глинтвейн? — удивленно спросил Дайки, принюхиваясь. Запах корицы и гвоздики, смешанный с медом и апельсинами, моментально наполнил ноздри. — Так вот куда ты бегал пару часов назад. — Ага, — улыбнулся Кисе. — Моя старшая сестра варит потрясающий глинтвейн, ты только попробуй! Они шли к баскетбольной площадке, передавая друг другу термос с обжигающим напитком. Тепло приятными волнами разливалось по телу, расслабляя мышцы и снимая усталость. Несмотря на алкоголь, Дайки был полон сил и желания сыграть в любимую игру. Конечно, Кисе сражался до последнего. Конечно, Дайки все равно победил. — Аоминеччи... не могу... больше... — тяжело дыша, Кисе остановился посреди площадки, уперев руки в колени. Его куртка была отброшена на скамейку, влажные волосы разметались. — Слабак, — довольно гоготнул Дайки, подходя к другу. Но Кисе, внезапно воспрянув духом, резво выхватил из рук Дайки мяч и ловким движением забросил его в кольцо. — Так тебе, Аоминеччи! — Только сейчас Дайки понял, что причиной тяжелого дыхания была не усталость, а едва сдерживаемый смех. — Вот засранец! Он подскочил к Кисе, схватил его одной рукой за шею и притянул к себе, взъерошивая золотистую шевелюру. Друг в ответ обхватил его за талию и несильно стукнул по твердому прессу. От разгоряченного после игры тела Кисе шло испарение, искажая морозный воздух вокруг. Сам Кисе пах пряностями и чуть-чуть алкоголем. В груди у Дайки внезапно заныло что-то тоскливое. Эта игра, это соревнование с Кисе, даже глинтвейн в термосе... Дайки вдруг захотел, чтобы завтра не наступало. Чтобы не было никакого самолета, Америки и серьезного баскетбола. Чтобы они с Кисе могли хоть каждый день вот так собираться. — Мне будет этого не хватать, Аоминеччи, — Кисе повернулся к нему и их глаза оказались на одном уровне. — Очень. И тогда Дайки, опьяненный вином, холодным свежим воздухом и ощущением дружеской руки на своих плечах вдруг подался вперед, целуя Кисе в губы.Они оказались мягкими и теплыми, такими родными и понятными, такими правильными... На секунду Кисе словно окаменел, но затем, сдавленно охнув, ответил на поцелуй. Они целовались неловко, то и дело стукаясь зубами и носами. Позже Дайки не смог бы сказать, чего больше было в том поцелуе — желания или отчаяния. Спустя несколько минут Дайки, чей мозг наконец-то включился обратно, решительно проговорил: — Подожди, Рета... Стой. Он мягко отстранил от себя Кисе. Тот, глядя все еще затуманенными глазами, едва удержался на ногах. Дайки медленно понимал, что только что произошло. Его лицо залила краска. — Это... прости меня, — сбивчиво пробормотал он, поспешно собирая вещи. Сердце гулко стучало в груди. — Спасибо за глинтвейн! Еще увидимся! Дайки сбежал с площадки прежде, чем Кисе смог что-нибудь ответить. Конечно, на следующий день они не увиделись. Так и не найдя в себе силы показаться на глаза другу, Дайки предпочел молча улететь в Америку. К серьезной игре и взрослой жизни. На долгих пять лет. — Запомнил все-таки, — пробормотал Дайки, пряча лицо в кружке с глинтвейном. — Ты. Меня. Поцеловал. — Раздельно произнес Кисе. — Когда целует лучший друг, это, знаешь ли, не так-то просто забыть. — Пять лет прошло же, ну! — раздраженно отмахнулся Дайки. Ему совсем не хотелось поднимать старые темы и тем более выяснять отношения («Какие еще отношения?» — немедленно вопросил внутренний голос). А вот пить глинтвейн, наслаждаясь полумраком и теплом комнаты — очень даже. И слушать, как Кисе разлагольствует обо всем на свете, тоже. — Да хоть десять. Мы ведь так и не поговорили об этом. Дайки не ответил. В нем поднималось смущение, и это бесило — он не любил чувствовать себя неуверенно. — Как Кагамиччи? — спросил вдруг Кисе. — Слышал, его уже взяли в основной состав. Уживаетесь? — Кага... что? — опешил Дайки. — Мы собираемся говорить о Кагами?! — Ну о другом ты же не хочешь говорить, — едко заметил Кисе. — Было бы о чем говорить, — психанул Дайки, запуская пальцы в волосы и невольно