После войны

Постепенно грузный, пыхтящий дымом паровоз начал замедлять свой ход. За окном показались пейзажи небольшого городка, затерянного на севере Германии. Тихие улочки, широкий лес, лежащий вдали, там, за холмами, очаровательные дома, столь похожие друг на друга, рынок, где, как и много лет назад, идет бойкая торговля рыбой и овощами. Через пару минут поезд и вовсе остановился на старом вокзале, где стояли целые толпы людей. Элегантные дамы в модных шляпках с маленькими, столь же аккуратными детьми, немолодые мужчины, на чьих лицах жизнь оставила свой суровый отпечаток в виде глубоких морщин, совсем еще юные девушки и юноши, седовласые старухи, инвалиды, лишенные рук и ног. Все они собрались здесь с сияющими лицами и глазами, полными радости, дабы встретить своих сыновей, отцов и братьев с долгой кровопролитной войны. Увы, не все сумели вернуться домой! Я нахмурился от тяжких воспоминаний. Помнится, в 1916, под Верденом. Там, где шли бои не на жизнь, а на смерть. В краях, где гибли сотни воинов каждый день, не выдержав суровых жизненных испытаний или же беспрерывного артиллерийского огня. Сражалась и наша дивизия. Трупы. Ими были устелены рвы и траншеи. Мертвые тела, на чьих лицах застыла гримаса ужаса от осознания неизбежности собственной смерти. Мы едва успевали спешно закапывать их в сырой земле без лишних прелюдий во время коротких перерывов между нескончаемыми боями. В то время были еще живы рыжий Себастьян и вечно мрачный Пауль, а Мюллер еще даже и не подозревал о том, что пустит себе пулю в лоб, не вытерпев горечи поражения Родины. Мы с рядовым Берингом брели вдоль тел падших врагов. Обкрадывать мертвецов - последнее дело. Но мы, солдаты, замученные нуждой и голодом, холодом и ослабленные болезнью, были готовы на все, только бы достать пару сухих ботинок. "Смотри, кажется, у этого как раз мой размер!" - Беринг указал на молодого француза, лежавшего навзничь. Его бледные губы были приоткрыты, а в костлявой руке виднелся штык. О, как нелепо и глупо! Когда битва, в которой погибла почти что половина нашей роты, подошла к концу и установилась временное затишье, Франц Беринг, мой ровесник из Мюнхена, нашел свою смерть. Мертвый боец внезапно вскричал и проткнул грудь наклонившегося к нему рядового штыком, а потом вновь припал к траве, покрытой росой. Прошли долгие месяцы после смерти Франца, но с тех пор я всегда смотрел в оба и днем, и ночью, во время сражения, и в минуты отдыха. Размышляя о Вердене и умершем Беринге, я не сразу заметил свою черноокую мать, что была залита слезами. В ее каштановых волосах появилась почти незаметная проседь, а сиреневое платье, в котором матушка приходила еще на мой выпускной вечер в школе, заметно потерлось. Целых два года я не видел ее. Лишь письма, изредка доходившие ко мне на фронт, связывали нас. - Фридрих, сыночек! - бодрый голос мамы вернул меня к реальности. Она продолжала говорить мне различные теплые слова, но я уже не слушал ее. Незаметно подплыл отец, он сдержанно улыбнулся и похлопал меня по плечу, я также выдал подобие улыбки ему в ответ. Однажды, когда мне только исполнилось одиннадцать лет, я поспорил с друзьями, что сумею выкрасть курицу у фрау Шмидт. Нужна ли мне была та злосчастная пестрая несушка? Нет, отнюдь! Мною двигал лишь спортивный интерес. И, вот, под покровом темноты, я прокрался в курятник к своей соседке - старой деве и схватил первую попавшуюся курицу, стремительно убежав с чужого участка. И, спрятав награбленное в доме своего товарища Отто, я с победоносным видом направился к себе. На следующий день меня рано утром поднял с постели отец. "Что ты творишь, щенок?" - взревел он. Тут я и осознал, что папа каким-то образом разузнал о ночном инциденте. Как оказалось, престарелая Шмитд умудрилась разглядеть меня с курицей в руках полуслепыми глазами в сумраке вечера. И тут же оповестила моего отца. Но тот решил не будить меня ночью, а поговорить со мной непосредственно перед уходом на работу. Я искренне раскаялся в содеянном и пожалел, что поступил столь глупо. Но папа обошелся со мной слишком жестоко. После череды оскорблений он начал истязать меня ремнем. Более такого не повторялось. Но я навсегда запомнил ту боль от жизненного урока моего родителя. Именно тогда в наших отношениях и появился тот холод, что никогда не давал нам сблизиться. Мы шли по главной улице, украшенной цветными фонариками, где в самом разгаре был праздник по случаю возвращения выживших с войны. Почти что ничего не изменилось. Лишь лавка господина Шпеера исчезла, а на ее месте образовался небольшой магазин восточных пряностей. Как мне рассказали позже, еще в 1917 бедняга Шпеер узнал, что его единственный сын-красавец Ганс был убит, причем, в самом начале войны. А Шпеер долгие годы ждал его в надежде, что Ганс все-таки сумел выжить и попал во вражеский плен. Но все надежды отца рухнули, когда на его имя пришло письмо с соболезнованиями, написанное одним из товарищей Ганса. Шпеер умер, не сумев примириться с горем, а лавка навеки опустела. Дома