Я ревную...

Обычный летний день, давно занявший место освежающей ночи, не предвещал ничего плохого. Солнце, как и всегда, беспощадно «дарило» свою горячую любовь Эдо, которая выражалась тридцатиградусной жарой на столбиках термометра. Духота заполняла легкие. Жизнь шла своим чередом. Все было прекрасно. Но только не у Сакаты Гинтоки. Судьба приготовила для него особый подарочек, врученный ему сегодняшним утром. Это был ребенок, похожий на него точь-в-точь. Вот тут-то и начались проблемы. Оторвавшись от погони не без помощи Кацуры, Гинтоки недоуменно спрашивал товарища, еще не до конца придя в себя: - Почему внук такого влиятельного человека, как Хашидая, оказался возле моего дома? - Потому что ты пробрался в его дом и сделал «ньян-ньян» с одной из его девок, - пытаясь сохранять спокойствие, будничным тоном проговорил Котаро и рассматривал ребенка на своих руках, стараясь подавить страшное чувство, просыпающееся в его душе. - Я уже сказал, это все неправда! И что значит «ньян-ньян»? Ты старомоден! К чему ты вообще клонишь? – Саката вышел из себя. Сегодня каждый знакомый, с кем он встречался, высказал одну и ту же мысль, словно он спал со всеми без разбору. И то же самое озвучил человек, который являлся его любовником. - Но этот пухлячок твоя копия, с какой стороны не посмотри, - собственные слова делали больно. Кацура обратился к мальчишке, делая страшное выражение лица и злобно смеясь: - Это ребенку надо плакать. Ты чего такой вялый? - Ты как с ребенком обращаешься?! – вырывая из рук товарища дитя, Гинтоки прижал его к себе покрепче и пошел прочь. Лидер Джои тяжело вздохнул и печально посмотрел вслед удаляющемуся самураю.

