***
Заснувший в кресле перед включённым телевизором парень просыпается от громкого стука в дверь, звуки потревоженного металла откликаются в раскалывающейся от недосыпа голове тупой болью. Несколько шагов по старому, не по-холостяцки чистому ковру – и усталые глаза, прошитые нитями лопнувших капилляров, смотрят в дверной глазок на девушку, с вызовом уперевшую руку в бок короткой кожаной куртки. В её позе, дыхании, жестах – неприкрытая угроза. Выглядит так, будто ещё мгновение – и она врежет кулаком по стеклянному дверному глазу. Только скребущий пол взгляд выдаёт помятое, неуклюжее смущение и непривычную неловкость. Юноша гремит дверной цепочкой, про себя проклиная затёкшее от долгого сидения тело, и, быстро раскрыв провизжавшую петлями дверь, с почти злым неодобрением окидывает нежданную гостью взглядом. От грязных ботинок через кровоподтёк на ноге, короткие джинсовые шорты и куртку, наброшенную поверх вздымающейся от частых вздохов малиновой блузки, до россыпи каштановых волос, обрамляющих бледный овал лица. - Твой отец знает, что ты здесь, Ви?! Не глядя на стоящего в дверях молодого человека, девушка бурчит что-то в ответ и проходит внутрь, бесцеремонно отпихнув юношу с дороги. - Скажи ему, чтоб не ждал меня к ужину. Чёртов мудак. Дверь закрывается за её спиной и, шумно втянув воздух вместе с висящей в нём обидой, молодой человек отвешивает девушке подзатыльник, походя протягивая руку к висящему на стене телефону. - Смердишь пивом с сигаретами. Шаталась в бар. Старик перестал прятать от тебя деньги? Старый циферблат протестующе скрипит оцарапанным пластиком, пока пальцы со злостью накручивают номер. - Мне не нужны его сраные деньги! - Ага, а сюда ты дошла пешком и наливают тебе там за счёт заведения! Как же! Уперев носок одного ботинка в пятку другого, девушка стаскивает с себя обувь и ногой отшвыривает её в угол. С громким стуком ботинки падают на пол. - Парень за меня заплатил. Да, мон шери, парень! Она валится в кресло, в котором минуту назад спал юноша, и кидает в рот жвачку с сильным клубничным запахом. Рука её друга падает на рычаг, трубка вопросительно повисает в его пальцах. - Тот долбанный слесарь из крысиной норы, да?! Отвечай! - Нет! Надувшаяся пузырём жвачка лопается во внезапно повисшей тишине, нарушаемой только приглушённым гулом какой-то спортивной программы по телевизору. - Не лги мне. Ты всегда чпокаешь жвачкой, когда лжёшь... - Да пошёл ты...***
На крыше, под последнюю тлеющую искру догорающей сигареты, рвущиеся из динамика звуки громкой ссоры постепенно перерастают в звуки прижимающихся друг к другу тел и срываемой одежды. Мужчина открывает глаза и, всё ещё улыбаясь, сняв с себя гарнитуру, суёт её вместе с окурком в карман потёртого пальто. Споро спустившись по пожарной лестнице в обделённый фонарным светом переулок, он хлопает дверью видавшего виды тёмно-синего линкольна и, не включая фар, осторожно катится прочь. Свет в салоне он включил уже за квартал от оставшейся позади трёхэтажки на Карцери-Роуд. Облупившийся приёмник, как старый пёс вцепившись в единственную волну, которую всё ещё может поймать, шипит захлёбывающимися статикой колонками. И в очередной раз старая псина жевала на зубах посеревшую от пыли плёнку с радио-спектаклем о похождениях Филиппа Марлоу: «Вы вчера выглядели как-то приличнее, по-человечески, - произнесла она. – А сейчас я вижу, что вы – такой же, как и все они. Всего лишь грубая ищейка». Мужчина за рулём с улыбкой подумал, что знает, чем закончится эта история. Обе эти истории. И если с бравым «крутым детективом» всё было ясно и прозрачно, то с милахой Брайеном все могло закончиться по-разному. Всё зависело от его отца, столь рьяно болеющего за личную жизнь своего любимого сына, недавно оторвавшегося от жирной волосатой титьки окружного прокурора, что решившего нанять для столь щекотливого и интимного дела Гэри Мортенсена. Само собой, Брайен был паинькой. Нигде, ничем и никем не запятнанный, желавший независимости и возможности свободно выбирать, он самозабвенно вкалывал сутки через трое, снимал грошовую квартирку и иногда тоскливо предавался рукоблудию под шум ночных ток-шоу. Совсем не те истории, которые ожидает услышать его отец. Повисев пару ночей над карнизом со студийными микрофонами и провожая и встречая милаху Брайена щелчком фотоаппарата, Гэри начал скучать. Истории не хватало остроты. Конфликта. Сюжетной встряски. Называйте как хотите, но Мортенсен решил что-то сделать с этим недоразумением. Именно поэтому он обратился к Виолетте. С треском провалившая экзамены в театральный университет, несчастная девушка из соседнего штата в отчаянии потерявшейся в лабиринте лабораторной мышки билась о его стены, безнадёжно упираясь в тупики, чудом избегая поджидавших там лёгкую добычу тварей с оскаленными слюнявыми пастями. Естественно, долго её стенания и метания продолжаться не могли: добрый и сытый кот по кличке Морти успел подхватить её, уже почти переступившую порог в «офис» одного крупного крысиного короля, готовую продать себя с потрохами за еду и безопасное существование и подготовившую запястья для героиновых наручников. Нет, Ви, так не пойдёт, сказал ей тогда Гэри Морти и предложил красавице вторую главную роль в своей новой пьесе. Всё, что ей нужно сделать, объяснил он, кроме как строить из себя озлобленного анфан-тэрибла с проблемами в семье, свалившейся на голову милахи Брайена, это в нужный момент включать миниатюрный наушник. И впервые за долгие месяцы пребывания в этом городе на её личике появилась улыбка. Едва ли Гэри был склонен к сантиментам, но сердце циничного дельца и торгаша чужим грязным бельём в тот момент предательски дрогнуло. Он ненавидел это. Сохраняя хладнокровие и расслабленно-спокойное состояние мозга, отметил, что мышка сыграла свою роль идеально. Со всей необходимой для этого самоотдачей и искренностью. Удивительно, что же так не понравилось комиссии в страдальческих причитаниях её Джульетты. Осталось доиграть ещё пару сценок с появившимися из ниоткуда «дружками» Ви, что, со всей учтивостью и вежливостью, на кою способны джентльмены с бычьими шеями и стальными битами, не преминут напомнить ей об одном старом «должке». Который, в свою очередь, будет перекинут и крепко затянут на шее милахи Брайена. И, когда ситуация накалится до предела, и актёры замрут в предфинальной немой сцене, к ногам Джеймса Вестерхолма, окружного прокурора и заботливого и радеющего за сына отца, спустится «Бог-из-машины» в виде скромно улыбающегося Морти и предоставит в его распоряжение флэшку с парой десятков аудиозаписей. Брайен хотел взрослой жизни и взрослых решений? Он их получит. Вестерхолм хотел помочь заблудшему сыну? Он ему поможет. Мышка Виолетта хотела стать звездой подмостков? Она ею станет. Ребята из бара старого Питерсбёрга хотели «реальных разборок»? Они их получат. А чего хочет Гэри Мортенсен? Прямо сейчас ему хочется доехать до своей скромной квартирки где-то в поднебесье и заснуть под любимых «Депеш мод». И ещё хочется снова закурить и произнести фирменную фразу Ганнибала Смита из «Команды-А»: - Люблю, когда план сходится. Морти улыбается своему отражению в зеркальце заднего вида. Оно отвечает нервной, чуть подрагивающей усмешкой. Как тогда, когда он прочитал новости о Саманте… Он не хочет об этом думать. Не хочет помнить это имя и те фотографии. Он курит, душа в дымной завесе все лишние мысли. Боже, храни идиотов… Проскрежетав подвеской, линкольн проносится мимо каменных зданий старейшей части города в сторону расцветающего неоном где-то впереди центра. Над крышами медленно выцветают чернильные краски ночи.***
