Сестра, что же ты наделала, или Нас в семье трое: гей, гомофоб и слэшер.

- Так, а это еще что за фигня? – Почесав в недоумении сначала живот, а уже потом затылок, я открыл ссылку с пугающим названием, найдя её в истории браузера. Посмотрев на время её последнего посещения, я сразу же вычислил виновника, забывшего после себя «прибрать свинарник», как мы выражаемся в семье, и это оказалась моя любимая и единственная сестрёнка Ирочка, которую ранее я себе представлял как ангельское создание, присланное мне самим Господом, чтобы справляться со всеми муками гейской жизни. Она никогда в жизни (по крайней мере, при мне) никому не грубила, стремилась к внутреннему самосовершенствованию, в учёбе её не в чем было упрекнуть, да и вообще в семье её принято было считать умницей и красавицей, на счастье родителей, разве что мальчиков домой не водила. Но когда на меня начинал кто-то наезжать по поводу моей радужной ориентации, то она могла покрыть недовольного таким многоэтажным матом, при звуке которого невольно начинал болеть язык. И откуда только такая милая девочка знает столько непозволительных слов? Но не успевал я её об это спросить, как она вновь превращалась в мамину радость и папину гордость. Но то, что я прочитал, перейдя по ссылке со страшным названием «Нас в семье трое: гей, гомофоб и слэшер», вообще выбило меня из колеи. «…Аркаша был совсем не против действий, совершаемых братом, и плевать, что в одной соседней комнате спали их родители, а в другой – их чуткая во время сна сестра. - Тише, – накрыв ладонью губы Аркадия, с которых чуть не сорвался громкий стон, шептал Евгений. – Сестру разбудим. Будет не очень здорово объяснять ей полчаса подряд, что за звуки доносились из нашей комнаты. Родительский прототип Кирсанова кивнул, давая знак, что с этого момента он постарается сдерживаться. А получив этим жестом и разрешение, брат не заставил себя ждать. Он быстро опустился на колени, резкими движениями пытаясь избавить старшего брата от ремня, намеренно грубо задевая область паха и еле сдерживая улыбку, когда тот до боли закусывал собственную ладонь, чтобы не закричать. И чья это была идея заниматься сексом дома, ночью, когда за стенками с обеих сторон спят их родственники? - Жень… – Тихо сопел неожиданно севшим голосом Аркадий. В ушах звенело, в комнате стало неимоверно жарко, на ногах стоять с каждой секундой становилось всё труднее, но руки Евгения заблаговременно уже придерживали зад брата, приспустив тому штаны, играясь с углублением. Ртом же он исполнял самые небывалые в фантазиях брата действия – не церемонясь с темпом, вбирал в себя полностью, будучи поглощённым процессом, даже не обращал внимания на слабо сопротивляющегося любовника, стремящегося оповестить, что он уже почти на пределе. – Ну, Жень… – продолжал молить Аркадий. – Правда, хватит… Я ведь с-сейчас… – Он запнулся и сильно зажмурился в тот момент, когда рот парня резко отпустил достоинство брата, а пальцы крепко сомкнули член у основания, на пару секунд сильно сжавшись. Аркаша чуть не закричал от боли, и он уже собирался было врезать кулаком по макушке Евгения, дабы отплатить за непозволительную роскошь, когда пальцы перестали так сильно сжимать плоть. Оно и понятно, – парень понял, что так просто кончить ему никто не даст. - Идиот. – Недовольно пробурчал Аркадий, с тоской наблюдая, как прежняя эрекция сходит на нет, и настороженно переводя взгляд брата. Тот хищно ухмылялся, проводя большим и указательным пальцами по собственным губам, собирая капли успевшей выплеснуться спермы, размазывая её. - Ещё какой. – Старшему было трудно сдержать своё шумное дыхание, особенно тогда, когда брат завёл его в тупик – оставалось либо упасть спиной на застеленную кровать, либо… - Змей-искуситель. - Базаровская школа, Кеш. – Лёгкий толчок в грудь, падение тела на постель и закусывание губы одновременно со ставшим внезапно громким