Найду тебя

— Папа, расскажи про дедушку! Сэр Эртимо Чивион, потомственный граф Агира, отвернулся от высокого стрельчатого окна, единственного в комнате, и посмотрел на сына. Юный виконт одиннадцати лет, старший ребенок, а также единственный сын графа, сидел на белоснежной постели, закутавшись в синее бархатное одеяло, и, теребя золотую бахрому, с ожиданием глядел на отца. — Я сейчас же усну, если только расскажешь, — мальчик, темноволосый и кареглазый, улыбнулся и подвинулся ближе к стене, давая отцу место рядом с собой. — Ну, пожалуйста, я так ждал. Да уж, еще бы. За последний год граф провел в родном замке в целом месяца два, остальное время занимали обязанности при королевском дворе. Мальчик, обожавший отца и гордившийся им, не желал отходить от него ни на шаг во время кратких приездов графа, и ловил каждое слово, обращенное к нему. — Ага, а ты потом выдашь меня маме, как в прошлый раз, и она устроит мне выговор, — возразил сэр Эртимо. — Забыл уже? — Пап, ну прости. Я буду сдержан, честное слово. Почему она не верит? — Мальчик поймал руку подошедшего отца, и потянул к себе. — Верит. Но боится этого. Не суди ее, она твоя мать. Никто не хочет, чтобы это было правдой. А мой сын должен уметь помолчать, если хочет и дальше слушать. Или ты слишком мал, чтобы не ввязываться в глупые споры? Если так, то... — Нет, пап, я ни с кем больше не буду говорить об этом. Я все понял, только расскажи. Отец улыбнулся. — А на чем мы остановились? Запамятовал я. Старость не радость, знаешь ли. — Ну, ты рассказал мне о давнем сражении в ущелье Олбар, у подножия Акжурского горного хребта, где мой дед, тогда еще виконт Йегрис Чивион не посрамил честь своего отряда. Вместе с другими воинами, под предводительством герцога Мадьюса он защищал вход в ущелье от Босоногой армии. Да, пап, прости, но я так и не понял до конца, чем мы этим босякам не угодили. Чего они полезли? — Чем... да ничем, в общем-то. Дело не в нас, а в их несчастной судьбе. Здесь, в Билоиве, нашем королевстве, нет рабства. Ты никогда не видел рабов, их жизни, потому тебе не просто понять. Даже если с рабом хорошо обращаются, кормят вволю, не слишком загружают работой, он все равно не человек как бы, вещь. А у наших соседей в стране Кин рабы если не в каждом доме, так почти в каждом. Зерна для бодрящего напитка корфу мы откуда получаем? — Oттуда и привозят, из страны Кин. — Так. А там его целые плантации. А на плантациях — тучи рабов. И так продолжается у них тысячелетиями, поэтому, когда с самых близких к нам плантаций сбежало много этого "человеческого скота" - так их называют работорговцы, да и многие жители - то рванули они к горам, то есть к нашей с Кин границе. Раньше не сбегали, поскольку смирные были, а этих навезли из-за океана, из каких-то прибрежных поселков. Там они сами воинами были, пиратами, скорее всего, а их за шкирку — и в рабство! Несколько сотен их собралось тогда, рабов беглых. Там, в горах, они закрепились, промышляя, естественно, грабежами. А чем им еще заниматься? Они ж вне закона с той самой минуты, как подняли бунт. Вот, закрепились они, значит, в стычках с карательными отрядами оружием разжились — злые были сильно, из тех карателей, что к ним совались, хорошо если десяток человек выжили. И получилась Босоногая Армия, гроза тамошней провинции. Видит наместник — не справиться ему своими силами, и запросил поддержку царской армии. — Пап, ну, там, в стране Кин, они рабы. А у нас? Они ведь могли пройти через наши земли, и уйти дальше, к своей родине. Почему их не пустили? — А их поначалу и пустили. Тот раз, когда твой дед участвовал в обороне ущелья – это второй. В первый раз, за год до этого, как раз через это самое ущелье заявился отряд босяков, человек в сто. Предводителем у них был раб по имени Козорн, сильный, непримиримый, охочий до разбоя. — А как он выглядел? Вон, даже имя его запомнили, а выглядел как? — Да так же, как все они. Высокие, светловолосые, гораздо светлее, чем мы. А глаза у них серые, как дождевые тучи. Так вот, когда они прошли через ущелье и пещеры по нашу сторону гор, то вышли аккурат в окрестностях Лэра, городишко такой там есть. Стража их заметила, но поначалу тревогу бить не стали, послали к ним двоих, на переговоры. А те решили сразу показать, кто теперь главный, и назад вернулся только один, с собой он нес голову товарища и предупреждение, чтоб сдавали городок сразу, а то пожалеют потом. Но здесь — это им не там, у нас королевство поменьше, чем Кин, все быстро делается. Стражи в городке было человек двадцать, остальные – ополчение. Сразу послали за подмогой в соседнее графство, успели до осады. Два дня держались, а потом отряд графа Ринта подоспел, и прижали чужеземцев быстро. Один вожак уйти и успел. У наших с тех пор указ: в беглых