Двадцать три этажа и три десятка ленивых зевков спустя он уже проворачивает ключ, сонно привалившись плечом к дверному косяку. Никотиновый туман собственных мыслей по дороге домой окончательно разморил его, и теперь Морти был способен только на то, чтобы вылезти из пальто, и упасть лицом в подушку. Неделя выдалась дьявольски тяжёлой и муторной. Поэтому он не успевает удивиться, увидев в отворившейся двери одётую в непроницаемо чёрное фигуру, зачем-то нацепившую маску весёлого, ярко размалёванного клоуна с детского утренника. Маска в его неготовом для таких потрясений мозгу напрягла во всей ситуации больше всего. Пошутить по поводу Декстера Моргана и дурацкого прикида взломщика Гэри не успел. Игла медицинского шприца вошла под подбородок – и клоунская маска превратилась в разноцветную акварельную кляксу, которая, медленно расползаясь, поглотила весь мир.***
Они всё-таки приснились ему. Те фотографии, что сопровождали новостную ленту. Он сидит с ноутбуком на коленях, глушит пиво. Смотрит на то, что осталось от восемнадцатилетней Саманты. И рот его сводит спазмом кривой ухмылки. Они оставили голову. Пришпилили её промышленным пистолетом к стене того подвала. Голову и несколько крупных костей, разбросанных по окровавленному полу. Первое – часть ритуала, как с Джерри и Фэй. Второе – просто не захотели доедать и убирать за собой. …Страх. Размазанный по акварельной патоке страх – единственное чёткое напоминание о том, что он ещё жив. Страх владел им, через века и поколения, эры и эоны. Парящее ощущение полного отсутствия сознания, пустого космоса, где есть только редкие вспышки далёкого цвета, прекрасно настолько, что можно понять наркоманов. С высоты стратосферы наблюдать картину путешествия своего скрученного тела в багажнике чужой машины, ловя краем своего безразмерного взора дьявольски простую истину… …Они сделают со мной то же самое. И с приземлением на грешную землю стало ещё страшнее. Что это? Верёвки? Скотч? Спиной чувствуется влажная древесная кора. Холодно. Шум. Ветер в листьях? Лес? Не важно – это реальность. Сознание попыталось было уплыть от Морти назад в поднебесье, но он крепко вцепился в него. Мне. Нельзя. Отрубаться. Первым проснулся слух. Пиксель за пикселем он превратился сначала в безумную кашу, потом в плохо настроенное радио, затем в старую кассету в магнитофоне. Сквозь скребущее по мозгам шипение помех до Гэри донеслась приглушённая музыка. До боли знакомые слова. До такой боли, что ему тут же захотелось заржать в голос, только вот рот забит грязной тряпкой и плотно залеплен полосками скотча. Дэйв Гаан выводил своё проникновенное: Can’t you understand, oh my little girl… Во мгле рядом со своим привязанным к древесному стволу телу Морти разглядел своего недавнего нового лучшего друга: мистера Клоуна, спокойно и расслабленно привалившегося плечом к соседнему дереву. В руках любитель произвести неожиданное впечатление вертел плеер Гэри, играясь с громкостью и плэйлистами. Наконец, промотав ещё пару музыкальных треков, обладатель самой банальной и затасканной маски маньяка выбрал сцену из недавно разыгранного спектакля: - Мне не нужны его сраные деньги! - Ага, а сюда ты дошла пешком, и наливают тебе там за счёт заведения! Как же! - Парень за меня заплатил. Да, мон шери, парень! Гэри всё же не выдержал и засмеялся. Со стороны казалось, что смеяться пытается кальян – сдавленное бульканье и сиплое кряхтенье вырвалось из него, но Морти продолжал смеяться. Если бы не стягивающий поллица пластик, он бы уже заливал себя подкатившей к горлу рвотой. Невольный рывок головой отозвался вспышкой боли в затёкших шейных мышцах – пространство вокруг потонуло в мутном болоте контуженого взгляда. Боль эхом пульсировала меж прохудившихся, как старая крыша, костей черепа. Хмарь быстро сошла на нет, когда на его вялую возню обратили внимания. Желчно-жёлтый свет мощного ручного фонаря врезался в судорожно сжавшиеся точки зрачков, заставив Гэри взвыть. Вышла весьма жалкая попытка позвать на помощь, но он и не пытался. Его состояние уже было близко к истерике, когда он разглядел сквозь лучи нещадно режущего сетчатку электрического солнца он разглядел около семи чернильных теней-призраков, одетых на манер мистера Клоуна. В полной тишине они обступили его. Морти вновь стал давить из себя смех. Он боялся. Боялся так, как, наверное, боялись Джерри с Фэй. Как Саманта… Одна тень вышла в круг света, подминая подошвами кедов ковёр из травы и мягкого перегноя, опустилась на корточки у вытянутых ног Мортенсена. Краем своего воспалённого, накачанного страхом и отчаянием мозга, он отметил, что приз в номинации «Самый дебильный костюм на Хэллоуин» перешёл от Клоуна к вот этому оригиналу. Долбаный смайлик. Этот придурок напялил на себя улыбающийся жёлтый блин. Впрочем, дав Гэри пару секунд форы, парень снял дурацкую маску.***
Кстати, та история… про съеденных девушек. Нелепая, на самом деле, и глупая история. Началась она с одного детектива-частника, старого знакомого Гэри. Он копался в одном мутном и глубоком болоте, перелопатил кучу мусора, облазил десятки закоулков, в которые по собственной воле никогда не полезешь, разбил нос и заработал хроническую мигрень, но не достал со дна сокровище. Ричард был славным малым, сердобольным. Во что бы то ни стало хотел помочь найти пропавших без вести сестёр. Видел слёзы матери девочек, видел опустивших руки копов и предполагал, как и все вокруг, самое худшее. Похититель не вышел на связь с родственниками и не огласил требований – они мертвы в 95% случаев. Ричард не отчаивался. Он целенаправленно и планомерно копал под одного парня, с которым была в своё время связана пара тёмных и весьма мрачных историй. Не вдаваясь в подробности, достаточно сказать, что Бенджи МакКой любил оккультный символизм и насиловать несовершеннолетних на изрисованном кровавыми символами полу в окружении чадящих свечей. Всю сатанистскую подоплёку тогда сочли за помешательство, так как МакКой и на допросах, и в суде весьма талантливо строил из себя невменяемого идиота, сотрясаясь в припадках, исходя слюной и бормоча всякую богохульную чушь. Суд поверил – и Бенджи примерил смирительную рубашку. Пять лет интенсивной терапии и причащение в церкви Святой Марии Всех Ангелов – и вот Бенджи озарён счастливой улыбкой ослеплённого, но прозревшего раба Божьего. Вся история была предана широкой огласке, МакКой в глазах суеверных обывателей стал прямо таки хрестоматийным примером раскаявшегося и уверовавшего преступника. Для полноты образа ему не хватало издать пару книг и выступить в утреннем протестантском шоу с семинаром «как сразить своих демонов и открыть своё сердце Иисусу». История могла бы закончиться хорошо, если бы два года спустя не пропали сёстры Паттон. Ричард был твёрдо уверен в том, кто это сделал. Готов был поклясться своим разбитым носом – одному не в меру ретивому парню, разукрашенному вязью хтонических символов до самой лысой макушки, не понравились вопросы Ричарда, и тот был вынесен лицом вперёд через двери закрытого клуба «по интересам». Ричарду повезло – обычно таких самозваных обладателей липовой карточки «участника» вывозили для профилактической беседы на безлюдную часть городского пляжа и ломали руки и ноги. И раз уж упоминания имени МакКоя хватило для того, чтобы взбесить кучку ребят с горящими глазами, зачем-то вдруг решившими объединить свои воспалённые наркотой умы под броским названием «Идущие за Старшим», тут, здраво рассудил Ричард, есть два варианта: либо Бен стал для них величайшим в истории секты предателем Слова Старшего и должен быть предан огню или ещё какому-нибудь жестокому наказанию, либо же… Даже о предположительном существовании второго варианта детектив не хотел думать. Но родители девочек ждали хоть каких-то похожих на правду ответов, деньги (к слову сказать, немаленькие) были заплачены. Нужно было нырять глубже. И тут в события широким шагом вступает Гэри Мортенсен, средней руки проходимец с хорошим слухом, неплохим оборудованием и великолепным нюхом на дивиденды. Ричард поручил ему всего-ничего: стандартный пакет услуг – слежка-фотографии-записи разговоров (всех телефонных и большей части обычных)-видео. Ничего такого, с чем бы Морти не смог справиться. И Морти справился. И все нужные файлы с засвеченным с разных ракурсов лицом МакКоя были к назначенному сроку переправлены на рабочий стол Ричарда. Детектив сдался. Ублюдок был чист и невинен, как грёбаный агнец. Ни одного лишнего слова, ни одной подозрительной встречи. Ничего, что хоть как-то связывало бы его с «детками Старшего». Станиславский впал бы в экстаз, узнав, как мастерски эта мразина МакКой справляется с ролью добропорядочного христианина. Морти в свою очередь не спешил сворачивать поле деятельности. Он знал один верный способ, как взять МакКоя за жабры. Даже озвучил его Ричарду к своей глупости. Тот, разумеется, наотрез отказался участвовать в этом – слишком рискованно и опасно. Морти пожал плечами, дескать, продолжаем, значит, играть в шпионов, подглядывать в окна и прослушивать телефоны. Гэри знал: план был верный. Всё равно что удить крупную хищную рыбину. Взять приманку – ту, к которой наша щука неравнодушна. Подвести к червячку пару самодельных «жучков-слухачей». Постепенно отпускать леску, осторожно, плавно покачивая наживкой перед носом Бенджи. Лучшего способа было просто не найти. Если уж и это окажется тухлым номером, и щука не поведётся, значит, это не наш клиент, и пора сматывать удочку и уплывать на другие рыбные места. Гэри вспомнил Саманту – девушку со студии звукозаписи, помогавшую ему в парочке совершенно невинных дел, где фигурировали ревнивые жёны и распутные мужья. Ничего криминального, исключительно техническая поддержка. Примерно так же Мортенсен описал ей историю с МакКоем. «Есть пара ребят из отдела, номер которого мне запретили называть, но ребята серьёзные. Никак не могут оставить этого святошу в покое. Всего-то делов – повертись рядом с ним, послушай, посмотри, что да как. Не сильно светись перед ним, оставайся в сторонке. Халтурная работа – а поможет многим». Так он сказал Саманте. Морти слышал всё: задушевные беседы МакКоя с «потерянными душами» на просветительских семинарах, куда записалась и Саманта; истовые и искренние молитвы каждую пятницу и распевание госпелов, взявшись за руки в «круге света»; изгнание демонов из отчаянно притворявшейся кающейся проституткой Саманты (урод таки заметил её с задних рядов). Саманта держалась молодцом – старательно играла роль, корчилась и билась в конвульсиях, рыдала и благодарила Господа… прямо как МакКой пару лет назад. Морти нервничал – Бен уделял Саманте слишком много внимания. Гэри держал под рукой мобильник с уже набранным номером полиции каждый раз, когда Саманта включала гарнитуру, находясь в поле видимости МакКоя. Так продолжалось около месяца. Пока однажды Саманта не вернулась с очередного вечернего семинара. Гэри навёл справки и узнал, что тем вечером МакКой отменил встречу со своей блаженной паствой, сославшись на болезнь. Тем не менее, замена нашлась, и один из «просветлённых» таки провёл семинар. Явка была почти стопроцентной. Не пришла только Саманта. Микрофон девушка включила заранее – так они недавно договорились с Морти, чтобы не было лишней возни при МакКое. Микрофон всё ещё был включен, когда Бенджамин вырезал её сердце и жрал его, давясь и чавкая, в окружении другой своей паствы. Гэри знал, что произошло. Ему больше не было нужно слушать. Записи были у него на руках, когда он примчался с ними к Ричарду. Его била крупная дрожь – хотелось как можно быстрее отделаться от этого, забыть то, что ему пришлось услышать прежде, чем он в ужасе отбросил наушники и сбежал. На следующее утро криминальные хроники красовались фотоснимками того подвала, где МакКой и его свора растерзали Саманту. Самого благодетеля и след простыл. Ричарду объявили благодарность за помощь следствию (которое, разумеется, возобновили). Следом обнаружили останки сестёр Паттон. Общественность в шоке. Бенджи растворился в тенях. А Гэри Мортенсен просыпается каждую ночь в холодном поту и выкуривает по несколько пачек сигарет в день.***
Само собой, это был МакКой. Гэри хорошо запомнил его лицо во время слежки. Тогда он был чисто выбрит, причёсан, широко и счастливо улыбался и возносил руки к Небесам, благодаря Господа за дарованное ему прощение. Обычное, пусть и немного бледноватое лицо немолодого мулата, в рельефный чертах которого угадывается смешение индийских и европейских кровей. Приятного в нём даже тогда было мало, но, по крайней мере, та маска не бросалась так сильно в глаза, нежели то, во что превратилось его лицо сейчас. Лучше бы он остался мило лыбящимся мистером Смайликом. Кожа на лице походила на старую потрескавшуюся штукатурку, увитую мерзостно-пушистой, зеленовато-чёрной плесенью. Достаточно было одной короткой ухмылки, которой он одарил судорожно сглотнувшего вязкую слюну Морти, чтобы ссохшиеся пласты омертвевшей плоти лопнули глубокими чёрными трещинами. Взгляд выцветших блёкло-карих глаз уже давно остановился, как часы с лопнувшей пружиной, и теперь на Гэри смотрел мертвец. Пленник снова стал давиться смехом. Оставалось только догадываться, в каком подвале или на каком дереве они оставили голову Ричарда, который уже третью неделю не выходил на связь. Иззубренный шрам на месте рта МакКоя расширился до полноценной улыбки. Это напоминало акулью пасть, только с жёлтыми, подгнивающими пеньками человеческих зубов – за одним неровным рядом виднеется другой. Очередная неуместная в такой ситуации мысль шальной пулей пронеслась сквозь пульсирующий мозг – интересно, остальные ребята с маскарада идиотов выглядят так же? По образу и подобию?.. Когда Бенджи засмеялся в ответ, Гэри показалось, что на лице маньяка начали извиваться живые чёрные черви – зрелище настолько же жуткое, насколько и отвратительное. Морти не отвёл взгляд. Чего ему ЕЩЁ терять? Чего бояться? Что делать? Заняться самоедством напоследок, обвинить себя в подлости, трусости, жадности? Молиться? Смешно. Смотреть в пустые мёртвые глаза и обссыкаться от страха быть съеденным заживо сумасшедшими культистами. Идиотская история. Оглушительный хлопок лопнувшей в фонаре лампы ознаменовал собой очередной сюжетный поворот. Морти во второй раз за короткое время ослеп. Фантомное пятно искривлённого самодовольством лица МакКоя отпечаталось в сознании, как и силуэты его последователей, превратившиеся в обведённые мелом тела на асфальте, замершие в напряжённых позах. Морти услышал их возню, встревоженные голоса, ядовитую матершину МакКоя над ухом, острый скол лезвия, готовый войти в плоть чуть выше сердца… Не по сценарию, отчуждённо прошептало в его опустевшем, уже готовом принять боль и смерть, сознании. Гэри, даже если бы очень хотел, не смог бы описать того, что произошло дальше. Начисто лишённый зрения и почти не имея слуха, Морти только и оставалось, что не двигаться и не дышать. Острие ножа всё