Абсолютное подчинение

Джим всегда сверху. Он сверху в любом смысле - буквальном и фигуральном. Абсолютное доминирование всегда и везде – вот его стиль. В хрупком, невысоком теле на самом деле заключена несоразмерная сила. Мориарти не хуже других смог бы расправиться с недоброжелателями, но он слишком не любит марать руки. В один прекрасный день это может стоить ему жизни. О его чистоплюйстве и привередливости Себастьян может говорить часами, но не это главное. Дело в том, что, как бы он ни ненавидел то, что ему приходится делать ради Мориарти, он еще ни разу ему не отказал. Моран, словно послушный домашний зверь, исполняет качественно и точно в срок все поручения и капризы, иногда лишь для приличия показывая свой дикий нрав. Мориарти словно надел на него невидимую цепочку и вертел снайпером, как хотел. И это было странно. До встречи с Джеймсом Себастьян не замечал за собой тяги к покорности и тем более к унижению. Однако сейчас приходилось признать, что он получал особое, извращенное удовольствие, становясь на колени и преклоняя голову перед Наполеоном преступного мира. В тот день ранним утром Себастьян, как обычно, молчаливо возвышался за спиной Мориарти, который переходил от стадии "вы настолько тупы, что не поймете моей иронии" к стадии "я буду в открытую над вами насмехаться, а вы будете считать это комплиментом". Себастьян не вмешивался, наблюдая за этим цирком со стороны. Его растолкали, подняли с теплой кровати после длительной ночной погони и поставили сюда по двум причинам: королевской заднице в костюме от John Galliano нужна охрана и, что более важно, необходимо было придать весомости первым минутам встречи. Почему только первым? Потому что маленький брюнет в дизайнерском костюме выглядел крайне, до неприличия солидным, но ничуть не опасным. Однако стоило ему раскрыть рот или чуть дольше задержать взгляд на собеседнике, по всему телу начинали маршировать мурашки, и хотелось забиться в самый темный и дальний угол... Так умел только Джеймс, и для Себастьяна до сих пор оставалось загадкой, как он это делал. Клиент напротив активно жестикулировал, задыхался, краснел, а Мориарти лишь слегка улыбался уголками губ, сложив руки на подлокотниках кресла и всем своим видом воплощая Власть. На очередной визгливый вопль клиента он вновь снисходительно улыбнулся так, как улыбаются детям, утверждающим, что зубная фея забрала их зуб и оставила пару монет. Однако в исполнении преступника-консультанта она значила, что, скорее всего, свой следующий День появления на свет (довольно сомнительный праздник) неудачник встретит по ту сторону гробовой доски. Мориарти встает и поправляет идеально сидящий пиджак, намекая, что их встреча окончена. — Себби, проводи мистера Шоу к двери, — устало тянет он, даже не удостоив снайпера взглядом. Моран подходит к потеющему хряку в костюме, ожидая пока он соизволит оторвать свою задницу со стула. Взбешенный, раскрасневшийся клиент совершенно не замечает, что происходит вокруг и не видит, как Мориарти подходит к своему телохранителю со спины, кончиками пальцев проникает под пиджак, оглаживает поясницу, облаченную в тончайший хлопок, спускается ниже и кладет ладонь на упругую половинку ягодицы. Лицо Себастьяна по-прежнему хранит невозмутимое выражение. Пальцы "любимого" босса - не то, что в данный момент беспокоит его больше всего. Моран провожает клиента к двери, а Джим взглядом провожает своего снайпера, уделяя особое внимание пятой точке. «Послушался или решил проигнорировать?», - гадает брюнет, предвкушающе улыбаясь. Дверь в кабинете снова хлопнула, заставив Мориарти поднять глаза на вошедшего. Себастьян. Никто кроме него не смеет входить без стука. Полковник присаживается на диван, не сводя внимательного взгляда со своего работодателя. Джим намеренно игнорирует его, консультируя какого-то парагвайского наркодилера. Выждав определенное время, четко отмерянное методом проб и ошибок, Мориарти поднимается с кресла и направляется к Себастьяну. Моран знает, что должен встать, но не делает этого, стараясь как можно незаметнее ерзать на кожаном диване. «Любишь, чтобы тебе приказывали, полковник», - мысленно усмехается Мориарти, и широкая, не предвещающая ничего хорошего улыбка расцветает на его лице. Джим подходит вплотную к своему снайперу и смотрит на него сверху вниз, в поисках только ему известных признаков того, что правила игры приняты. Моран тоже смотрит ему в глаза, бросая немой вызов. