Пропущенный эпизод

Зимним утром Шерлок получает пустой конверт без подписи. Он красный, судя по всему, дорогой и, конечно, совсем не лондонский. На нем всего лишь одна почтовая марка со старомодным поездом. Джон бы сказал, что это Хогвартс-экспресс, но Шерлок Холмс избавляется от ненужных знаний в своей голове. Доктор уехал с Сарой на рождественские каникулы, и Шерлок ходит по пустой квартире, то и дело врезаясь в коробки с упакованными вещами. Ему дико скучно, адски скучно, никакой работы, словно все местные криминалы тоже празднуют Рождество. Подумаешь, праздник! Поэтому чудное послание для Шерлока — просто сладкий петушок на палочке для румяного пухляша. Он хватает пальто и мчится на вокзал, без стеснения обнюхивая конверт и к своему самодовольству узнавая аромат парфюма. * — Привет, милый, — ждет его на вокзале старичок в ярко-синей шапке. У него добрые глаза в сетке морщин и трехдневная щетина. Шерлок в хватательном жесте выставляет руку, и, чуть улыбнувшись, старичок протягивает ему самолетик из синей бумаги. Холмс, не задумываясь, сует дедуле пару фунтов и несется во всю к фонтану в лондонском аэропорту «Латон». Там он долго вглядывается в прохожих, но к нему никто не подходит, и Шерлок уже начинает думать, что его разыграли. Конечно, ни мысли, что он ошибся: аэропорт — это же очевидно. Шерлок садится на скамейку, поднимая взгляд на солнце, слишком яркое и абсолютно не греющее. После бега ему жарко, и он чуть разматывает шарф, делая рваные вдохи. Рядом детки поют рождественскую песню, их звонкие голоса взлетают в небо наперекор снежинкам, трогая сердца проходящих мимо взрослых. Шерлок раздраженно теребит брючину на коленях, стараясь не вслушиваться, стараясь не дышать и, не дай бог, не моргать под эту музыку. Но у него плохо получается, потому что мелодия проникает в самые дальние воспоминания и вызывает легкую дрожь под тонким свитером. Холмс уже начинает думать, что это и есть коварный план его врага: заманить Шерлока в эпицентр праздника и попробовать разжалобить дурацким саундтреком к фильму «Один дома». * Шерлок лишь на миг прикрывает глаза, когда слышит, что кто-то подсаживается рядом. У парня цветной шарф, закрывающий пол-лица. Он облокачивается на спинку скамейки и прячет покрасневшие руки в рукава кожаной куртки. — Не можешь бросить курить? — фамильярно замечает Холмс, радуясь случаю выместить раздражение. — Не могу перестать преследовать тебя. Парень выпрямляет плечи, приспускает шарф и поворачивается, упираясь взглядом карих глаз в глаза Шерлока, который еще не успевает спрятать за суровой маской смесь восторга и любопытства. — Невероятно. Ты уменьшил свой рост на несколько дюймов. И походка была не такая гейская, — о нет, Шерлок не стесняется и не старается сдержать улыбку-ухмылку, которая продолжает захватывать в плен его слегка замерзшие губы. — О, Шерли, ты настолько сентиментален, что знаешь мой рост? — идеальной формы бровь чуть приподнимается, а глаза цепкие и такие темные. — Рост, размер… обуви и все, что только нужно знать о моем личном враге, — почти гордо говорит Шерлок. Его ноздри раздуваются, продолжая вдыхать тот самый аромат, который, Шерлок теперь не сомневался, был на конверте. — Я не твой личный, Шерли, я ничей, — Джим Мориарти чуть придвигается, едким голосом проникая в подкорку. — О нет, ты мой, ты будешь моим, — Шерлок, который до этого был таким ленивым и неповоротливым любителем понежиться под зимним солнцем, становится хищником, который рывком хватает руки Джима в свои, отмечая какие они уже ледяные. Джим в свою очередь бьет его ногой по коленке и отпрыгивает в сторону, ожидая щелчка наручников. Шерлок охает и хватается за колено. На черной брючине красуется белое пятно тающего снега вперемешку с камушками. — Идиот, — говорит Шерлок и качает головой, как будто Джиму шесть и он разбил любимую вазу бабушки. Хотя, этот же упрек он может адресовать и себе, решившему вдруг, что вправе погреть руки своему альтер-эго и ему за это ничего не будет. Джим тихо ругается сквозь зубы, а потом Шерлок выворачивает карманы. У него нет оружия, наручников, электрошокера и прочей ерунды детективно-сыскного дела. Зато есть кое-что другое, что веселит Джима неимоверно. — Шоколадная конфета? Серьезно? — Джим улыбается и снова садится рядом, разворачивая фантик. — Эй, отдай сюда. — Ну уж нет, это мне за моральный ущерб, — конфета демонстративно помещается за щеку консультирующего преступника в отпуске. — Если ты подумал, что я собираюсь поймать тебя сейчас, вот именно сегодня, то ты не прав. — Выдавил наконец Шерлок. — Поймать? О нет, я боялся слегка другого, — он многозначительно посмотрел на Холмса и про себя улыбнулся произведенному эффекту. Шерлок чуть прикрывает глаза, позволяя не совсем приличным картинкам проскочить под закрытыми веками. Резкий сиплый кашель рядом заставляет Шерлока вздрогнуть и сбросить с себя легкую дрему. Мориарти хрипит и хватается за горло. Его глаза широко раскрыты, в них неприкрытый ужас. Шерлок чувствует, как внутри расползается противный холод, словно кто-то выпустил фреон. — Шер… что ты мне дал? Не отрываясь от бледнеющего Джима, Шерлок как в замедленной съемке видит свои нервные пальцы, тянущиеся к пульсирующей точке. Холмс замирает, прокручивая в голове траекторию перемещений своего пальто и самих конфет в нем. Его угостила миссис Хадсон, одну конфету он отдал Майкрофту, вторую какой-то девочке на улице, которая играла на скрипке, а эту хотел съесть сам. Шерлок с ненавистью отдергивает руку от шеи мерзавца, который вдруг начинает трястись от едва сдерживаемого смеха, и выдыхает совсем близко: — Не смешно. Джим выпрямляется и разочарованно надувает губки. — Видел бы ты свое лицо, mon chéri. — Мерзавец. Ты так натурально побледнел, — Шерлок снова не может сдержать улыбку, пропуская мимо ушей фамильярность, которая всегда его раздражала. — Тебе еще многому предстоит научиться, — говорит Джим, смотря перед собой на большую елку по центру аэропорта. — И кто же меня будет учить. И зачем, — отвечает Шерлок, тоже смотря на рождественское дерево и пытаясь увидеть там что-то особенное. Но только его особенное сидит рядом и мерзнет, слишком влюбленное в стиль, чтобы выбирать вещи по температурным показателям. — Сигарету? — говорит Джим. — Ко мне? — наконец, говорит Шерлок. И это не вопрос, хочет добавить он. Но Джим уже загорелся, зажегся как те огоньки на елке. Его дыхание вырывается облачками пара, а снежинки цепляются за ресницы. — Твоя вредная привычка тебя погубит, — говорит он тихо, быстрым движением потирая шею ниже затылка и проводя к уху. Шерлок невольно повторяет его жест, смаргивая снежинки, которые тают и делает его глаза какими-то слишком мокрыми, слишком человечными. * Они удаляются по аллее все дальше, скрываемые сильным снегопадом, а у Джима для Шерлока подарок, и Шерлок этого не знает, и Джим чувствует легкое предвкушение и волнение, идя рядом с этим невозможным человеком, который нет-нет и умудряется взять его ледяные руки в свои широкие карманы. А там Джим нащупывает фантики от шоколадных конфет и облизывает губы, вспоминая миндальный ликер, да еще и озвучивает приятные мысли вслух, а Шерлок от такой наглости совсем слетает с катушек – его конфета была нагло съедена! – и валит преступника в ближайший сугроб, показывая, что просто так ему не отделаться. * Шерлок распихивает коробки с вещами ногой, проводя Джима в свои хоромы. Подушечке с британским флагом скоро находится применение, Джим садится на нее с какой-то особой радостью, укутываясь в Шерлоков плед. Мокрая одежда висит на каминной решетке, напоминая о чьем-то не слишком удачном приземлении в снег с последующим в нем закапыванием. Они еще долго сидят перед камином, отогреваясь и попивая горячий глинтвейн. Джим стучит зубами и тянет руки к огню, то и дело забываясь, где камин, а где Шерлок. Шерлок дышит полной грудью, как давно не дышал в квартире, которую не спасало даже проветривание. Химические опыты в кухне, редкая уборка, особенно с тех пор, как Джон уехал — это стало кошмаром. На нем домашний вязаный свитер и теплые носки с оленями. Джим смотрит на них и вдруг вспоминает о Майкрофте — чудесном брате Холмса, он бы и сам хотел себе такого братца, в Британском правительстве или на ферме по разведению пингвинов — без разницы. Заботливого и старшего. — Шерли, хватит меня нюхать, — смеется Джим. И отчего-то его хочется называть только Шерли, потому что он весь такой мягкий и пушистый, несмотря на то, что волосы намокли и не кучерявятся под тяжестью воды. — А кого мне нюхать? — серьезно отвечает Шерлок, катая под ногой опустевшую бутылку белого. — У меня для тебя подарок, — вдруг вспоминает Джим, ему так лениво-лениво вставать, но кажется, вот-вот и подходящий момент пропадет — Шерлок снова захлопнется и будет сыпать логикой. — Я не заметил у тебя елки, так что вручу так. Он сгребает одеяло, как королевна подол, и бредет в сторону вешалки к своей верхней одежде. Его худые бледные ноги шаг за шагом рисуют в голове Шерлока просто невообразимые желания. — Вот, — он возвращается с маленькой коробочкой, похожей на портсигар. Джим не замечает взгляда Шерлока, а когда замечает — уже поздно. Его странный и до боли молчаливый враг с потемневшими глазами вжимается в него всем телом, хватаясь за узкие плечи, и одеяло сползает низко-низко, а подарок балансирует на его складках. — Давай начнем с моего подарка, — бархатным голосом выдыхает Шерлок ему в ключицу, и Джим чувствует, как в его бедро сквозь ткань брюк упирается та часть Шерлока, с которой он еще не был знаком. И Джим, кидаясь в улыбку с головой, отвечает: — Боялся, что ты никогда не предложишь. * Их первые поцелуи медленные и дразнящие. Вкус вина и шоколада с ликером на губах Джима совсем не такой, как у Шерлока, смешиваясь со вздохами и тихим шипением, этот вкус бьет по рецепторам Шерлока, заставляя его пробовать Джима все настойчивей. А еще он потрясающе пахнет. Руки Джима медленно проводят по разгоряченному телу Шерлока под свитером, который приятно колется. Джиму хочется прижать его к себе и уткнуться носом в теплую шерсть, но еще больше ему хочется, чтобы ремень Шерлока наконец поддался его настойчивым пальцам. Шерлоку проще. На Джиме только полуупавшее одеяло и брюки. Его тонкий свитер и рубашка были признаны непригодными после снежной ванны. Шерлоку сложнее. У Джима нелогичная реакция на его прикосновения, он весь будто размягчается, тает горячим шоколадом. Отблески камина в его глазах придают его облику что-то демоническое. Наконец, брюки Шерлока поддаются и, отброшенные глухим пинком, отлетают подальше. Они все еще стоят, тесно и близко, но ноги уже начинают подкашиваться от нарастающих волн возбуждения. Вино спутало мысли, вино вырвало из глубин желания, которые сублимировались все это время во вражду, - понял Шерлок, толкая Джима на одну из сложенных горкой коробок. Самая верхняя падает, и книги разлетаются под их ногами, некоторые открываются, обнажая свои истории, но Шерлоку больше нет до них дела. Он наступает на «Теорию вероятности», поглаживая ладонями округлые косточки на бедрах Джима. Джим спотыкается на «Алисе в стране чудес», и когда Шерлок ловит его, они медленно опускаются на пол. Подминая под себя одеяло, подминая под себя Джима, Шерлок старается заглушить шум в ушах каждый раз, когда Джим проводит руками по его волосам, путая и перебирая пряди. Шерлок не помнил, когда его в последний раз кто-то гладил, кажется это было еще в детстве, и он капризничал, говорил, что ему не нравится. Он не знает, о чем думает Джим, он не может прочитать по его лицу, потому что ему уже болезненно хочется слышать его хриплый срывающийся голос на скачущих интонациях, потому что в темных глазах Джима отражается он сам, взъерошенный и не желающий останавливаться. — Ты мой, — тихо говорит Шерлок Джиму и, оглаживая руками его бедра, заставляет раскрыться. — Только на эту ночь, — твердо говорит Джим и улыбается своей невозможной улыбкой. Если бы Шерлок поднял глаза, он бы понял, что все с точностью наоборот. Лицо Джима светится победой. * Джим и не думал, что обхватывая Шерлока ногами и вцепившись зубами в его плечо, он сорвет этим печать Пандоры. Шерлок не берет, он отдает, и это становится для Джима настоящим откровением. Книги под спиной жесткими скалами царапают позвоночник, но Джиму даже нравятся эти маленькие сигналы, которые все еще связывают его с реальным миром. Под его руками изгиб спины Шерлока, которая движется каждый раз, когда он входит в него. У Джима екает где-то в районе горла, но он не может кричать, он пьян и расслаблен, и вряд ли от одного только вина и жара камина. Под его руками шея Шерлока, его плечи, уши, которые всегда прикрыты волосами, влажный вспотевший лоб, широкие брови, полузакрытые глаза, такие безумные, голубые с красными огоньками — тающий лед. Когда Джим тянется к своему члену, боясь прервать зрительный контакт, — который кажется еще одним уровнем, другим полем боя, — Шерлок перехватывает его руку и накрывает своей. — Контроль во всем, да, детка? — тихо выдавливает Джим, чтобы быть не услышанным. А потом Шерлок что-то задевает внутри, и волна возбуждения накрыват его с головой, сминая мир до неотчетливых картинок. Самая четкая из них — губы Шерлока, которые Джим теперь никогда не забудет. * — Да, — говорит Шерлок чуть позже, когда они лежат на диване, и Джим все старается скинуть с себя ужасно длинные ноги. Джим сладко зевает и утыкается носом ему в шею. — Ты так и не посмотрел мой подарок, — не сильно обиженно говорит он. — Я посмотрю, когда ты уйдешь. — Серьезно отвечает Шерлок. И Джим где-то в глубине души знает, что однажды ему придется уйти. Но сейчас рождественский вечер, и где-то в каминной трубе прячется Санта, боясь быть застуканным при таком открытом акте вуайеризма. Джим наконец скидывает с себя шерлоковы ноги и засыпает. Холмс тянется к брюкам Джима, достает пачку сигарет, зажигалку и закуривает. Определенно, его вредная привычка его погубит... когда проснется и обнаружит пепел на своем пиджаке.