***

По прошествии пары дней после окончания всей неразберихи с ребенком, поздним вечером в дверь Ёродзуи неожиданно настойчиво постучали. Гость стучал до тех пор, пока ему не открыли, словно он забылся в своих мыслях, на автомате повторяя движение. Нарушителем спокойствия Гинтоки оказался Кацура, мрачный на лицо и державший в руке пакет, в котором было баночное пиво и закуска. - Здравствуй. Выпьешь со мной? – вытягивая руку с пакетом перед собой и не глядя на хозяина, как-то удрученно проговорил Котаро. А когда Саката отказывался от халявной выпивки? И он без слов отошел от дверного проема, пропуская гостя внутрь дома. Сев на пол рядом с низким столиком, Кацура выставлял на стол содержимое пакета и незамедлительно открыл одну из алюминиевых банок, сразу же сделав большой глоток. Пиво по горлу прошло прохладным потоком, оставаясь на языке слегка горьким послевкусием и будто бы гася огонь в груди. Гинтоки сел напротив и хмуро посмотрел на товарища, понимая, что что-то не так. Его так и подмывало спросить, что же случилось, но это не в его стиле – напрашиваться на душевные излияния. Некоторое время они сидели молча, слышны были только звуки открываемых банок, жадные глотки и шуршанье одежды. Котаро так и не смотрел на Сакату, спрятавшись за потоком своих волос. Спустя две банки выпитого пива, серебряноволосый самурай все-таки не выдержал: - Эй, Зура… - прозвучало мягко. Кацура вздрогнул и воровато оглянулся. Поставив банку на столик, он на четвереньках приблизился к любовнику и сел плечом к плечу. Ощущая его тепло, прижался плотнее к родному телу и склонил голову перед собой. - Гинтоки… Я ревную, страшно ревную. Эта боль в груди, - Котаро сжал юкату в области сердца, а в голосе сквозило отчаяние. – Не дает мне спокойно жить. Я боюсь… - продолжил еле слышно, - потерять тебя. Саката, громко сглотнув, сидел словно пришибленный, пытался переварить услышанное. Он явно не ожидал такого признания. Рука невольно приобняла Кацуру. Он сделал несколько глотков, смочив пересохшее горло. Так прошло еще некоторое время в полной тишине. Гинтоки размышлял над словами, Кацура безудержно напивался и контролировал себя слабо, находясь в полуобъятиях. Сделав для себя какие-то умозаключения, Саката решил спасти друга от будущего болезненного похмелья. - Зура, тебе на сегодня хватит. Отдай ее мне, - пытался отобрать баночку серебряноволосый самурай. Но лидер Джои упорно сопротивлялся, выплескивая напиток на себя, пол и стол. «Пора принимать меры». Грубо схватив за подбородок, Гинтоки заставил посмотреть Кацуру на себя. Его глаза были красными от бессонных ночей и выпивки. Саката нежно приник к слегка распухшим от частых покусываний губам, притягивая ближе к себе Котаро и заваливаясь на спину. Его партнер захныкал от долгожданных поцелуев. - Тише, тише… - Гинтоки сказал прямо в губы и вновь притянул к себе любовника. Целуя то чувственно, почти лениво, то остервенело, со всей страстью, он старался вложить все свои эмоции, выражая их таким образом. Котаро ожил, вышел из сонной депрессии и, даже казалось, протрезвел. Он расстегнул рубашку Сакаты и водил по его теплой груди, животу руками, пальцами небрежно задевал соски. При поцелуях отдавался полностью, без остатка, и принимал все чувства партнера. Серебряноволосый самурай посасывал влажный язычок любовника, лизал, играл с ним; его пальцы путались в длинных шелковистых волосах Кацуры; оглаживал каждый участок бледной кожи, трогал острые лопатки и между ними, нажимая несильно пальцами, где было чувствительное место. Горячее дыхание опаляло обнаженную кожу. Все это заставляло Котаро делать внезапные глубокие вдохи, чувствовать пробегающие мурашки, прогибаться в спине и дрожать от удовольствия. Сильные руки Гинтоки бережно сминали, гладили ягодицы, ласково касались возбужденного члена Кацуры, который вздрагивал от любого прикосновения. - Гинтоки… Я сам, - убирая руки любовника от пульсирующего колечка мышц, Котаро проник пальцами внутрь, растягивая себя, при этом стоя на коленках и упираясь рукой в грудь Сакаты. Его партнер смотрел на него внимательно, наблюдал за его раскрасневшимся и пылающим лицом, появляющимися слезами в уголках глаз, за стекающим потом по вискам, ключицам, тяжелым дыханием. Держа одной рукой член Гинтоки, Кацура насаживался осторожно, кусал нижнюю губу, тем самым сдерживая болезненные стоны, сильно жмуря глаза и задерживая временами дыхание. Только окончательно опустившись, он позволил себе глубокий выдох, расслабляя тело. - Раздвинь ноги шире, покажи мне себя, - хриплым голосом попросил серебряноволосый самурай. Партнер сделал это, представляя себя во всей красе. На внутренней стороне бедер были видны голубые линии вен, контур одной из которых пальцем очертил Саката. Продвигаясь дальше, словно изучая тело, он легонько сжал тяжелые яички в руке, большим пальцем огладил сочащуюся головку. Кацура завороженно следил за движениями любовника, иногда охая от неожиданных действий. Котаро начал медленно двигаться, ускоряя темп. Гинтоки, положив руки на талию партнера, подмахивал бедрами в такт. Кацура, не сдерживая голоса, стонал, запрокинув голову. Жар тел сливался воедино. Кровь горячим бурным потоком, словно горная река, неслась по всему организму, распространяя огонь наслаждения. Все мысли давно улетучились, и на краю сознания ничего не задерживалось, кроме мысли об обладании любимым человеком, его голоса, называвшего по имени, и горячих рук, словно к коже прикасались языки пламени. Оргазм, прошедший бурно, оставил после себя сладкую истому и крепкие объятия любовника. Стресс, который испытывал долгое время Кацура, сказался на нем, и его сознанием моментально завладел Морфей. Убрав спадающие на лицо волосы и нежно поцеловав в мочку уха заснувшего Котаро, Гинтоки прошептал: - Я твой…