этих сначала стрелять, а потом говорить. Если будет с кем. Они, конечно, может, выводы и сделали, да кому теперь проверять охота? И вот год прошел, когда собралось, наконец, войско из центральной провинции Кин. У Босоногой армии шансов против них попросту не было, и поняли это сразу. А раз поняли, значит, куда-то деваться надо. Вот и сунулись к нам опять, через то самое ущелье — там по-другому и не пройти. Но теперь их ждали, как раз отряд герцога Мадьюса границу тогда и охранял. — Тогда-то и случилось сражение? — Случилось, но позже. Поначалу Мадьюс занял оборону в ущелье, забрасывали стрелами любого, кто сунется. Стрел было много, а брони у босяков - мало. Почти и не было. Только в тот, первый раз мы имели дело с сотенным отрядом, а теперь они все к нам пожаловали, сколько было. И герцог понял, что не выдюжит. Надо было снова звать подмогу, и вот твоего деда, молодого Йегриса, и послали гонцом. — Папа, погоди, а сражение? Ты говорил, дед "не посрамил честь отряда в сражении". Как же так, если его отослали? — А вот не перебивай, и до сражения доберемся. Тут-то самое интересное и начинается. — Прости, пап. Больше не буду. — Где-то я это уже слышал... — Не, ну правда. Рассказывай. — Поскольку у противника было численное превосходство, каждый боец был на счету. Йегриса отправили одного, вручив ему депешу с подписью и печатью Мадьюса. Следовало спешить. Олбарское ущелье лежит по ту сторону гор, потихоньку сужается, сужается, и превращается в тоненький перешеек между двумя пиками, который потом резко сворачивает на северо-восток. — Но ведь графство Ринт лежит к юго-востоку от того места! Ой... — Именно. Крюк выходил большой, а Йегрис так спешил, хотел выполнить поручение выше всяких похвал. Тщеславие! Промедление казалось ему недопустимым. И он решил срезать путь через сеть пещер, ходы которых, если он правильно запомнил рассказы сослуживцев, должны были привести его гораздо ближе к тому месту, куда ему надо было попасть. Пещеры постоянно попадались в стене ущелья, Йегрис отошел подальше и свернул в проход справа. Прошел шагов двадцать, и стало темно, хоть глаз коли. Но у деда уже тогда был "светлый" камень — это тот самый, зеленый, волшебный, что теперь по наследству перешел ко мне. Я ж тебе показывал. Итак, он достал камень, и пошел дальше. Я тебе показывал его на свету, он тогда как обычный изумруд. А в темноте испускает зеленый свет, и можешь видеть шагов на пять вперед. Жутковато, все равно же в темень идешь, ну да дед не из трусливых был, шел и шел себе. Направление, естественно, определял интуитивно. По рассказам, идти ему где-то часа два. И если карманные часы не врали, то прошли два часа, и еще пол-часа, и еще. А даже намека на выход не видно. Когда Йегрис понял, что свернул куда-то не туда, больше всего он испугался не подземных чудовищ, не опасности умереть от голода и жажды, а того, что теперь не сможет выполнить задание в срок. Его аж холодный пот прошиб при этой мысли, так он рассказывал. Ноги как ватные стали, а он брел и брел вперед, в надежде, что вот-вот появится просвет. Но прошло еще пол-часа, прежде чем впереди замаячило неясное светлое пятно. Йегрис прибавил шагу, пятно стало быстро увеличиваться. Он так возликовал в душе, что не сразу понял, что что-то явно не так. А потом дошло: свет был не дневным, а каким-то желтым, почти оранжевым. Ну, не останавливаться же, по-любому он заблудился, так что обратно ходу нет. Наконец, Йегрис вышел в большой, просторный грот... Ты рот-то закрой, муха влетит, ага... И такое первое впечатление, что попал в сокровищницу: все вокруг сияло теплым золотым светом. Проморгался, пригляделся — нет там золота, сами стены сияют. И потолок. Посреди грота — бассейн, вода в него ручейком стекает откуда-то сверху. А на самом краешке сидит... демонесса. — Кто?! — Демонесса, говорю. Как простая женщина почти, но волосы золотые, и струятся с головы прямо в воду, точно как еще один ручей... — Папа, ты что? Я от монахов раз десять слышал: демоны живут в аду! — А они об этом знают, демоны-то? — Так монах Мерак рассказывал нам, на религиозных беседах. И мама так говорит. И вообще, разве демоны бывают женщинами? Демон, это же не "он" и не "она", а враждебная нашим божествам сущность, из мрака сотканная. — Не бывают, говоришь? А этот — был! То есть, была. Так дед рассказывал. А с монахами не спорь, себе дороже. Слушать будешь? — Еще спрашиваешь! Конечно. — Йегрис, увидев такое, остолбенел. Он ведь, как и ты, и все тогда и теперь, полагал, что демоны уже лет сто носа не кажут из ада. Как же, монахи об этом уши всем прожужжали, авторитет нашей церкви на том и держится. Монах Мерак вас учит религии? Чему же мой сын успел научиться? — Нам говорили, что сто пятьдесят лет назад служители верховного