Грань.

Наши губы так близко, что почти соприкасаются. Это вот-вот должно произойти. Я отвлеклась от мыслей о том, что никогда не должно произойти и не произойдёт между нами, и ее губах. Я подняла взгляд. Она смотрит на меня впритык. Будем надеяться, что она - гребаный натурал до мозга костей.       За пару часов, что шёл снег, его нападало достаточное количество, чтобы выглянуть в окно и сказать 'Матерь Божья, где всё это было в Рождество?!', потому что атмосферы праздника почти не ощущалось без привычных отражений огней гирлянд на снегу, лежащих на подоконнике. Но снега не было.       Мой подарок был завернут в сверкающую упаковочную бумагу со звёздами. Бумага была зелёного цвета. Бантик был нежно-розовым, что почти не подходило к бумаге, но было одновременно милым. Она подарила мне пару книг Коэльо и варежки, верхнюю часть которых можно было пристегнуть к пуговичке. Тогда обнажились бы пальцы и можно было бы листать страницы, не снимая варежек.       Я обняла ее, сердечно поблагодарив. Я сказала, что это был лучший подарок. Мы ещё раз обнялись и пошли пить чай с тортом  'Птичье молоко', потому что он хоть как-то заменял отсутствие снега нежностью своего бисквита и белизной суфле. У меня уже затекла спина, поскольку я слишком долго придавалась воспоминаниям недельной давности. Тогда я заметила, что глаза ее закрыты. Лишь ресницы слегка подрагивали. Губы приоткрыты. Могу ли я упустить возможность? Решительно нет. Тогда я сажусь обратно на кресло, вдавливаюсь в спинку и издаю шумный выдох. Всё недосказанное вышло наружу и рассеялось вокруг миллиардами атомов. Я не могу всё просто взять и испортить. Не сейчас, не на этой неделе. Сейчас рано. Сейчас все слишком хорошо. Эта реальность балансирует на грани идеального, толщиной в миллиметр, стороны которого есть кошмар последствий и радость взаимности. Баланс очень хрупок, словно это - сам карточный домик, выстроенный на этом миллиметре детьми одуванчиковых парашютиков.       В Новогоднюю ночь мы смотрели 'Гарри Поттера'. В ночь и до самого утра, пока не завалились спать прямо в горе фанатиков от чипсов и начос. Это было чудесно, потому что это было ни к чему не обязывающие посиделки двух подружек с одними интересами.       Наутро она поцеловала меня в лоб и сказала, что мы чудно встретили Новый год. А затем отправилась за продуктами в ближайший супермаркет, который был открыт. То есть, он оказался не самым ближайшим, поэтому мне хватило времени, чтобы все убрать как на полу, так и в голове.       С тех пор я мучаюсь, стоя на вершине этой эфемерной постройки в лёгком ситцевом сарафанчике, обдуваемая ледяными ветрами равнодушия в сторону неудачи. Я так и норовлю свалиться и быть похороненной под этими бетонными блоками непонимания. Даже военные бастионы рушатся под натиском времени, что уж тут говорить о моём случае? Я, должно быть, задремала в кресле, потому что не помню, чтобы была накрыта пледом ранее. Значит, обо мне слегка позаботились в холодное январское утро. Я решительно поднялась и прошагала в гостиную. Она стояла у стеллажа и сортировала диски по имени того или иного фильма. Хорошо, что та прокатная студия закрылась до срока сдачи большинства фильмов, которые мы взяли. Я громко назвала ее имя. Достаточно громко, чтобы это можно было принять за твёрдость или настойчивость в голосе. Думаю, так оно и было. Она обернулась, и я подошла к ней. Тогда она улыбнулась и спросила меня как спалось. А я ничего не ответила, только дотронулась до ее щеки и нежно прикоснулась к ее губам своими. И мир остановился, потому что она положила мне руку на талию.

Вторую она положила на ту руку, которой я касалась ее лица.

Тогда подул летний бриз, и карты разлетелись лепестками весенних цветов, кружащих вокруг нас, замерших вне времени.