***
Вот и вечер. Расчувствовавшись, Северус даже ласковее обычного просит школьного эльфа затопить ему камин и принести ему чашку какао. Какао! Вот чего еще не хватало профессору Зельеварения для полного... очеловечивания. Не увидел бы кто его, завернутого в махровый халат, в шерстяных полосатых носках и с яркой глиняной чашкой, сидящего перед камином со слезящимися от жара глазами. Но он может быть уверен, что его одиночество никто не нарушит. Все ведь знают, что... Стук в дверь. Тук-тук-тук. Лоб профессора покрывается холодной испариной. Тук-тук-тук. Чашку – за шкаф, халат – туда же, носки – в ботинки, пятую точку – за стол. — Ну где ты там? – слышится за дверью недовольный голос. – Уснул, что ли? Люпин? Люпин! Что он тут забыл? Неужели пришел поздравлять? А... Ну да. Он ведь у нас новенький. — Войди, черт возьми, — Северус прилагает все усилия, чтобы голос его звучал твердо, — войди и прекрати долбить в дверь. Барабанщик из тебя никакой. Профессор Защиты заходит и нерешительно топчется возле двери. Вид у него, как у нашкодившего студента: руки спрятаны за спину, на щеке – синяк (видимо, от чересчур крепкого снежка Минервы), да еще и носом шмыгает. Снейп старается смотреть на коллегу с как можно большей долей презрения. Выходит не очень: сам вид Люпина и осознание того, в какую западню тот попал, вызывает у него приступы смеха, которые, к счастью, удается контролировать. Северус и сам чувствует себя, как школьный хулиган, и от этого ему становится еще смешнее. — Проходи, — говорит он сурово и указывает на стул рядом с учительским столом. – Не подпирай проезд. Слова срываются с его губ прежде, чем он их обдумывает. Но Снейпу наплевать. У него хорошее настроение – впервые за много-много дней. Ремус как будто ничего не замечает. Бочком пробирается к предложенному месту, усаживается, кладет руки на колени. От него чуть ощутимо пахнет алкоголем, а глаза радостно блестят. Губы под тщательно расчесанными усиками растянуты в широкой улыбке. Он слегка пьян. Еще пару часов назад вторжение ненавистного оборотня, Люпина, да еще и выпившего, во владения хозяина всея Подземелий вызвало бы у последнего вспышки неконтролируемой ярости. Но сейчас он даже рад этому. Безумно рад. Его устраивает все: и запах медовухи, пряный и теплый, и подозрительный шуршащий пакетик, что прячет его ночной гость у себя за спиной, и даже тщательно расчесанные усы. Северус чувствует непривычно распирающие его изнутри счастье и радость. Черт возьми, у него сегодня День рождения! И он волен отмечать его так, как хочет он! Друзья! Выпивка! Девуш... — Эй, — его мечты обрываются чуть хриплым голосом и медовушным дыханием, — я тут к тебе в гости пришел, а ты меня даже угостить не хочешь. Витаешь где-то... Снейп удивленно смотрит на Ремуса. Он не привык, чтобы к нему обращались таким тоном: дружеским, даже немного фамильярным. Наверное, именно поэтому он впадает в забытье и обнаруживает себя уже разливающим медовуху по двум толстым стаканчикам. — С Днем рожденья, друг дорогой, — говорит Люпин прочувствованным голосом и смотрит все еще ошарашенному Снейпу в глаза. – Я знаю, что другом как таковым ты меня не считаешь, однако... Сегодня у тебя День рождения и я совсем не хочу, чтобы ты отмечал его в одиночестве. Пей до дна. Северус пьет. Он пьет, и этого хватает по горло. Еще долго мужчины вспоминают свою молодость. Школьные года, такие далекие и основательно подзабытые... Назавтра и не вспомнить, о чем они только ни говорили тогда. Все что мог бы сказать Снейп – это то, что разговор их длился бесконечно долго, воспоминания были сладки, а голоса – искренни. Ветер, воющий за окнами и в каминной трубе и жаркое пламя создают уютную обстановку, а сладкая медовуха помогает расслабиться и забыть обо всем. Северус совершенно неожиданно для самого себя понимает, что Люпин – это человек, которого ему не хватало все эти долгие одинокие годы. (Хотя опять же не смеет себе в этом признаться). Ему так хочется, чтобы все это никогда не кончалось, чтобы ему не пришлось возвращаться в тот ужасный мир... Однако ничто хорошее не длится вечно. Часы на каминной полке бьют полночь. Ремус вдруг подскакивает с места, и, совсем как Золушка, спешащая уйти с бала, пока не рассеялось волшебство, начинает торопливо собираться. — Уже двенадцать, — говорит он озабоченно, — твой праздник уже на исходе, а я до сих пор не вручил тебе подарок. Вот, держи. Он сует Снейпу в руки помятый праздничный пакет и торопливо удаляется. Причину столь быстрого ухода Северус понимает почти сразу. Развернув яркую обертку, он обнаруживает внушительную бутыль детского шампуня. С упаковки на него смотрит толстый розовощекий младенец с огромными голубыми глазами. Глаза эти завораживают. Гипнотизируют. Ноги Ремуса Джона Люпина движутся все быстрее и все неуверенней. Плоско, очень плоско. — ЛЮПИН! Грохот бутылки с шампунем о дверь — и счастливый и громкий смех профессора Защиты от Темных Искусств, удаляющийся все дальше и дальше.Часть 1
5 января 2014 г. в 20:19
Это был определенно не самый лучший день. Это был просто ужасный, выматывающий и, Моргана-его-подери, отвратительный день девятого января тысяча девятьсот девяносто четвертого года.