бога нашего Симора загнали всех демонов до последнего в ад, место, которого нет ни на земле, ни на небе, но существует оно за невидимой гранью нашего времени и пространства. Грань невидима, но нерушима для демонов, покуда все мы верим и молимся Симору и его девяти ангелам. Не слишком понятно, вообще-то, где этот ад, но я как-то попробовал уточнить, так монах разгневался почему-то, сказал, что достаточно того, что демоны там сгинули, и что мне таких вещей не понять. — Ну да, примерно так. Твой дед, демонессу увидев, замер столбом. Он просто не знал, как реагировать. Бежать? А куда? В подземелья, из которых чудом выбрался? Да и не хотелось ему бежать, вот совсем. Волосы демонессы струились рекой, и глаза притягивали, как два водоворота. Она встала, пошла к нему, а он просто стоял молча и смотрел. А как приблизилась, руки сами собой обвили ее плечи, а река ее волос зажурчала совсем рядом, успокаивая, расслабляя. Мысли улетучились, и они... между ними произошло... Чего хихикаешь? — Знаешь, я один раз спросил маму, как я у вас появился. Вот она примерно так же заикалась. Не обращай вминания. — Ну, тогда ты понял, взрослый мой. А потом, когда они вместе сидели на краю бассейна, и он касался рукой ее волос, она спросила, откуда он тут взялся, и зачем полез под землю. Йегрис рассказал ей все как на духу, как близкому другу бы рассказал. А потом спросил, как же так, что демон делает на земле, принадлежащей Симору, неужели молитвы и заклинания не всесильны? Демонесса сказала, что, конечно, монахи хозяевами стали, и в Белоиву демонам хода нет, но сюда, в горные подземелья, жала их молитв не заглядывают. Все, что попадает за грань, в ад, быстро расстается со своим вещественным обличьем, остается лишь сущность, отголосок былой формы. А здесь она живая, дышит, чувствует, ходит.. Вот что бы он хотел в награду за радость, подаренную ей? Йегрис ответил, что ничего бы так не желал сейчас, как оказаться прямо в Ринте и исполнить, наконец, свое поручение. Но теперь, он, кажется, все равно опоздал. Демонесса задумалась, и сказала: „Нет, попасть в Ринт, как было задумано, ты не успеешь. Но давай-ка посмотрим на твоих врагов”. Взяла его за руку, и уверенно повела по подземным переходам. „Светлый” камень больше не был нужен, так как волосы демонессы излучали все то же золотое сияние, каким был наполнен ее грот. Йегрис вдруг понял, что выход уже совсем близко, поскольку демонесса замедлила шаг, волосы закутали все ее тело, как-будто она хотела защититься от кого-то. „Заклинания не дают ей покоя”, подумал парень. Выйдя на поверхность, они не пошли к обороняющимся, а поднялись на стену ущелья. Оттуда было видно нападавших, их было так много, что твой дед горестно вздохнул, поняв, что скоро наступит развязка. Беглые рабы все же проникли в ущелье, и сражение началось. Демонесса молчала и смотрела; из золотого савана, окутавшего ее тело, были видны лишь глаза. А потом сказала: „Их вождь, Козорн, сильный, грубый, целеустремленный. Мне нравится его сущность, я заберу его с собой. Я открою грань, и он пройдет в ад со мной. Остальные пойдут за ним. Ты будешь доволен, и я буду довольна”. Они прошли поверху до того места, где ущелье разрезает гору надвое. Вход в ущелье был слишком узок, и много воинов не могли попасть туда одновременно, поэтому сражалась лишь малая часть, остальные маялись от бессилия. Волосы демонессы золотым ручьем зажурчали вниз по стене, как расплавленная лава по склону вулкана. У самой земли золотой поток раздвоился, образовав арку, под которой, казалось, в стене открылся проход, ведущий как раз туда, где шло сражение. Атака замерла, беглые рабы, раскрыв рты, смотрели на происходящее. Первым опомнился их вождь. Прокричав благодарность какому-то своему божеству (уж не знаю, за кого они приняли демона, наверное, за бога войны; видать, решили, что их молитвы услышаны), Козорн скомандовал своим воинам идти в арку, и сам устремился туда же. Казалось, они слышат шум сражения, видят своих товарищей, вот-вот подоспеют им на помощь и оборона будет сметена — но это был мираж. Большая часть Босоногой армии сгинула тогда в золотой арке демонессы; оставшимся пришлось отступить, их осталось слишком мало. Твоего деда видели рядом с диковинным существом, от которого исходило золотое сияние, а потом оно исчезло. Когда Йегрис спустился со стены вниз, к своим, то рассказал, что по дороге в Ринт встретил одного из девяти ангелов Симора, а кто это еще мог быть, ведь он помог им в битве. Никогда раньше люди вот так, воочию, ангелов не видели, но как тут усомниться, когда враг повержен, просто пропал неизвестно куда. — Но это не был ангел, это же демон! Получается, демон помог людям, и деду никакого вреда от него не было. Пап, ну это же важно. Получается, они, демоны, не