меня встретил довольно скромный стол с вкусной едой, заботливо приготовленной матушкой, и огромной бутылкой шнапса. Вот, и началась моя новая жизнь, теперь уж без войны! Я зашел в свою старую добрую комнату, где провел детские и юношеские годы. Кинув взгляд в сторону зеркала, я заметил высокого молодого человека в военной форме с правильными чертами лица, подбородком с легкой щетиной и короткими пепельными волосами. В этом юноше не было и следа от былого детского очарования, напротив, в нем все больше чувствовалась мужественность. Война всегда превращает юнцов в мужчин. Я горько усмехнулся. В далеком 1916 мне казалось, что война станет для меня чем-то вроде короткого героического подвига. Я, семнадцатилетний парень, искренне полагал, что стойко вынесу все испытания и вернусь домой с победой в окружение верных товарищей. Хотя уже в тот год немецкая армия начала нести огромные потери, и поражение Антанты выглядело уже не таким бесспорным. Но мы, молодые и глупые ребята, все рвались в бой за наградами. Прямо со школьной скамьи мы были отправлены на фронт, вперед, навстречу верной гибели! Йоханн, мой товарищ с самого первого класса, погиб в первой же стычке с английскими солдатами. Ему прострелили ногу сразу в нескольких местах. Мы несколько раз навещали Йоханна в полевом госпитале, прежде чем он скончался на жесткой больничной койке. Через месяц Фриц подорвался на мине. Жаль, нам так и не удалось похоронить остатки его истерзанного трупа. А зимой 1917 года Рудольфа ранили в живот. Как и ожидалось, юноша не протянул долго. Так я и лишился всех тех, с кем строил шалаши в лесу и играл в прятки, впервые знакомился с девушками и делился страшными тайнами. Мои камрады, сравнимые с родными братьями, пали во имя Родины, а я выжил и вернулся туда, где все начиналось. В наш городок, в котором мы и записались добровольцами. И как после этого я сумею смотреть в глаза родителям моих друзей? Ведь я молод и здоров, а они лежат в сырой земле на чужбине. После домашнего обеда я решил направиться в пивную, дабы пообщаться с теми, кого не видел долгие годы. Пивная как всегда была полна народу. За столами шли громкие разговоры о поражение в войне и солдатской доблести. Наверное, это может показаться странным, но мне и в правду не так уж и больно от проигрыша моей страны. Будучи солдатом, закрываешь глаза на многие вещи, и лишь две вещи заботят тебя. Сытный обед да крепкий сон. А остальное неважно. И сейчас мне непривычно слушать эти демагогии о политике. Я отвык от мирской жизни. Там, на войне, я перестал думать о победе, видя, как каждый день убивают моих сослуживцев, я забыл про веру в нее. Да и какая разница, кто победил? Погибли сотни тысяч, как немцев, так и французов, англичан, русских. И так ли сладка на самом деле эта победа? Но они, те, что находились по ту сторону баррикад, хотя бы осознают, что они бились не зря! Оттого и Мюллер, мясник из Франкфурта, покончил свою жалкую жизнь самоубийством. Он предупреждал меня, что мы, молодые ветераны войны, не будем награждены, нас лишь выбросят на помойку истории, словно ненужный мусор бессмысленной войны. Была и доля правды в его словах. Я заметил Эриха Фишера, известного всем столяра-пьяницу. Он улыбался мне во все свои гнилые зубы. - Салют, Фридрих, как здорово, что ты выжил, - начал он. Далее последовали обыкновенные вопросы о военном быте, порою несколько риторические. Я всегда не понимал, что ответить на фразу: "Каково это - все время быть на грани жизни и смерти?". Что бы я ни сказал, все равно. Тем, кто не был солдатом, никогда не понять, что есть война. Тех ощущений, когда мимо твоей головы проносится снаряд, или же ты бросаешься в атаку на врага. - Эрих! - я все решил перебить собеседника, назойливо расспрашивающего меня на все ту же тему четверть часа, - Как Марта? - Марта? - переспросил он. Голос мужчины тут же стал более напряженным. - Вышла замуж, да? - догадался я. Фишер только коротко кивнул. Еще за моей отправки на фронт я встретил прекрасную белокурую девчушку по имени Марта. Ее пухлые губки были очаровательны, а голос тонок и певуч. Игривая и вечно счастливая. Такой я и запомнил Марту. Ах, столько лет ее образ не давал мне покоя! Война была в самом разгаре, а я, еще будучи слишком юным для боевых действий, порою забывал о наших солдатах, погибающих в боях, вспоминая на ее волшебное лицо. Но я не знал, взаимно ли мое чувство, ведь я так и не сумел даже поцеловать Марту. Но, помню, в октябре 16-го мне пришло письмо, пахнущее ее духами, с искренним признанием в чувствах. Я был счастлив, как никогда. Но, увы, и моя Марта покинула меня. Я вышел из душного зала и направился на улицу. Вечерело. Солнце постепенно скрывалось, уступая место луне. А я и не торопился домой. Прошли годы после моего возвращения с фронта. Но я так и не сумел найти себе призвание, и теперь вынужден помогать отцу в ремонте автомобилей. Я не сумел завести свою семью, обрести место в жизни. Я из тех, кого судьба научила лишь воевать. Я ветеран Первой Мировой войны.