Восемнадцать.

Восемнадцать часов назад ты умер. Забрав меня с собой, но оставив. Восемнадцать часов каламбура, монохромный калейдоскоп. Я тонул в облаках боли, а черные ромбы, квадраты и линии, что когда-то, в далеком детстве, казались мне добрыми, зло царапали кожу. Я истекал кровью, наблюдая за тем, как небо теряет свой цвет. Солнце слепило меня, согревая лучами странно целую кожу. Тонкая грань между сном и явью была стерта зимними ветрами. Или же, было лето? Восемнадцать минут глубокого сна, больше похожего на кому. Я лежал на ледяном паркете и молил небеса забрать меня к тебе. Выпить восемнадцать таблеток, оставить порез длинною в жизнь, на деле оказавшийся лишь восемнадцатью сантиметрами, камнем рухнуть вниз, с восемнадцатого этажа. Через какое-то восемнадцать дымка рассеялась, оставив после себя щемящую пустоту. И не было места в ней ни мне, ни кому-либо другому. Я бродил по квартире, боясь включать свет, словно в каком-то из углов увидел бы тебя, да вот же, протяни руку, такой живой, родной и теплый, а не куча изломанных костей. А ты бы тихо бормотал про то, какой холодный пол. Я сидел на светлой скамейке, в светлом помещении, в светлом мире, где единственное темное пятно - это я. Словно соткан был из черной материи, через которую невозможно дышать. Мое дыхание оборвалось вместе с твоим. Почему же только сейчас я понял, что дыхание - это отнюдь не работа легких, да кровеносных сосудов? В светлом светлом помещении была темная печная дверь. А за ней была огненная бездна. В центре светлой комнаты стоял не менее светлый гроб. В нем лежал ты, неестественно подходящий под цвет своей клетки. Твое лицо было живым, словно вот сейчас, открой глаза, милый, прошу, и я отдам тебе все, что у меня есть. Твое лицо было восьмым чудом света. Твои губы - девятым. Твое тело - восемнадцатым. Я хватался за древесину, умолял тебя пошевелиться, ожить, пожалуйста, вернись ко мне, мое счастье, молил Бога, Дьявола, ревел, скулил, как раненный пес. Давясь слезами, я царапал печную дверь, ломая ногти, оставляя кровавые полосы, я горел вместе с тобой. Моя кожа вздувалась и лопалась, а языки пламени любовно ласкали наши тела. Вот только я все еще был жив, червяком вился на гранитном полу, был самым жалким в этом мире существом, просил о смерти. Вот только сердце продолжало биться. Вот только жизнь не торопилась уходить, а часы все так же показывали восемнадцать. Моя душа охладевала параллельно с тем, как твое тело сгорало. Я люблю тебя, мой милый мальчик. Даже проваливаясь в бездну, я люблю тебя.