злые? Почему дед не рассказал все как есть? — И как бы его встретила церковь? Видишь ли, ты еще мал, чтобы понимать это, но каждый поступок, все, что хочешь, можно преподнести людям совсем в другом свете, если только у тебя достаточно влияния и хитрости. А у монахов их более чем достаточно. Думаешь, они охотно сдали бы позиции? Как бы не так! Демоны — враги всех людей, а деда обвинили бы в пособничестве им. Еще бы одержимость приписали, если б настаивать стал. Правда, конечно, вещь хорошая, но один в поле не воин. Демонесса получила свое, деда церковь объявила героем, страна праздновала победу над врагом — чего еще надо? И тебе урок: знай, как оно было, но, подобно мне и деду твоему, помалкивай. Не всегда всем и все нужно знать, иногда достаточно того, что ты сам знаешь правду. Молчание, сынок — золото. Усвоил? — Эхх... Усвоил. — Ладно, спи давай. Глаза сонные, я же вижу. — Пап, но я, когда вырасту, разыщу демонов. — И не думай. Они, наверное, не все такие добренькие. Иметь с ними дело — себе дороже. Спи. И не болтай. — Да понял я. Спокойной ночи, папа. *** Прошло десять лет. Сэр Эртимо Чивион, граф Агира, вот уже два года жил на чужбине, в стране Кин. Нет, официально это вовсе не было изгнанием или опалой; наоборот, миссия посла важна и почетна. Так, по крайней мере, говорилось в приветственной речи короля по случаю нового назначения. Никто из подданных не может быть более достойным, чем уважаемый граф Агира, неоднократно выступавший в королевском совете с призывами об установлении прочных дипломатических контактов со столь сильным соседом, каковым является Кин. И лучшим свидетельством, по мнению графа, являлся тот случай, когда Босоногая армия едва не прорвалась в Белоиву, избежав страшной участи лишь благодаря божественному промыслу. В своих выступлениях сэр Эртимо заявлял, что, в случае прорыва, страна Кин не стала бы оказывать поддержку Белоиве в усмирении беглых рабов: мол, с глаз долой, из сердца вон. Но если бы существовали договоренности о взаимной поддержке, сосед был бы более внимателен к происходящему. Короче, довыступался. По сути, назначение являлось долговременной и опасной ссылкой излишне прогрессивного графа, за которой, несомненно, стояло духовенство. После невероятных событий, случившихся много лет назад с его отцом, сэром Йегрисом, Агира ни на миг не выходили из поля зрения служителей Симора. С тех самых пор, как один из девяти ангелов Симора лично помог белоивцам одержать победу в Акжурских горах. Что за странный случай: ангел сошел на землю, а никаких знамений святым отцам не было. Ну, не поспоришь, конечно. Враг разгромлен, и "ангела" видела половина отряда, защищавшая границу. Вот только по описаниям существо не походило толком ни на одного из девяти, описанных в священных книгах. В итоге объявили, что это был Лиигар, ангел душевного пламени. Правда, по книгам, этот ангел объят белым пламенем чистых помыслов, а не тусклым золотым сиянием, ну да как церковью сказано — так и есть, не извольте сомневаться. С тех самых пор, однако, в графском замке почти всегда присутствовал кто-то из монахов, наставляя челядь и поучая молодежь. Вести бы себя потише сэру Эртимо, но нет. На совете непременно выскажется, на любой вопрос всегда готов ответ, а тут еще идеи о связях с этими язычниками, киннами. Страна Кин гораздо больше Белоивы, сильна древними традициями, и боги там свои. Станут связи наводить — подомнут культ Симора под себя, тут слепому ясно. Слепому, но не Эртимо Чивиону. Целый год при каждом удобном случае он поднимал идею о сотрудничестве с богатым и искусным в ремеслах соседом, в итоге король прислушался. Что ж, нужны связи — нужен и посол, и тут уж иные кандидатуры, кроме графа Агира, церковью и не обсуждались. Король с радостью поддержал предложение священнослужителей, от всей души, впрочем, полагая, что графа ждет несомненный успех в дипломатии. Поэтому уже целых два года сэр Эртимо находился при дворе царя страны Кин, и на данный момент не только оставался в живых, но и, по слухам, имел успехи на своем нелегком поприще. Успехи, впрочем, пока что были скромными, а опасности — отнюдь не выдуманными. Страна Кин пребывала во власти древних традиций, и нравы там еще более консервативны, чем в Белоиве. Что не так скажешь, чуть поспешишь — и ты в царской немилости. А те, кто в немилости, там долго не живут. Повезло графу, в общем. Отъезд графа пришелся почти на то же самое время, как его сыну, виконту Агира, исполнилось девятнадцать. Формально в отсутствие графа всем заправляла его жена, графиня Лиабет. Но она никогда по-настоящему не вникала в дела мужа, ограничиваясь семейным очагом. Поэтому фактически эти заботы легли на плечи едва повзрослевшего виконта. Конечно, не все было для него в новинку, ведь отец и раньше часто и подолгу отсутствовал, поэтому уже с шестнадцатилетнего возраста Танна Чивиону время от времени приходилось контролировать работу троих управляющих. Один из них занимался лесными угодьями, к чему относились не только охота и распределение участков леса под вырубку, но и недавно поставленная лесопилка. В ведении второго управляющего было земледелие и скотоводство, самый важный, по сути, вид деятельности в графстве, ведь пополнение запасов на зиму напрямую зависело от собранного урожая. И третий управляющий, руководивший добычей торфа на обширных месторождениях, обнаруженных вдоль самой границы графства пять лет назад. Собственно, до сих пор молодой господин помогал отцу в контроле за состоянием лесов, а так же более ли менее прилично разбирался в земледельческих работах, применяемых в графстве. Добыча торфа же являлась для юного виконта тайной за семью замками; а вследствие того, что сэр Эртимо Чивион отбыл в страну Кин почти сразу после назначения, ставшего неожиданностью как для его семьи, так и для него самого, обучаться всему, связанному с этим, парню пришлось самому. Нет, конечно, управляющий всегда был под рукой и охотно объяснял молодому господину интересующие того моменты. Но ведь для того, чтобы контролировать кого-то, надо знать еще больше, поэтому Танна Чивион потерял покой и сон, пытаясь поспеть везде и сразу. Ему пришлось быстро повзрослеть, и теперь он появлялся в родовом замке еще реже, чем отец до отъезда. То охотники выбили слишком много волков, и непомерно расплодившиеся косули начали вредить полям; то соседнее графство затеяло переговоры насчет поставок торфа — в общем, дел невпроворот, и скучать Танна (или Тану, как называли его близкие друзья) на долгое время стало некогда. Два года пролетели незаметно, юноша узнал много нового. Постепенно появлялся опыт, дела стали занимать меньше времени, и Тан вспомнил о мечте своего детства, навеянной рассказами отца о давних приключениях деда, Йегриса Чивиона. Тогда, будучи одиннадцатилетним мальчиком, Танна зажегся желанием когда-нибудь потом, когда он вырастет, станет самостоятельным и сможет делать все, что захочет (именно так многие дети и понимают взрослую жизнь), отправиться в горы на поиски демонов, что, возможно, до сих пор обитают там, в подземных пещерах. Рассказав ту историю, отец снова надолго уехал, а маленькому Танна до безумия хотелось обсудить с кем-то услышанное, помечтать не в одиночку, а в компании друзей. Но отец сказал молчать, и Танна понимал, что отцу грозили бы серьезные неприятности, проговорись он кому бы то ни было. Поэтому какое-то время маленький виконт сторонился любой компании, предпочитая в одиночестве придумывать себе новые и новые приключения, которые будут, обязательно будут, надо только дождаться... А потом мальчик стал подростком, появились новые переживания, он снова стал больше времени проводить в компании молодежи, выросшей бок о бок с ним. Потом, как снег на голову, свалился отъезд отца, и Танна забыл и думать о чем-то, кроме свалившихся на него обязанностей. В общем, здравствуй, взрослая жизнь. Почему-то она оказалась совсем не такой, как он представлял себе в детстве. И вот теперь, когда ему исполнился двадцать один год, виконт снова стал вспоминать о своей тайной страсти: демонах. Думал он об этом и прямо сейчас, проезжая на коне по проселочной дороге между далеко простирающимися ржаными полями. Урожай вот-вот начнут убирать, но пока еще было время насладиться видом золотых волн, поднимаемых гулявшим по полям летним ветерком. Еще вчера Танна послал гонца в замок, он всегда так делал, чтобы мать успела подготовить все к его приезду. Графиня Лиабет была хорошей хозяйкой и не любила, когда приезд сына заставал ее врасплох, не давая времени сделать все по высшему разряду. Сейчас, он знал, служанки снуют туда-сюда, на кухню невозможно зайти из-за переплетения вкуснейших ароматов всевозможных блюд; им готовят комнаты, чистое белье, горячие ванны. Им — это Тану и его подчиненным, помощникам, а также, по совместительству, лучшим друзьям. Они сопровождали его во все поездки, давали надежные советы, поддерживали во всем. Друзья Тана не имели дворянства, но это было и неважно. Справа от него скакал Понго, сын зажиточного крестьянина, владевшего полями, стадами коров, а также скотобойней. Было время, когда из-за сильного неурожая много крестьян покинули графство Агира. Но отец Понго остался, пережил голодную зиму, а потом, с позволения графа, развернул хозяйство на брошенной земле, показав себя отличным работником и дельцом. Сэр Эртимо посчитал полезным для виконта общение с семьей столь прозорливого и работящего человека, и не прогадал. Понго с малых лет помогал отцу во всем, на его глазах маленький