скрипом кровати. Аркадий беспокоился, как бы их дальнейшие действия не перебудили всё семейство, ведь тихими они быть уж точно не смогут…» И это была лишь малая часть напечатанного сестрой текста. А разошлась она, судя по статусу, на несколько глав. Несколько десятков глав. *** - Дорогая моя, любимая, обожаемая сестрёнка. Я, конечно, всё прекрасно понимаю, молодость бурлит, жизнь прекрасна, птички поют, солнышко светит… Отчего бы не заняться творчеством, да? Писать стихи, например, ведь поэзия воистину прекрасна, ну или какие-нибудь повести детективные, как ты любишь… – Нервно скребя по шершавой поверхности коврика для мыши, я всё никак не осмеливался поднять взгляд ни на сестру, ни уж тем более на экран монитора, где продолжали пестреть строчки со страницы со страшным названием. – Но хоум-порно с участием меня и Жени? – У меня всё же хватило мужества пролистать прочитанное чуть выше и наткнуться на так называемую «шапку», где было чёрным по белому написаны и ник, и главные герои, и жанры, и краткое описание оного «произведения». – Ир, ради всех святых, кхм, хотя бы ради нашей общей радуги, скажи мне, что это не ты написала. А то ведь я не посмотрю, что ты девушка, и вызову тебя на дуэль, дабы отомстить за поруганную честь. Сестра не отвечала. От стыда, наверное, у неё раскраснелось лицо, мелко задрожали руки, вспотели маленькие ладошки, я даже почувствовал, как слёзы начали собираться у неё в глазах, ещё чуть-чуть, и она бы заплакала. И тут предательски дрогнуло сердце. Ну не могу я сердиться на неё, каким бы жестоким ни казался этот её проступок. Сколько раз она меня поддерживала? А я, что, не мужик что ли? Не могу закрыть глаза на мелкую пакость? - Ладно. Не хочешь говорить, не говори. И так всё понятно. – Я снова в задумчивости пролистал открытую вкладку вверх и вниз, в надежде найти хоть какое-либо опровержение собственным словам. Но звучащее в многочисленных отзывах к работе имя маленькой писательницы полностью разбивало всякий довод, приходящий на ум. Вообще я всегда мечтал о собаке, и даже когда жил только с отцом, мечта эта была до невероятности космической. Помнится, батя и подловил меня на этом, сказав, что если разрешу ему жениться на доброй тёте, которая идёт в комплекте с малолетним нюнчиком, то будет мне собака. Я, не раздумывая, согласился. И время пошло. Нет, оно просто побежало, полетело, учитывая, что меня каждый божий день кормили обещаниями по поводу покупки собаки. Но подарили мне младшую сестру. Сам не знаю, как так получилось, но в момент полного отчаяния от осознания того, что собаку мне уже никогда не подарят, я и полюбил Ирочку. Звучит ужасно, но так оно и есть. Без красок и лишних подробностей. И я готов был любить её даже с этой её функцией составлять из собственных братьев романтическую, а главное, трахающуюся парочку. - Мне-то, если честно, вообще параллельно, чем ты занимаешься в интернете, тебе даже повезло, что именно Я наткнулся на твоё трололорчество, по известным на то причинам. Сама знаешь каким. Но ты, прежде чем забыть удалить историю браузера, могла бы хоть подумать о том, что было бы, если на эту ссылку наткнулся этот ненавистник всего радужного, Женя? – О, видел бы я своё лицо в этот момент. Вся семья давно знала, что в наших кругах растёт один милоновец, ярый противник всяких нетрадиционных отношений, но никто ничего не стремился с этим делать. Родителям было всё равно, я же просто боялся реакции брата на то, если бы я ему сообщил о своих предпочтениях. Тогда я ещё не понимал, почему Ира всегда составляла мне компанию по числу «страшащихся» лика Евгения, но теперь всё встало на свои места. - Значит так, Ир. Делай с этим что хочешь, но ради Бога, прибирай за собой «мусор». – Пара щелчков мышкой – и доказательства позора начисто стёрты из истории браузера, за что сестрёнка бросилась мне на шею и чуть не задушила в объятьях. - Спасибо, Кирсан, спасибо! – О, это