ещё холодило кожу на груди, но не это должно было его сейчас волновать. А простой факт: то, что уничтожило источник света, теперь методично и планомерно убивает дружков МакКоя одного за другим. Бесшумно и спокойно оно перетекало к каждой метавшейся в страхе среди деревьев тени и одним быстрым шелестящим ударом (этот звук хлёстко бил по оглушённым перепонкам Морти все семь раз) лишало их жизни. Либо они не были вооружены вовсе, либо попросту не успевали даже выхватить спрятанное оружие. Нечто было частью тьмы: его невозможно было увидеть, но его текучее леденящее присутствие ощущалось самой кровью в жилах. Последним оно забрало Бена. Обвилось вокруг пояса и утянуло вовнутрь себя. Нож, который он приготовил для Морти, чиркнул того на прощание по груди, выбив последний воздух из лёгких. Ещё одна странная до глупости истории… как-то раз на Мортенсена вышел один забавный парень, у которого густые нечесаные бакенбарды занимали чуть ли не всё лицо. Парень взял стандартный клиентский пакет и огласил список имён. Гэри их помнил даже сейчас: Кэриал Вивинг, Катарина Вульпес, Джейкоб Стоун и Сидни Филби. И пара школьников: Тимоти и Линнет, известные тем, что прошлым летом пропали по пути домой со школы и вернулись три ночи спустя, не помня ничего, как и что с ними происходило. Плёвое, в общем, дело. Странные оказались клиенты, все как один дёрганные, пугливые, как дикие звери, жившие в непонятном болезненном отчуждении недобомжи, оприходовавшие каморки и подвалы под свои нехитрые нужды. Гэри не лез в их дела, спокойно наблюдая со стороны. А потом Джейкоба Стоуна сожрал похожим на кончину Бенджи МакКоя образом гигантский незнакомец в огромном плаще и старомодной шляпе прямо в переполненном людьми вечернем трамвае. И, судя по отсутствовавшим пофигистическим лицам окружающих, Гэри был единственным живым человеком в том трамвае, на которого этого произвело хоть какое-то впечатление. После этого случая он связался с тем мистером Бакенбарды (Гэри неделю не мог избавить квартиру от омерзительного запаха птичьего помёта – парень принимал исключительно голубиную почту) и назначил встречу на нейтральной территории, в баре. Там Морти, всё ещё заикаясь после неожиданного выхода Стоуна из спектакля, передал нанимателю всю имевшуюся информацию. Парень сердечно поблагодарил его от имени миссис Саммер и высыпал перед ним горсть жёлудей, сказав, что человек с чистым и добрым сердцем сможет превратить их в золото. Отсмеявшись как следует, Бакенбарды угостил Гэри пивом и отсчитал ему ровно три сотни долларов мелкими монетами. Стоит ли говорить, кого увидели многострадальные глаза Морти, когда слабый рассеянный луч ручного фонарика дёрганным рывками стал пробиваться сквозь черноту ночного леса? Обладатель фонарика осторожно переступал через обмякшие, похожие на порванных и смятых тряпичных кукол тела и приближался к связанному Гэри. Лицо было наполовину скрыто тенями, но он разглядел клочистые смоляные заросли на щеках и подбородке, обрамлявшие широкое добродушное лицо с чёрными блестящими, как скарабеи, глазами. Кряжистый невысокий мужчина подошёл к нему и, видимо, позаимствованным у МакКоя ножом скоро освободил Гэри от верёвок. На нём был видавший виды тёмно-красный спортивный костюм, а щетинистый куст репейника на голове был прикрыт дешёвой джинсовой бейсболкой. Мистер Бакенбарды озабочено посветил Мортенсену в лицо, похлопал по щекам: - Давай-ка, дружок, приходи в себя. Есть куча новой информации, которую тебе нужно усвоить и хорошенько переварить прямо сейчас. Он вынул из его рта обслюнявленное тряпьё, и Морти вдруг понял, что у него снова есть рот. Только сказать он им ничего не смог, кишечный спазм сдавил его горло и он, чуть не завалившись набок, вывернул желудок