копируя любимый жест Кисе. — Мы оба были тогда пьяны, оба расстроены моим отъездом. Вот и вышло... что вышло. — И ты решил, что лучше сбежать в Америку, а не говорить со мной? — А что бы изменилось? Я бы все равно уехал и все было бы так же. — Интересно, великий Аомине Дайки хоть иногда думает о ком-то, кроме себя? — продолжал язвить Кисе. — Я, между прочим, одним махом лишился лучшего друга и... — Он оборвал себя на полуслове и, немного успокоившись, заговорил снова: — Знаешь, может, ты и прав — ничего бы не изменилось. Ты мог просто сказать, что жалеешь об этом, и я хотя бы перестал себя изводить. Жалеет? Дайки недоуменно смотрел на друга. Много раз думая о том вечере и поцелуе, он испытывал много разных чувств. Смущение — да, возбуждение — иногда, особенно, если увлекался воспоминаниями перед сном. Да даже недоумение. Но он никогда не сожалел о произошедшем. Он, Аомине Дайки, тяжелый форвард двух лучших школьных баскетбольных клубов, а теперь еще и видного зарубежного университета, привык делать то, чего хочет, и тогда, когда хочет. А в тот вечер он хотел целовать Кисе. И черта с два он стал бы жалеть о своих желаниях! Но Кисе расценил его молчание по-своему. — Давай-ка спать, Аоминеччи. Сложный был день... и вечер тоже. — Он выудил из шкафа постельное белье. — Извини, диван не раскладывается, так что ты уж постарайся как-то уместить на нем свои два метра. Кисе снова улыбался и выглядел, как обычно. Даже подмигнул, уходя спать. А Дайки бесился, сам не зная, почему. Диван действительно был неудобным — Дайки не помещался на нем целиком, так что ноги пришлось закинуть на подлокотник. Интересно, какая кровать у Кисе? Дайки помотал головой, удивляясь, какие дурацкие мысли могут лезть в голову. Хотя будь они в средней школе, Кисе обязательно бы затащил его спать с собой — даже в захудалых тренировочных лагерях, где им приходилось играть время от времени, Кисе умудрялся выбивать себе лучшие номера. Кисе считал Дайки своим лучшим другом, так что нередко они засыпали бок о бок. И Дайки стойко терпел даже то, что Кисе спал беспокойно, то и дело ворочаясь и закидывая на него руки или ноги. Он вздохнул. В средней школе все было куда проще, не было никаких странных мыслей, ему не хотелось целовать Кисе, хотелось просто дружить. Когда же все, черт возьми, так изменилось? И все же, прислушиваясь к себе, Дайки понимал, что даже сейчас, когда они с Кисе вроде как поссорились, ему хорошо и спокойно. Просто потому, что они снова рядом, их не разделяет океан, и если захотеть, можно просто поговорить, в любой момент. Отъезд в Америку так ничего и не решил. Дайки резко сел, сбрасывая одеяло. Ну что за хрень? Разве так должна была закончиться их встреча, ссорой? Чтобы завтра Дайки снова сел в самолет и улетел, словно этого вечера никогда и не было? Дайки решительно подошел к двери спальни Кисе. Снизу пробивался тусклый свет, так что он решил, что друг не спит, и постучал. Кисе полусидел в кровати, прислонившись к изголовью. В его руках была книга, но он ее не читал. — Не могу заснуть, — пояснил он, откладывая чтиво в сторону. Дайки кивнул и прошел в спальню. Здесь тоже было уютно — большая кровать, средних размеров шкаф у стены, ваза с живыми хризантемами на тумбочке. И снова никаких излишеств. Кисе сдвинулся на край кровати и приглашающе похлопал рядом с собой. Усмехнувшись, Дайки устроился рядом и наконец-то вытянул ноги. Да уж, лежать на кровати было куда удобнее. — Прости меня, Аоминеччи, — мягко сказал Кисе. — Мы пять лет не виделись, а я на тебя наехал. Не так должна происходить долгожданная встреча друзей, да? — Все ты правильно сделал, — вздохнул Дайки. — Мне надо было поговорить с тобой тогда. Но не затем, чтобы извиниться или сказать, что поцелуй был ошибкой. А чтобы признать, что я этого хотел. Вот только уехать тогда мне было бы намного сложнее. С каждым словом Дайки чувствовал, как в груди становится теплее, а на душе легче. И чего было сложностей придумывать? Это