прозвище она вспоминает в минуты особой нежности, а всё потому, что наши родители являются литературоведами по второму высшему, получая которое они, собственно говоря, и познакомились. И так уж совпало, что мой отец назвал меня в честь Аркадия Кирсанова, героя романа «Отцы и дети», перевоспитавшего себя на путь истинный, в надежде, что если меня в будущем окружит плохая компания, я смогу так же легко выйти из-под её влияния. Мама Лида же, вторая жена папы, своего сына от первого брака назвала Евгением. Не в честь того, чтобы и он закончил свою жизнь так же (чего я ему иногда буквально советую), а в силу будущей рациональности и остроумности, отчасти – нигилизма, отчасти – романтизма. Что же касается Ирочки, то кровная дочь наших с ним родителей по счастливой случайности избежала участи звучного имени. Ирочка – это Ирочка. Ей для значимости прототип не нужен. - Только ни слова Жене, поняла? И только попробуй ему пропалиться. – Конечно, будучи в таком возбуждённом состоянии, она мне могла наобещать и звезду с неба достать, и горы свернуть, но мне нужно было лишь выполнение условия. Любой бы спросил, чего это двадцатидвухлетний парень, заканчивающий университет со специальностью экономиста, боится своего семнадцатилетнего свободного брата, заканчивающего всего лишь одиннадцатый класс в школе? А всё ведь дело в нашей комплекции. Генетика, мать её. Женя как две капли воды походил на своего биологического отца – высокий и крупный качок с развитой не по годам мускулатурой, забравшейся, как мне всегда казалось, даже в черепную коробку парня и занявшей там всё место. Причиной моей пламенной «любви» к этому типу отчасти являлось именно это: если он не успевал что-либо сделать, то спасайся, кто может. Грубить, хамить, а иногда и затевать драку с кем-либо из нас он всегда горазд. Он часто пропадал у репетиторов, готовился к сдаче ЕГЭ, а время, свободное от занятий, он посвящал спорту, поэтому родители никогда не беспокоились по поводу местонахождения сына: тот либо у вечных Людмил Сергеевн, Михаилов Васильевичей, Прохоров Петровичей… либо в тренажёрном зале. Третьего не дано. Девочками он почему-то не интересовался, и я даже когда-то начинал подумывать над тем, а не гей ли наш Евгеша, как наткнулся на ссылки из нестёртой истории браузера (похоже, у нас это семейное), переходя по которым я видел печальную для себя картину: всякие там петиции по ограничению прав людей с нетрадиционной ориентацией, парочка сайтов ненавистников, флэш-мобы в честь ненависти к таким людям… С тех пор пыл мой как-то поугас, и я даже умудрился порадоваться за то, что не успел рассказать ничего брату. Со мной же природа обошлась куда более деликатнее. Всей своей сущностью я целиком и полностью похож на собственную мать. В общем-то, она всегда отличалась пронзительной красотой, присутствием хорошего вкуса, честностью, открытостью… Но самое главное, что я тоже не преминул унаследовать от неё, – это любовь к мужчинам. Сразу вспоминается самый волнительный момент в моей жизни, тот эпизод, когда я всё-таки решился рассказать семье о своих вкусах и предпочтениях. На негнущихся ногах, в своём лучшем костюме с выпускного (если уж и помирать, думал я тогда, то в парадной одежде), нервно попивая кофеёк из кружки брата, – он ненавидел, когда я брал его вещи, будь то со спросу или без, просто из принципа, – наблюдая, как семья неспешно уплетает свой завтрак. Хвала всем богам, что в то утро брат был уже на учёбе. - Мам, пап, Ир, есть кое-что, что я хотел вам сказать ещё очень давно… - Ну так говори, милый. – Мачеха, как бы ни пыталась изобразить из себя любящую и заботливую мать, а всё равно была не очень довольна видеть под крышей собственного дома двадцатилетнего сынка, не желающего ещё искать себе работу. И это легко распознавалось по её якобы уставшему тону. - Мам, пап, Ир… – Снова начал я, выдержав театральную