наизнанку. Неожиданный спаситель успел подхватить того за руку и поддерживать, чтобы обессиленный Гэри не шлёпнулся лицом в собственную рвоту. - Жить будешь, не волнуйся. Теперь тебе просто ЗАПРЕЩЕНО умирать, дружок. Миссис Саммер строго-настрого наказала мне следить, чтобы с тобой не случилось чего плохого, иначе не видать мне её пирожков с малиной! Упрямо-жизнерадостный голос с сильным ирландским выговором настойчиво пробивался сквозь тугую пелену, рвал её и гулким эхом носился в пустой голове. Гэри не мог и не хотел ничего понимать. Он был готов услышать от этого ненормального что угодно, любую чушь о жёлудях, голубях и пирожках миссис Лето. Он хотел только одного: как можно скорее потерять сознание. - К-кто ты? – отплевываясь и утирая рот дрожащими руками, хрипло спросил Морти. Бакенбарды принялся суетливо шарить по карманам костюма, достал ламинированную пластинку и сунул её под нос Гэри. С трудом разобрав буквы, он медленно прочёл вслух: «Аарон Бёрк, мебель ручной работы на заказ». - У меня, кстати, есть скидки на этот год. Тебе кресло-качалка случаем не нужно? Сознание, всё никак не желавшее отключаться и подарить Гэри спасительный выход из ситуации, услужливо предоставило нашему герою три варианта исхода этой затянувшейся постановки: 1. Его убьют на месте 2. Мебельщик не полный мудак 3. Мебельщик полный мудак, и всё это цирк Все негативные и ведут друг к другу. Ни один не давал конкретного ответа, что теперь делать. Гэри поднял голову, и замер с идиотским открытым ртом, смотря через плечо Бёрка. За ним, окружённая изломанными в нелепых позах трупах стояла спиной к Морти обнаженная белая женщина. Ничего такого, за что мог бы зацепиться его взгляд (ха! А задница-то ничего, чёрт возьми! – незаметно для самого себя отметил он), кроме того, что вместо левой руки женщина имела гибкое узкое щупальце, свитое из тугих чёрных канатов мышц. Обвившись вокруг шеи, оно душило всё ещё живого, переполненного изумлением Бенджамина МакКоя, мёртвой хваткой вцепившегося кровоточащими ногтями в змееподобный хищный отросток. Женщина, мечтательно запрокинув голову и разметав чёрные прямые волосы по узким плечам, смотрела на мерцавшие сквозь крону несмелые звёзды, не обращая никакого внимания на хрипящего у её ног дьяволопоклонника. - К-кем был Мак…Кой? – второй идиотский вопрос за ночь. - МакКой? – «Аарон Бёрк, мебель ручной работы на заказ» рассеянно обернулся и почесал лохматую голову. Кажется, картина за спиной его ни разу не удивила. - Обычный человек, связавшийся с не самым обычным гостем. Ну, знаешь, таким, которого не ждёшь к позднему ужину. МакКою попался один из самых суетных. Сами по себе ничего не могут, поэтому используют руки таких, как он. Но просто так влезть в него, как в новую рубашку, не смог. Не могут они без условностей. Кто их только придумал? Это всё ерунда, по дороге расскажу. В общем, если по существу, МакКою оставалось ещё одно сердце, чтобы стать костюмчиком для своего дружка. Твоё сердце, Морти. - «Чистое и доброе сердце»… - пробормотал Гэри, опираясь на плечо Бёрка в смешных попытках подняться на ватные ноги. - Да, что-то типа. Так, я смотрю, ты отошёл. Как насчёт того, чтобы смотаться выпить пива? Я угощаю. Не боись, всего два километра до трассы – МакКой знал, где устроить место для ритуала и не потеряться. Там словим попутку. Ты же не против, если миссис Саммер купит твои услуги на пару месяцев вперёд? А, да, и советую тебе удалить те записи с Вестерхольмом – его новый папочка будет очень недоволен, если эти дела попадут к старому. Но это не моё дело, конечно же. Не забудь свою пишущую штуковину. Она вон у того… клоуна? А, да, клоуна. Не выдержав такого напора бреда извне, мозг всё-таки сделал Гэри одолжение и, щёлкнув выключателем, потух.