крестьянский двор превратился в богатую усадьбу, так что он не понаслышке знал, чего можно добиться своим трудом, отбросив лень и отговорки. Не отставал от них Рисли, сын егеря, хорошего друга графа. Рисли также пошел в отца, и обладал такими прекрасными качествами, как интерес к природе, ответственность, отличные внимание и наблюдательность. Смелый, хладнокровный, он мог работать в любую погоду; частые разъезды были привычны ему с детства, а браконьеры ненавидели его имя, так как они с отцом славно погоняли их несколько лет назад. И вот уже два года, как эти юноши служили Танна правой и левой рукой, всегда сопровождали его, и лучших друзей парень себе и не мыслил. Также их сопровождала охрана из четырех человек, это уже графиня настояла. Муж далеко, и неизвестно, когда вернется; сын уже взрослый, но для матери — все равно мальчик, как не бояться за него. Тан не был сильно против охраны, он с нежностью воспринимал заботу матери. Правда, сейчас виконт не думал ни о друзьях, ни об охране, ни о делах. В голове крутился предстоящий вечерний разговор с графиней, а за ним должна была последовать беседа с еще одним человеком, но какой она будет — зависит от решения матери. Итак, вот он, родной замок. Радостная встреча, улыбки, и — о! — горячая ванна и отдых. А потом — ужин. В этот раз графиня с сыном ужинали в саду. Им накрыли стол в ажурной беседке, благо, погода позволяла. Вечер был тих и прекрасен; начинало смеркаться и на столе горели длинные белые свечи в высоком канделябре. Никакой суеты, прислуга делала все чинно, степенно. Таким же неспешным и мирным было общение. Из поездки виконт не привез плохих новостей; напротив, было чему порадоваться. Погода стояла самая подходящая для урожая; в стадах отличный приплод, будет что предложить соседям на большой осенней ярмарке. А главное — голода не будет, и зиму переживет больше народа, больше детей. Вырастут дети — будут работники в крестьянских семьях, и так по кругу. Из плохих известий – всего два небольших лесных пожара, затушенных прежде, чем мог быть нанесен более ли менее значимый урон. Пришло время десерта. Беседа приостановилась, графине Лиабет просто хотелось насладиться этим моментом спокойного, тихого счастья; просто смотреть на красивый розовый закат и не думать о том, что принесет с собой завтрашний день. Она посмотрела на сына, и не могла не отметить задумчивость, охватившую его. Графиня помолчала еще немного, потом тихонько позвала: — Танна! Виконт обернулся, мать улыбнулась ему: — О чем ты задумался? — Да так. Думаю о том, что делать дальше. — Совсем забегался мой мальчик. Уже начинается сбор урожая, потом погонят скот на ярмарку. Я бы так хотела, чтоб ты хоть на неделю забыл о делах и отдохнул в замке. — Мама, я и собирался, если честно. Только не в замке. — О.. и какие же у тебя планы, позволь узнать? — Мама, я хотел бы съездить к Акжурским горам. Это, конечно, займет не неделю, а побольше, но, думаю, ничего за это время не случится.. Танна прервался, увидев удивление на лице матери. — Горы? И это ты называешь отдыхом? Небось, вспомнил слова твоего отца о нескольких серебряных самородках, найденных там? Ну и сколько их было, два или три? Ведь отец сам руководил поисками, пять лет назад это было, да. Но ничего значимого больше не обнаружили. Думаешь, ты найдешь больше? — Ну, глинистых пластов там хватает, почему бы не быть и серебру? — Да перестань! Искали же, но не нашли. Ты правда готов тратить на это время? Тан молча разглядывал скатерть. Аргументы у него кончились. Графиня Лиабет выпрямилась в кресле, сложила руки перед собой и спросила: — Танна Чивион, что ты там забыл? — Да нет, это просто.. — Я не знаю своего сына? А по-моему, все как раз непросто. Скажи, если я поняла тебя неправильно. — Мама, ну почему ты так относишься? Ты же слышала эту историю; я знаю, папа рассказывал тебе все после вашей свадьбы. Я понимаю, другие, но ты! Это семейное предание, а ты — тоже Чивион... — Замолчи! — Вот, так всегда, когда я пытался с тобой... — Я сказала тебе, замолчи! Здесь люди! Глаза графини горели, побелевшие пальцы судорожно смяли салфетку. Она подозвала прислугу, велела оставить все как есть и идти отдыхать. Когда они остались одни, графиня встала, вышла из беседки. Виконт сидел, не решаясь подойти к матери. Та вскоре вернулась, села в свое кресло и сказала: — Я так и знала, что эти бредни не пройдут для тебя даром. Твой отец прекрасный человек, добрый, умный, сильный духом. Но ему точно не следовало забивать тебе голову этими сказками. — Мама, я верю.. — Тебя так плохо учили манерам? Перебивать родителя — допустимо для тебя? Танна молчал. Знал, что так будет, но он должен был попытаться. Больше он не произнес ни слова, зато графиня говорила долго. Наконец она смогла