Вы опоздали, сэр

      "Джон. Мой милый Джон. Вот так встретиться через два года. Надо сказать, я как всегда нелеп. Ты вот собирался сделать предложение, сделать возможно самый важный шаг в своей жизни. А я шут. И сколько времени прошло, после того как вы сели в кэб? И сколько времени я уже сижу один в нашей комнате. Знаешь, даже не сержусь на тебя за разбитый нос.. и поцарапанную гордость. Но ты все равно выше меня, маленький Джон, ты не сердишься на меня даже за разбитое сердце."       Рой не радужных мыслей царил в кудрявой голове детектива. Запах пыли и остывшего "Эрл Грея" - его единственная компания в этот вечер. Оказывается, король жизни, Шерлок Холмс! умеет сожалеть. Как много хочется сказать, и как мало в нем романтизма для этого. Он не обделен чувствами и страстями, но нищ способами для их выражения. Казалось, только Джону он мог бы все рассказать без сарказма, но момент упущен. Милый доктор лежит в своей кровати со своей горячо любимой невестой, на что ему груз из прошлого? Пусть и бесценного прошлого.       А Уотсону не спится. Сколько в нем сейчас всего смешалось - вообразить сложно! Безусловно, тут была и обида и горечь. Значит, ему никто не доверял? Значит, никто не пожалел его и не посчитал достойным тайны? Но что же было кроме этого? А была в душе доктора детская радость, как будто свершилось самое настоящее чудо. И облегчение.. и голод. Да, Джону мало пару раз хорошенько врезать Шерлоку, ему хотелось и отпинать, и придушить, и обнять.       Он заставляет себя закрыть глаза, плотнее прижаться к уснувшей женщине, которую он мог бы смело назвать своей. Ему тоскливо, сон не идет.       "От чего тебе, черт возьми, так больно, Джон?! Стоп. Стоп... Не хочу больше думать об этом подлеце. Он меня уже оставил два года назад. Смирился с этим один раз, смирюсь и второй."       Часы тикают, напоминая, что жизнь и не думает останавливаться и грустить вместе с ним. Ему уютно на своем месте, и тепло, и хорошо.. но так гадко. Что-то внутри съеживается, что-то заставляет Уотсона чувствовать себя одиноким. Сердце шепчет по ком оно соскучилось, но голова упорно отрицает, ведь это ненормально! Или нормально? Ну разве что самую чуточку, и то по близкому другу. А кожа зудит, мышцы полны странной силы и вот-вот пустятся в работу. И... Джон дает слабину, отпускает себя, ломает рамки, но только потому, что есть для кого ломать.       Третий час ночи, поймать такси в такое время почти невозможно, если не учитывать, что ты в сердце Лондона. Садясь в припозднившийся кэб, доктор сомневается: а стоит ли игра свеч? Но губы, как в горячке, лихорадочно шепчут Бейкер Стрит... На Бейкер Стрит, пожалуйста...И нет ему покоя, руки теребят край старой куртки, дотрагиваются до волос и поправляют усы. Нога отбивает одной ей понятный ритм, сердце играет симфонию на расстроенной гитаре, да и что тут еще скажешь, ведь нервы старого воина ни к черту! — Отчего вы так нервничаете, сэр? Наверняка спешите к любимой, хех! - добродушный голос ночного водителя вернул Уотсона из своих мечтаний на землю. Таксист, надо сказать, был полноватый и седой мужчина, довольно размытых лет, но с удивительным чистым басом. — А я похож на влюбленного, сэр? - растеряно спросил Джон. — Скорее на томимого тяжелым чувством, но это совсем не мое дело. Прибыли, - расплатившись, человек, чье сердце видело достаточно, вышел на перекрестке, за квартал до нужного дома. Доктор проводил глазами кэб, качаясь с пятки на носок, посмотрел на шумную компанию, как раз пересекающую переход.       А с телом по-прежнему творилось что-то неясное. Все плыло и мешалось, но доктор лишних препаратов не принимал. Глубоко вздохнув, Джон пустился легким и рваным бегом туда, где надеялся встретить Шерлока, пусть и на мгновение. Неприветливый влажный ветер забирался под куртку и лишь больше будоражил. Рубашка неприятно, скорее противно, облепила грудь, будто еще одна цепь мешала ему идти. Но все препятствия и преграды мы выдумываем сами, не так ли?       Даже "Эрл Грей" оставил своего безмолвного собеседника. Холмсу не хотелось думать, анализ он забросил прочь, голова впервые была удивительно пуста. В кромешной темноте звучало несколько аккордов скрипки. Только пара повторяющихся звуков вырывалась из-под тонких пальцев. Ожидание томительно, ожидание тоже своего рода препятствие. Переодевшись в халат и приняв душ, Шерлок вернулся в кресло. "Не поверю, что Лондон, сердце Англии, так безмятежен. Нет, я уверен, что сейчас кого-то убивают, возможно даже честного офисного работягу, готовится нападение и планируется ограбление мелкого банка. Столько всего, подумать только! А я сижу. Вот в этом самом кресле и бездействую. Правда это формально, я отдыхаю, да. И совершенно никого не жду. Совсем... И что я скажу, когда он наконец-таки придет?"       