паузу, заблаговременно зажмурившись. – Я гей. Уже предчувствуя бурную реакцию отца, который часто, особенно во время футбола, бунтовал как проклятый и бесконечное количество раз вспоминал сексуальную ориентацию игроков, я поспешил добавить: - Спокуха, па. Своих не кусаю. Но любимый и обожаемый родитель, похоже, вообще решил сделать вид, будто и не слышал ничего, вновь уткнувшись своими огромными увеличительными стёклами в газету. Мама Лида тоже не спешила подергать меня за шкирку, выговаривая о том, какой же это грех, попеременно взмаливаясь своим излюбленным «Господи, спаси!». И только сестрёнка не пойми от чего раскраснелась вся, даже затаила дыхание, но в виду слабой развитости собственных лёгких быстро начала задыхаться. Эй, Ир, ты там как вообще, дышать разучилась? – хотелось мне спросить, когда я похлопывал её по спине. Как оказалось, мои, как я считал, далеко несовременные родители, довольно-таки лояльно относятся к подобного рода «изображению любви». Они не были особо верующими, а в литературе такое явление встречалось на удивление часто, так что для них это не стало особой новостью. Как потом отец объяснил, то у него всё было на принципе «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось», а это значит, что ссор в семье по этому поводу мне можно было и не ждать. Конечно, я бы заработал плюс пять к нежности родителей, если бы привёл в дом девушку, но спасибо им и за понимание. Если уж говорить серьезно, то потом мы с сестрой договорились подготовить нашего брата Евгения, до того как сказать напрямую об ориентации его ближнего родственника, но тогда я ещё не догадывался о её увлечениях. Да и братишка не особо палился со своими. И вот, спустя два года, разобравшись, где же всё-таки собака зарыта, я вполне почувствовал спокойствие на своей душе, расслабился, и не заметил, как в таком обычном и размеренном темпе полетело время. Приближался май, а это значило, что совсем скоро начнутся злостные ЕГЭ у Жени и не менее злостные ГИА у Иры. Для меня же эта пора зубрёжки младших родственничков означала лишь команда «на старт» к сессии. Учитывая все поблажки, наш курс свои зачёты мог сдавать аж до августа, – за особые заслуги. Но вот, придя как-то домой с магазина по просьбе матушки, я планировал было остаток дня провести в какой-нибудь стрелялке, как неожиданно для себя заметил некую странность: во-первых, компьютер был оккупирован, во-вторых, оккупантом был Женя, в-третьих, и последний пункт насторожил больше всего, – мне показалось, что я заметил знакомый недо-розовый фон на экране. Подойдя ближе, я почувствовал весь тот ужас, который испытывают герои мыльных опер, когда их застукивают за изменой. Но в том-то и дело, что измен никаких не было, даже не подразумевалось, просто Ира, похоже, снова забыла «прибрать за собой свинарник»… Но кто бы дал мне что-либо объяснить – я уже чувствовал, как компьютерная мышь совсем скоро расползётся по швам от такого яростного сжатия. - Это что за ебанько? – Ну вот, началось. – Пиздец! Да как!.. Да кто?.. Аркадий, мать твою! – задыхался от возмущения брат. Стоило ему повернуться, и я заметил пятна ярости, всплывшие у него на лице и шее, блестящие ошалелые глаза, но главное – медленно сжимающиеся в кулаки руки. Это значит, будет бить. И притом больно. Судя по тому, как он ищет наиболее комфортное расположение пальцев, ещё и долго. - Эм… Жень, я тебе сейчас всё объясню. Ты только не пугайся, это всё проделки И… Господи, спаси, не подходи! – Мне довольно-таки часто приходилось видеть, приходя на тренировки Жени, как он медленно, словно растягивая то чувство ужаса, испытываемое его соперником по борьбе, поднимался с места, а потом так же медленно приближался к нему. А уже через несколько секунд можно было выносить бессознательного противника. - Это что за гейская, блять, хуйня? Эй ты, мордопроблядская, блять, хуепиздопроёбина! Поспеши-ка