выплеснуть весь страх и ненависть к этой давней истории, которая по сей день продолжает угрожать ее мирному семейному счастью. Пусть сын не смеет больше упоминать об этом, пусть забудет само название гор Акжур. Если кто когда-нибудь туда и поедет, то это точно не будет он, пускай не мечтает. Хватит этого позорного многолетнего надзора церкви за их семьей, больше не произойдет ничего, что связывало бы их с теми событиями. Этот разговор вымотал виконта, как-будто не было ни отдыха, ни ужина; словно он только что слез с коня после многочасовой скачки. Нога за ногу Тан тащился по винтовой лестнице в свою комнату на последнем этаже замковой башни со стрельчатыми окнами. В ушах все еще звенели слова матери, сказанные негромко, но так, словно каждое высекли в граните. Вот и дверь. Танна вошел, скинул камзол, тяжело опустился на кровать. Невысокая фигура, стоящая возле окна, повернулась к юноше. — Все прошло так, как я и говорил? Tанна вздохнул: – Ага. Теперь надежда и впрямь только на вас. Eсли, конечно, все, что вы говорили мне до этого, правда. – Да ты почти отчаялся, мой мальчик, раз я слышу такие горькие слова. – Извините, – махнул рукой Тан. – Вы не заслужили, святой отец. Просто предполагать – это одно, а услышать собственными ушами – другое. Со мной и так постоянно охрана была, а теперь я сам своей болтовней сделал так, что они с меня глаз не спустят. Монах Мерак (а это был он) отошел от окна и присел рядом с виконтом. – Я уже стар, и потерял счет годам, в течение которых нахожусь здесь, в этом графстве, в этом замке. Подле тебя. Четырнадцать, пятнадцать, а может больше – сам не помню. Знаешь, в этом была их ошибка. Конечно, я всегда был на хорошем счету; отличный, ревностный проповедник, лучший учитель. Благочестивый и суровый, ни разу не давший повода усомниться в себе, не задержавший ни одного отчета, ни разу не солгавший ни на одном дознании. Даже после того, как ты рассказал мне все. Думаешь, это было легко: не выдать тебя, говоря жрецам только правду? Танна молчал, опустив глаза. Усталость не оправдывала резких слов, которых старый монах совсем не заслуживал. Тан честно держался, никому не рассказывая об их семейной легенде, пока однажды не выложил все как есть человеку, которого в последнюю очередь следовало подпускать к подобным тайнам – монаху Мераку, церковному надзирателю. – Так вот, – продолжал монах, – я слишком много времени провел здесь, перезнакомился со всеми. Жрецам следовало бы менять надзирателей. Из года в год я привык переживать вместе с вами будет ли урожай, все ли переживут холодную зиму, принесут ли пользу новые начинания твоего отца, или же это все воздушные замки, пустые мечты. А мое глупое сердце привязалось к маленькому виконту, окруженному сверстниками и родительской любовью, но почему-то такому одинокому и замкнутому. И когда я выяснил, почему, у меня волосы дыбом встали, но разве я тебя выдал? Танна сел рядом со священнослужителем и обнял того за плечи. – Нет, вы ни словом, ни делом не выдали меня. И я знаю, что смогу рассчитывать на вас и впредь. – Рассчитывать-то ты можешь, я не отступлюсь. Но, мальчик мой, это действительно очень опасно. как я взгляну в глаза твоей матери, если там с тобой что-то случится? – С дедом же ничего не случилось. Гораздо большая опасность грозила ему со стороны церкви, а вовсе не от демона. – Так легкомысленно, так беспечно! А сели там окажется ДРУГОЙ демон? – Да уже столько лет прошло, что, скорее всего, никакого не окажется. Чего ему там высиживать в одиночестве? Святой отец, я должен попасть туда, чтобы хотя бы увидеть своими глазами грот; просто знать, что та история не выдумка. Это не дает мне покоя столько лет, и я хотел бы покончить со всеми сомнениями, вот и все. После этого я, клянусь вам, забуду обо всем, и не стану больше подвергать опасности ни себя, ни других. – Клянется он... мальчишка. И я не лучше, оба порки заслуживаем, – усмехнулся Мерак. – Ладно, слушай. В ближайшую неделю графиня тебя никуда не отпустит – злиться будет, а потом снова дела закружат, и думать забудешь о своих фантазиях. Так что, если что-то делать, то сейчас. Сегодня. Я даю тебе две недели. В течение этого времени я не покажу вида, что знаю, куда ты пропал. Хотя, графиня, конечно же, сама догадается. Поэтому медлить я тебе не советую. Как только выйдешь из подземного хода, справа от тебя будет лес, а слева – дом на опушке. Там сможешь купить лошадь, и тогда два дня тебе на то, чтобы достичь гор. О ходе никто не знает; погоню отправят, но они поедут кружным путем, твоя же дорога будет намного короче. Графине придется таиться от меня, а уж я постараюсь не отставать от нее с расспросами, что да как. В общем, погоню она вышлет не сразу. К тому же, за столько лет твоя мать уже не