же Кисе, его друг, его отражение — не такое, как в зеркале, идентичное и предсказуемое, а как в воде — идущее рябью, искажающееся, постоянно меняющееся. Говорить с ним — это как говорить с самим собой. А с самим собой Дайки старался быть честным всегда. Кисе рядом замер и словно бы перестал дышать. Дайки с опаской взглянул на него, но увидел лишь распахнутые от удивления глаза. — Это правда? — спросил он, улыбаясь. Дайки протянул руку и слегка взъерошил светлые волосы Кисе: — Когда это я тебе врал? — Вау, — протянул Кисе, с интересом разглядывая смуглую ладонь Дайки, — я и не думал, что дождусь таких слов. Дайки закатил глаза и вдруг неожиданно для себя рассмеялся. Господи, ну что за два идиота? — Аоминеччи, — вдруг хитро протянул Кисе, — а ты целовался еще с парнями? — Было дело, — не стал лукавить Дайки, — но мне не понравилось. На одной из вечеринок, куда его притащили товарищи по команде, Дайки унесло с двух стаканов виски так, что наткнувшись взглядом на высокого блондина со спортивной фигурой, который смутно напоминал ему прошлое, Дайки нагло полез к нему целоваться. Блондин был не менее пьян, чем Дайки, так что легко ответил на поцелуй. Вот только эксперимент этот принес больше разочарования, чем Дайки мог предположить. Ни тепла в груди, ни сладкого возбуждения, ни ощущения правильности происходящего, как было с Кисе, так и не возникло. Он механически отвечал на влажные поцелуи незнакомца, но твердо остановил, когда тот попытался скользнуть рукой под ремень его джинсов. Вот только Кисе об этом рассказывать не хотелось. — Выходит, я все же единственный, кто тебя заводит? Фраза, которую Дайки сказал Кисе еще в старшей школе, во время одного из матчей, тогда касалась только игры — это Дайки помнил совершенно точно. Но разве сам он не стер границы между баскетболом и своей жизнью давным-давно? — Может, так и есть, — усмехнулся Дайки. В мгновение ока Кисе навис над ним. В приглушенном свете ночника его белоснежная улыбка выглядела почти хищной: — Так давай проверим, Аоминеччи? Кисе дразнил и бросал вызов, Кисе насмехался. Дайки почувствовал, как сладкий и давно забытый дух дружеского соперничества снова вскипает внутри. Мысленно послав к чертям все условности, он резко притянул Кисе за шею и поцеловал. Вот только в этот раз было совсем по-другому — Кисе ответил на поцелуй, да так, что у Дайки перехватило дыхание. Его язык легко обошел защиту тяжелого форварда и теперь выписывал по его небу что-то невообразимое. Хотелось отомстить за такую вольность, но Кисе сидел на нем верхом, не давая высвободиться. Сам он каким-то образом уже избавился от футболки, и Дайки позволил своим рукам скользить по гладкой, словно высеченной из белого мрамора, коже. — Это определенно не так, как с девчонками, — прошептал Кисе прямо в губы Дайки. Кисе пах глинтвейном, хотелось зарыться в его волосы и никогда не выпускать. И вообще никогда не выходить из комнаты. Но Дайки должен был закончить мысль, которую наконец-то ухватил — спустя пять лет. Собравшись с силами, он все же отстранил Кисе немного: — Подожди, Рета. Стой. — Да ты издеваешься, Аоминеччи? — Кисе тяжело дышал и смотрел так обиженно, что хотелось рассмеяться. — Если бы я тогда не уехал, мы бы не смогли идти дальше, — сказал вместо этого Дайки. Они бы так и застряли на уровне школьных отношений, а это явно было не то, чего оба хотели. — Дурак ты, Аоминеччи, — пробормотал Кисе куда-то Дайки в шею, прокладывая дорожку из влажных поцелуев вниз, к ключицам. — Я пять лет ждал... А идти дальше можно и вместе. С каждым прикосновением губ воля Дайки слабела — до тех пор, пока он полностью не обмяк, позволяя Кисе переплести их пальцы. Дайки выигрывал у него сотни матчей, еще сотни выиграет в будущем. Но самый главный раунд остался за Кисе. Дайки сдал игру без боя, и еще никогда проигрыш не казался ему таким правильным и сладким. Таким же, как остывающий на кухне глинтвейн, который завтра они обязательно допьют.