Омут

      При первом же взгляде на него меня бросило в жар. Сердцебиение всякий раз учащалось, стоило только нам увидеться. Уши горели и становились до непозволительного пунцовыми, а губы непроизвольно растягивались в смущенной улыбке. Он был первым, кто заставлял вечно хмурую и чересчур серьезную, на первый взгляд, девушку столь часто и столь искренне улыбаться. Я не могла долго сопротивляться и, несмотря на смущение и свои принципы, вскоре начала отвечать на признания в любви - поначалу слова звучали робко и тихо, но с каждым разом мой голос всё крепчал. Черные глаза, заглядывавшие прямо в душу, смотрели с бескрайней нежностью и, словно глубокое озеро... словно омут, заставляли просто тонуть, утягивали на дно.       Но темную воду его глаз, в которой я уже почти утонула, вдруг сковало льдом. Внезапно ударили морозы.       Холод, нестерпимый холод обжег моё сердце, когда я услышала, что всё закончилось. Сердце на мгновение покрылось тонкой корочкой льда, которая, однако, не выдержала и тут же начала трескаться, маленькими осколками опадая вниз, во всепоглощающую пустоту. Но и эта пустота была не в силах поглотить юное сердце, даже израненное предательством.       Вскоре пришло неожиданное и недолгое потепление. Морозы оказались эдакой "проверкой на устойчивость", которая наверняка показала меня со стороны отчаянно влюбленной и крайне уязвимой девочкой.       "Я пошутил! Как же ты могла поверить в то, что это игра? Ведь я так люблю тебя!" - ласковые слова высушивали горячие слёзы, тонкими дорожками пересекавшие раскрасневшиеся щеки. Но сердце, увы, отогреться так и не смогло, оставшись едва теплым. Я уже не могла относиться по-прежнему к человеку, который позволял себе шутить подобным образом. И, как оказалось, отступили холода лишь на время.       Она появилась едва ли не внезапнее него. Такая же, как и я... возможная утопленница. Однако, в отличие от меня, она могла с легкостью выплыть из омута. Вытащившая меня с глубины серебристая рыбка уже более года выслушивала признания в любви, но никогда им не верила, что и позволяло ей свободно играть и плавать там, куда не доходили уже лучи солнечного света.       Сказать, что ему не понравилось наше знакомство - всё равно что ничего не сказать. Всякое общение с мной свелось на нет, и он бросил все силы на продолжение попыток заманить мою спасительницу туда, откуда она уже не выберется. А моё сердце начало согреваться, впустив в себя эту удивительную девочку, крайне быстро ставшую моим другом. Я чувствовала, что мои ноги превращаются в рыбий хвост, что на шее появляются жабры, а сердце словно покрывается вместо льда слоем непробиваемой брони.       Мне было дано достаточно времени на восстановление, прежде чем она выбралась из этого бездонного озера. Как русалочка, обменявшая хвост на человеческие ножки, босиком помчалась моя спасительница навстречу рассвету, наслаждаясь окончательной свободой. Ей, как и мне, оставалось лишь надеяться, что я успешно справлюсь со своей ролью. Ролью странной хмурой, но мягкосердечной и наивной девочки, которая может простить несмотря на серьезность причиненных травм. Это было просто необходимо для успешного завершения спектакля.       Скрыв досаду и желание поиграть за маской раскаяния и нежности, он божился и клялся в верности, умолял дать ему один-единственный шанс. Скрыв презрение и какую-то нехорошую жалость за маской понимания и прощения, я слушала эти клятвы. Я ответила, что шанс получен, но он будет последним. Оставив вместо себя лишь эту маску, я вынырнула из омута и с наслаждением вздохнула полной грудью. Он ничего не заподозрит. Теперь меня не остановить ни боли в ногах, ни воспоминаниям о произошедшем. Почувствовав, что снова превратилась из русалки в человека, я побежала вперед, по следам своей спасительницы.       Солнце уже скрылось за горизонтом, но мне понадобится лишь несколько секунд, чтобы нагнать её.