помнит точно, что рассказывал отец о пути по пещерам; ты же помнишь каждое слово, так что время на поиски у тебя есть. Но если вестей от тебя не будет, я сам возглавлю розыск, пусть даже поставлю себя под удар. Так что постарайся уложиться в срок, не мучай нас понапрасну. Виконт широко улыбнулся и поцеловал монаха в морщинистую щеку, как внук поцеловал бы старенького деда. – Все будет хорошо, отец Мерак. *** „Все будет хорошо,” повторил про себя Танна, задрав голову, глядя на высокие, мрачные горы, черными зубьями вгрызающиеся в ночное небо, усеянное мириадами звезд. Позади была сумасшедшая двухдневная скачка, юноша совсем измотался, почти ничего не ел и спал урывками. Но он не думал об усталости. Хоть Мерак и обещал ему фору, виконту все время мерещилась погоня. Он столько лет мечтал об этом дне, что сейчас сам не верил тому, что с ним происходит. Прохладный ночной ветер овевал разгоряченное лицо, покрытый потом лоб, играл темными волосами. Танна запустил руку в карман и нащупал там дедов „светлый” камень. Прямо перед ним зиял вход в переплетение подземных пещер. Виконт Агира покрепче перехватил длинную толстую палку, приспособленную за место посоха; поправил небольшой наплечный мешок с флягой, наполненной водой, и с провизией; поплотнее закутался в длинный черный плащ и ступил во мрак каменных сводов. „Светлый” камень освещал тесный коридор всего на пять шагов вперед, но хоть было видно, куда ногу ставить. Кроме камня, в кармане Танна лежала примерная карта переходов, составленная им самим со слов отца. Впрочем, на карту парень полагался не сильно, вроде помнил, что вот первый поворот должен быть направо, потом налево... Но за столько лет могли случиться обвалы; старые ходы могло засыпать, и открыть новые. А вот кто б сказал, считать эту узкую трещину в стене проходом, или нет? В пещере сквозило, постоянно слышались какие-то шорохи, постукивание. Причем явно не только от его шагов. Тан не знал, сколько времени он шел, в отличие от деда, виконт часов с собой не носил. Ноги устали и начали болеть, и когда бледный зеленый свет обозначил невысокий порог, тянущийся вдоль стены, юноша сел, не сдерживая усталого стона. Перед кем тут храбриться, он же совсем один, где найдется второй такой же идиот, чтоб полезть сюда? Он достал из мешка флягу, отхлебнул воды; потом смочил ладонь и обтер пылающее лицо. Закрыл глаза и откинул голову, прислонившись затылком к сырой, пыльной стене. Посидеть бы так хоть несколько минут, перевести дух... И тут вдалеке послышался гром, словно началась гроза. Гроза под землей? Нет, что похуже. Тан застыл, прислушиваясь. Снова громыхнуло, но звук был далеко, парень не мог определить, в какой стороне гремит. И тут земля задрожала. Раз, другой – словно конвульсии сотрясали чье-то огромное тело. Танна встал и замер, пытаясь все-таки определить, откуда слышится грохот. Вроде гремит сзади, откуда он только что пришел. О, а сейчас грохнуло уже ближе. Выставив вперед руку с волшебным камнем, Танна пошел вперед, стараясь идти так быстро, как только позволяли темнота и неровный, заваленный камнями пол. Снова послышался гром; да, это сзади, но уже так близко! Можно было расслышать стук от падения отдельных камней, больших камней. Если он не поторопится, над ним тоже обрушится потолок, и тогда ищи, отец Мерак, сколько пожелаешь – горы с места не сдвинешь. Танна побежал. Он не знал, куда бежит, лишь бы подальше от обвала. Коридор резко закончился – нет, крутой поворот вправо. Виконт не сумел притормозить, оцарапал плечо и рассек щеку о камень. Плевать, главное, не останавливаться. Грохот позади не прекращался, но вроде перестал приближаться. Тан перешел на быстрый шаг, как-то инстинктивно стараясь идти тише, словно горы могли услышать его и пуститься вдогонку. Вроде затихло, но теперь юноша понятия не имел, где находится. Он не считал, сколько раз свернул и в какую сторону. Покоя не давал странный звук, похожий на слабое журчание, но пол был сухим, воды видно не было. И тут, внезапно, грохнуло совсем рядом. Словно молния в дерево ударила. Тан увидел, как стена слева разошлась трещиной, и в эту трещину сверху посыпались куски породы. Он прижался спиной к противоположной стене, продолжая маленькими шажками продвигаться вперед, но земля задрожала, и кусок стены острым клином двинулся прямо на него. Танна закричал, инстинктивно закрылся руками и зажмурил глаза. Его ударило, но не размазало о камень. Каким-то чудом стена за его спиной проломилась, глаза ослепило золотым светом, и парень, потеряв опору, полетел вниз. Снова удар, быстро откатился от падающих сверху камней. Золотое марево в глазах, все нечетко. Высокая, размытая фигура приблизилась к нему, словно прохладная ладонь коснулась его лба, и Танна потерял сознание.