Глаза величайшего детектива прикрыты, недовольная складка легла между бровей. Шерлок размышлял, без этого он, видимо, не умел жить. Случались ли с вами бесконечные минуты? Минуты длиною в целые столетия. Часы тикали, сосед за стеной вставал дважды с кровати, но все это обычно, значит не интересно. А если он не придет? И Шерлок впервые ошибся?       Но так ли часто ошибается самый значимый детектив современности? Шаги на лестнице легче падения воронова пера на британскую землю, а значит человек натренирован и как минимум имеет достаточный опыт, раз остался неслышимым некоторые мгновения. Одна нога поднимающегося наверх мужчины отставала на доли секунды от другой, следовательно была ранена либо травмирована. Некто мужского пола, имеющий ключи от дома, крадущийся с раненой когда-то ногой и старающийся остаться незамеченным из-за гнетущего его чувства вины и неуверенности. Даа, таким мог являться только один человек во всей вселенной. Невесомый щелчок ручки. — Вы опоздали, сэр, - с по-прежнему закрытыми глазами упрекает Холмс вошедшего гостя. К чему видеть то, что ты знаешь наперед? Шерлок считал также. — Тебе не мешало бы научиться манерам, - до головной боли изученный голос, до костей родные поучения доктора Уотсона. Он тоже не смотрит на своего собеседника; кровь пульсирует в самой голове, пальцы немеют и почти непроизвольно сжимаются. Он не смотрит на причину своих волнений. — А ты замечал, Джон, как нам часто в жизни не хватает закадрового смеха как в дешевых наштампованных сериальчиках? Глупо, зато эффективно разряжает обстановку,- но ведь и Шерлок не машина, он взволнован, но конечно никто этого не узнает. Холмс поднимается с кресла, медленно подходит и останавливается на расстоянии вытянутой руки от самого преданного ему человека. Доктор как всегда смотрит снизу вверх, прямо в глаза Шерлоку, в нерешительности поджимает губы, сжимает руки в кулак. — Шерлок, черт бы тебя побрал, ты себе даже не можешь представить каково мне было эти два года, - Джон скрипел зубами, хмурясь и повышая голос с каждым словом. Шаг. Удар. Стойкость Холмса будет вознаграждена. Шаг. Уотсон утыкается носом в халат, и крепко прижимает к себе консультирующего детектива, - Я все еще не верю, что ты жив.       Минута одна-другая, а Джон все так же отчаянно жался к худощавому телу. И тело, задумавшись, ответило: тонкая ладонь вынырнула из медвежьих объятий, мягко и успокаивающе прошлась по светлым волосам, легко надавила на затылок, погладила ухо, да там и осталась. Шерлок медленно отступал назад, тем не менее не давая отстраниться доктору от своей груди. Это было похоже на неуверенный танец слепых, танец без музыки, танец без лжи. Упершись лодыжками в кресло, Холмс, не торопясь, присел, а вот Джон остался недоуменно стоять. Первый взгляд снизу-вверх, немой вопрос, Уотсон отдал всю инициативу Шерлоку, в прочем тут он остался неизменным. Тонкие пальцы специалиста по видам табачного пепла тянутся к рукаву куртки, и не просто, а настойчиво тянут на себя. Сколько нерешительности, рамок, условностей ломается от простого жеста. Известный на всю Англию блогер осторожно садится на колени к не менее известному детективу.       Сидеть на коленях, кстати, можно абсолютно по-разному. Можно сидеть у Санты и рассказывать о своих детских мечтах, можно гордо и полноправно восседать на частях тела возлюбленного человека и беззаботно радоваться, можно находиться на коленях друга с целью экономии места, да и много чего еще. Но Джон приник всем сердцем, обнял, уткнувшись носом куда-то над ухом детектива. Всхлип и одинокая соленая капля скатилась и исчезла в вороте любимого домашнего халата. — На войне ты, кажется, не плакал,- ирония, однако, никогда не оставит голос Холмса. Он ласково водит руками по спине, рисует одному ему известные узоры. Судорожный вздох обладателя этой спины, глоток пустоты и... — На войне мне было больно, а не обидно. На войне меня хотя бы держали в курсе событий. Да и вообще...