Впрочем, думали так не все. На улице сияло солнце и выпал метровый снег, так что после занятий вся детвора («безмозглые малолетние лоботрясы», как называл их Северус) высыпала на улицу и, забывая про километровые эссе, «О» по зельеварению и безвозвратно утерянные в снегу шапки и рукавицы, предавалась самому простому и горячо любимому всеми магловскому занятию – игре в снежки. Даже некоторые преподаватели не удержались: Снейп своими глазами видел, как Дамблдор, укутавшись бородой, как шарфом, и коварно хихикая, облепил профессора Макгонагалл снегом с ног до головы. А та и не думала сердиться: быстро очистив пальто от снега – не заклятием, а руками, по-магловски! – и вытерев очки, слепила огромный снежок и ловким движением забросила его за шиворот Люпину.
Люпин... Черт бы его побрал. Лишнее напоминание об этих отвратительных школьных годах. Разумеется, лично к этому вшивому... оборотню Снейп не испытывал никаких негативных эмоций, это следовало признать; однако тот был дружен с Поттером и Блэком, будь они неладны, и уже это одно настраивало мрачного профессора Зельеварения против дружелюбного, простого и горячо всеми любимого профессора Защиты от темных искусств.
Северус подошел к окну, чтобы понаблюдать за продолжением баталии (никому в жизни, даже себе, он не посмел бы признаться, что толкало его простое любопытство). Картина предстала потрясающая: Люпин, легко узнаваемый по ярко-алому шарфу, был наполовину закопан в сугроб; над ним стояла Макгонагалл и, смеясь, осыпала его пушистым снегом, а неподалеку, сияя на солнце, одиноко лежали очки, словно отброшенное за ненадобностью напоминание о возрасте и солидности преподавателя.
Снейп торопливо оглянулся, стирая с губ улыбку. Никого рядом, к счастью, не было. (К счастью для профессора или для несчастного, который мог бы стать невольным свидетелем человечности первого?). Не хватало еще тут улыбаться глупому и неуместному поведению Люпина... Профессора, порочащего честь Хогвартса, школы чародейства и волшебства!
Северус отошел от окна и вновь погрузился в мысли. Люпин... Кто он для него? Бывший школьный... товарищ? Определенно нет. Пусть они никогда не враждовали в открытую, товарищами, даже в переносном смысле, назвать их было нельзя. А если Ремус и делал какие-то шаги к тому, чтобы подружиться с изгоем Снейпом, тот в силу гордости и простого презрения не обращал на это никакого внимания.
А может, следовало бы?..
Профессор встряхнул головой, отгоняя эти нелепые мысли. Подружиться? С этим оборванцем Люпином? Который однажды чуть было его не прикончил? (Бедняга не был в этом виноват. Но не суть важно). Вот еще. Ведь гораздо лучше быть гордым профессором-одиночкой... Самостоятельным... Внушающим уважение и страх... И совершенно никому не нужным. Одиноким и беспризорным, как однажды сказала Дамблдору Макгонагалл, не зная, что объект их обсуждений стоит за углом после своей ночной вылазки на кухню.
За окном постепенно темнело, но Северус, погруженный в свои мысли, совершенно этого не замечал. Уже разошлись по комнатам ученики, профессора, отряхнувшись, пошли сушить свои одеяния – опять же не заклинаниями, а над жарким пламенем каминов, и, может быть, выпить по стаканчику медовухи, собравшись в жарко натопленной учительской. Без него. Как всегда.
Разумеется, его приглашали. Но он отказывался сам. Сперва – из непонятной гордости и юношеской заносчивости, затем – просто потому, что так велели его характер и авторитет. Единственный, с кем Снейп мог позволить себе разделить бутылочку хорошего коньяка (с лимоном, разумеется) – это Дамблдор. Только потому, что он директор. И потому, что он знает мрачного повелителя подземелий намного больше, чем остальные.
Теперь Северус сожалел, очень сожалел о том, что не может просто пойти туда, развалиться в кресле, вытеснив оттуда крошку Флитвика, подколоть Минерву, выпить побольше вкусной медовухи, разомлеть перед пламенем камина... Выслушать многочисленные и искренние поздравления с Днем рождения. Вот так вот просто, как делают все. Сейчас же он даже подарков не получал: профессора, пугающиеся его бурной реакции (за нею он скрывал свои смущение и радость), просто просили домовиков передать их. И никаких поздравлений, ни одного доброго слова. Разве что от Дамблдора, в узком темном коридорчике, во время занятий – чтоб никто, никто не услышал.