Обрывками чувств

Слепой нарочито медленно проходит в дверь четвертой. Не глядя ни на кого, он садится прямо на пол. Его лицо выпачкано отсыревшей штукатуркой, которую тот снова отколупывал от стен и поедал. То, что это - плохой знак, знали все жители четвертой. За исключением Курильщика, разумеется. Табаки в оранжевой чалме и зеленом халате выглядел даже нелепее обычного. Он как-то нервно раскуривал свою излюбленную трубку. Колечки дыма испускали зловонный запах, от которого у обитателей комнаты кружилась голова. - Черт знает что! - крикнул он. - Что за нелепая манера общаться?! То, что ты задаешь глупые вопросы еще не значит, что ты получишь на них ответ. На самом деле это значит, что ты всего лишь не умеешь слушать. Лопни мои уши! Бедный Курильщик лишь глубже вжался в коляску и, кажется, даже чуть зажмурился. Табаки лишь глубоко вздохнул. Заметив Слепого, он слегка нахмурился. Затем зачем-то кивнул Сфинксу, перебиравшего пальцами шахматные фигуры на доске, и утащил Курильщика со словами: - Ладно, дорогуша, так уж и быть, сегодня сама удача благоволит тебе. Ступай за мной, я стану твоим проводником. Когда Шакал и Курильщик покинули комнату под невнятные протесты последнего, Сфинкс оторвался от шахмат и спустился вниз с кровати Горбача. Слепой был не из тех людей, что предпочитали делиться своими переживаниями с друзьями. Но сейчас ему нужно было высказаться. Он зол. Читалось это с первого взгляда. - Ральф. Слепой говорит всего одно слово, но Сфинкс уже понимает, чем закончился разговор и незаметно поджимает губы. Он аккуратно ведет рукавом водолазки по губам Слепого, пытаясь стереть пятна штукатурки. Хотя и сам он терпеть не может эти жесты. Клешни никогда не заменят ему рук. А руки ему были необходимы. Нет, Сфинкс привык к своим старым и затертым протезам. Привык к тому, что его движения выглядят скованными и зажатыми из-за этого. И Слепой не говорит ему "Я могу и сам." Когда Сфинкс заканчивает и обратно откидывается на стену, Слепой продолжает: - Он сказал, что я могу идти. А потом начал расспрашивать о Волке. Сфинкс никак не реагирует, продолжая сидеть на месте. Но Слепцу слишком хорошо известны повадки друга. Он знает, каким становится его дыхание, когда он злится - глубоким и ровным, знает, что если проведет рукой по лицу Сфинкса - увидит на нем молчаливую холодную ярость. - Что-нибудь еще? Слепой медлит с ответом. Он выуживает из-под своего свитера бутылку с каким-то пойлом подозрительного цвета. И запаха. Запаха гнилых яблок и спелых фиников. Такие были у Табаки. До того, как он засушил их и сделал одно из своих безумных ожерелий. - Это Стервятника, - ответил на невысказанный вопрос длинноволосый. - Он сказал, Лорд был отличным игроком. Потом Бледный откупоривает крышку и отпивает прямо из горла. Он смотрит невидящими глазами вперед себя. На его лице привычное выражение усталости и измождения. Слепой аккуратно проносит Сфинксу бутылку ко рту, проведя холодным горлышком по губам. Попадает он не сразу. Но Сфинкс даже не думает вмешаться. Это их общая привычка. И Сфинкс не говорит ему "Я могу и сам." Сфинкс морщится и отстраняется от бутылки. - Редкостное дерьмо, по-моему. Слепой как-то лающе и хрипло смеется. Сфинкс не удерживается и также тихо смеется в ответ. Наверное, это что-то нервное. Они полулежат, облокотившись о пыльную стену. - Так что? Слепой мгновенно напрягается. Опускает голову куда-то в колени и нахмуривается. Сфинкс чувствует себя так, будто просил Слепого раздеться перед ним. Хотя, для того это было бы явно проще, чем раскрыть свою душу. -Ральф остался недоволен моим ответом. И Сфинкс понял что большего он не добьется. Он потянулся к бутылке и снова отпил. - А насчет Лорда? Слепой усмехнулся. - Он сделал вид, что не заметил меня. Друг принял задумчивый вид и неожиданно улыбнулся. - Думаю, это хороший знак. - Думаешь? - Да. Это особая привычка Ральфа. Он умеет слушать, этим всегда он нравился мне. Еще умеет молчать. И делать собственные выводы. Еще предполагаю, что Табаки будет в ярости. Ты же знаешь его. Хранитель нашего очага. Взбаломашная, но любящая мамочка-наседка. Они снова молчат. Дом будто давит на них своими стенами. В четвертой стоит непривычная тишина. - Надо было послать тебя. Слепой сегодня слишком разговорчив. Не похож на себя. Хотя, здесь нечему удивляться. Слепой всегда по натуре был человеком удивительным. Свои положительные эмоции - положительные эмоции? - и хорошие новости он предпочитал переживать в одиночестве. Свое плохое настроение он обычно заедал штукатуркой и нахождением в сыром подвале, где он прятал свои ножи. Его личный изолятор. - Не думаю, что я его убедил. А ты бы мог. Сфинкс глубоко вздыхает и говорит: - Нет. Проще ему было бы говорить с тобой. Говорит: - Ты - дитя Дома. Говорит: - Ты - голос того, кого он уважает и боится. Слепой наспех облизывает сухие губы. - Сфинкс, не неси чепухи. Это даже не Лунная дорога. Сфинкс тянется к бутылке, которую зажал в своих цепких пальцах Слепой. Его клешни прикасаются к этим вечно холодным рукам. Бледная рука скользнула вниз по стеклянному горлышку, пошевелила своими глазами-пальцами и, поразмыслив, перехватила чужие пальцы. Они полулежат, облокотившись о пыльную стену. С намертво сцепленными пальцами вокруг узкого горлышка бутылки. Слепой знает, что Сфинкс не чувствует, насколько сильно сжаты их пальцы. Но давление, тянущее их вниз, почувствует и безрукий. Первым не выдерживает Сфинкс, резко дернув бутылку на себя. Она опрокинулась, позволив остаткам жидкости выплеснуться наружу, пачкая и без того грязный пол. Слепой издает еле слышный смешок. Сфинкс откидывает чертову бутыль в соседний угол комнаты и двигается на ее место. Он упирается своими лопатками в костлявое плечо Слепого, который достает из кармана пачку сигарет. Сфинкс закрывает глаза, поддавшись успокаивающему наплыву настроения. Слепой чиркает зажигалкой и закуривает. Через пару минут Сфинкс понимает, что рядом с ним уже не тот Слепой, что был рядом ближайшие пятнадцать минут. Сейчас настоящий на изнанке. В Лесу. Его вожак обладал свойством уходить в Лес, находясь в полном сознании. И мог он делать это в любое время и при любых обстоятельствах. Дом живой и тоже умеет любить. Его любовь не похожа ни на что. И Слепой принимал эту любовь как себя. Она была его частью. Его внутренностями. Его сердцем. Сам Слепой не умел любить. Его любовь умерла вместе с Лосем. С его Богом. Богов ведь не ревнуют, да? А любят ли? К Сфинксу он испытывал нечто вроде привязанности. Это вызывало в нем лишь легкое раздражение потому, что он знал: за все и всегда придется платить. Ничто не вечно. Ничто, кроме Леса. - Надо бы проведать Курильщика. Боюсь, Табаки снова уболтает его своими проповедями. Сфинкс говорит откуда-то издалека. Он снова бодр. Слепой знает это по его дыханию. Дыхание спящего Сфинкса - другое. Слепой тушит недокуренную сигарету об лужицу подаренного напитка и швыряет ее подальше - к бутылке. Он отрешенно кивает и закрывает глаза, погружаясь в легкую дрему. Сквозь сон Бледный слышит тихие шаги - настолько тихо в четвертой ходят лишь два человека. Он и Македонский. Рыжеволосый проходит по полу тряпкой по тому месту, где они со Сфинксом пролили варево Большой Птицы и быстрым движением рук забирает пустую бутылку, пряча руки в полах свитера. Жизнь в Доме бьет ключом.