- последнее слово безвозвратно затерялось в смоляных кудрях. Джон долгое время винил только себя, грыз, уничтожал с каждой минутой, а сейчас оказалось, что такой великий труд был напрасен. И горькая слеза не сумела удержать себя на положенном ей месте. — Джон, посмотри на меня,- тихий приказ, который безукоризненно выполнят. Уотсон смотрит в яркий, даже в лунном свете, цвет радужки. Кончики пальцев Шерлока дотрагиваются до щек, проводят по линии губ. Они тянутся друг к другу, как утопающие в огромном океане. Слабое дыхание, почти воздушное касание пряной кожи с запахом мятной зубной пасты. И... и звонок мобильника. — Шерлок! Ты поставил будильник на шесть утра? Зачем? - красный от смущения Джон не знал куда и смотреть. Более взволнованный Холмс приводил в порядок мысли и чувства. — Мм, понимаешь Джон, я, - безукоризненный управленец собственными чувствами дал слабину, замялся, пристыдился. Да, не с такими чувствами нужно начинать признание, - я предвидел такой вариант событий, и не только такой. В целом я насчитал 8 наиболее подходящих и логичных развязок сегодняшнего вечера, то есть, уже, безусловно, ночи. По первой вариации ты должен был позвонить и договориться о встрече на завтра... Черт. Черт, я не то хотел сказать! Черт. Я не просто ждал нашу встречу или разговор, Джон, я был уверен в том, что произошло минуту назад. За исключением будильника, конечно.       Сказать, что доктор удивился, не сказать ничего. Уотсон пребывал в совершенном замешательстве. Он снова подопытный кролик в руках безумного ученого? Вернемся назад: его усадили на колени, дали себя поцеловать, а сейчас якобы эксперимент окончен? Нахмурившись, Джон отодвинулся от Шерлока, восстановил утерянную и привычную дистанцию, но тем не менее с хрупких коленей не слез. — Прошу, Джон, выслушай меня до конца и на этот раз, - детектив с присущей ему уверенностью в самом себе положил одну руку на плечо своему самому верному другу. (А может это намного больше чем дружба?) Ведь какими только сетями не связывают себя порой даже хитрейшие и самые не искушенные в подобном люди. Упрямый взгляд Уотсона перешел в смирение и долгий вздох. Он и сам не мог объяснить, отчего все время потакает выходкам этого взбалмошного выскочки-детектива. — Да, - устало ответил доктор,- Конечно, Шерлок. Я, по-моему, только этим и занимаюсь. — За что я тебе бесконечно благодарен, ведь если ты не имеешь достаточно развитое логическое мышление, то... — Шерлок! Когда собираются сказать нечто важное, то не оскорбляют. Кхмм, но ты отвлекся от своей главной мысли, - мягко напомнил Джон, наклоняя голову вперед. Может быть Уотсон и был человеком не самого выдающегося ума, но вот проницательности ему не занимать, да и два года невыносимой тягостной тоски порядком измучили ранимую душу солдата. Где-то в глубине души хотелось задеть Холмса, показать ему всю ту боль, которой он жил день ото дня, жестоко окунуть его в реальность, ударить по голове грубыми фактами. Но никогда не суждено этому случится, именно потому, что он - Джон, тот самый Джон Уотсон, который не сдастся своим темным порывам. Шерлок мог соблазнять, мог играть на нервах и вести себя как чокнутый психопат, а он им как раз и являлся. А вот увидеть суть чего-то светлого Холмсу было невероятно сложно. Джон читал его сердце как открытую книгу, чувствовал смущение и неловкость, чувствовал кучу изворотливых идей и планов, что роились в кудрявой голове. — Я очень ждал, что ты придешь. Я просчитал массу всего, обдумал. Ждал и час и два, надо сказать, едва не отчаялся, но ты здесь. Джон, ты здесь! Никогда бы не подумал удивляться твоему присутствию здесь. И очень смутно я предполагал, чем это может закончится, - голос консультирующего детектива старался ничем не выдать смущения, но это не осталось не замеченным. Цепкие глаза Джона все отметили. И то, что он снова уступил Шерлоку и пришел, и что его давно желали привязать к себе не только разумом, порциями адреналина и интересными делами, но и телом. Однако план "тела" можно считать едва ли не проваленным, от этого и смущение и беспомощность Холмса. А еще цель будильника стала абсолютна понятна: чтобы не проспать, не упустить время. Шерлок боялся, что Мэри могла заметить отсутствие положенного мужчины в кровати утром. Джон улыбнулся, ушла вся напряженность и милые морщинки забегали рядом с его глазами. — Боже, Шерлок, ты неисправим, - нежно доктор погладил по растрепанным локонам дорогого человека и после небольшой паузы, чуть посерьезнев, добавил, - но ты снова оказался прав. Мне действительно пора, а то Мэри заметит, - Уотсон поднялся на ноги, застегнул куртку и ждал слов и действий от немного шокированного Холмса. — Ах да, - поднявшись и размявшись, сказал Шерлок, - я надеюсь ты все понимаешь, Джон. Нет, я знаю это. Мм, в общем, может быть ты будешь не против заглянуть попозже? — Можешь не сомневаться, - доверительным полушепотом уверил доктор. Дотронувшись до плеча и пожелав доброй ночи, вернее утра, Джон вышел из пропитанного воспоминаниями дома на Бейкер Стрит. Сон и тело неумолимо давили, но как же светло стало на душе. Хотелось объять весь мир от переполнявшей вдруг нежности ко всему. Так доктор и вернулся не замеченным никем и ничем, после проспав пару часов в счастливом забытьи.       Шерлок Холмс написал в это утро одну из самых удивительных мелодий.