объяснить, что за хер это написал! – Как бы я ни ненавидел весь тот мат, что исходил из уст младшего братца, его всё равно было не заткнуть. Оно и понятно, стресс, много нагрузки… В последнее время он только и разговаривает, что на языке Чёрта, а у остальных уши то и дело отсыхают. - Евгеш, ну что ты делаешь-то, а? – Я в страхе пятился от него по кругу, не давая ему приблизиться к себе ближе, чем на три метра. – Ну да, ну гей я, и что с того? Это всё равно не я писал! Можешь мне не верить, но это всё Ирочка! Её рук дело! Я сам только недавно узна-а… – Споткнувшись о гантель, лежащую на полу, я чуть было не грохнулся на пол, благо позади меня был шкаф, – только из-за него я чудом сохранил равновесие, однако время на то, чтобы сбежать, было бесповоротно потеряно. Мне самому было интересно, с чего это я начал раскрывать все карты, лишь увидев, как брат читает писульки Иры, но в данный момент страх руководил всем, и я, так же как когда-то и она, готов был пообещать и горы свернуть, и звезду с неба достать. – Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Хочешь, я перестану быть геем? Знаю, это будет сложно, практически невозможно, но я попытаюсь!.. Господи-боже, за что мне это… – Шептал я, уже чувствуя, как воздух у моего лица что-то рассекает, но не видел что, потому как глаза я заблаговременно зажмурил. Послышался удивлённый и буквально полный неверия возглас со стороны брата, и я подумал, что это относится к моим словам. Щёлкнув пальцами у собственного носа, я резко распахнул глаза и постарался придать своему голосу уверенность: - Вот видишь? Кажется, получилось! Я теперь больше и не гей-то! Отныне я буду хранить обет целомудрия и ненавидеть всё, что может касаться радужного спектра! Ты только не бей, пожалуйста. Вот тебе крест, я больше не из этих! – Только я успел перекреститься и дать тысячу клятв, дабы сохранить своё тело и душонку в целости и сохранности, а главное, на месте, как в голову мне полезли ещё больше идей по спасению. Но озвучить мне их никто не дал. Ладонь, плотно сжавшая мне рот и не дававшая своим захватом вымолвить ни слова, надолго лишила меня способности говорить. Оно и понятно, думал я, сейчас будет бить. Но вместо предполагаемых ударов я почему-то ощутил чужие губы у себя на шее. Холодок ужаса медленно пробежался по спине, заставив уже свыкшееся с мужскими ласками тело задрожать. Но если бы Женя воспринял это так, как следовало… Если бы… Похоже, вместо страха он подумал, что я лишь испытываю сильное возбуждение. А дальше никакие протесты не смогли его остановить. *** Произошедшим событиям нельзя было дать определённое распределение на «хорошие» и «плохие». В любом случае, где-то была своя польза, но одновременно с этим эта же польза приносила и злостно наносила вред. Во-первых, наши отношения с братом явно улучшились. Мы даже научились находиться больше двух минут в одной комнате без ссор. И это плюс. Гадости начинаются со второго пункта: в течение этих двух минут он мог запросто кинуть меня на кровать и нагло поизвращаться вдоволь, прежде чем вернуться обратно к учебникам. В-третьих, благодаря подобным вот «инцидентам» с Женей я реально начал подумывать над тем, а не сменить ли мне ориентацию на самом деле? Плюс ко всему, с сестрой мы начали буквально борьбу за существование. Если уж я как-то пытаюсь выжить в цепких лапах брата, то она пытается вырваться из моего (хотелось бы верить, что смертельного) захвата. Потому что на этот раз прощать её никто не собирается. В последнее время для всех членов семьи стало привычным слышать из нашей с братом комнаты мой же вопль: - ИРА-А-А~АЙ! ЧТОБ ТЫ СДОХЛА-А~АХ! И слышать из кухни от матери: - Не кричи на сестру! Но нет, ничего, собственно говоря, у нас не изменилось. Хотя… Эй, сестрёнка, в своей писанине ты допустила маленькую ошибку. Нас в семье действительно трое, но мы всё же гомофоб, гей и слэшер, не находишь?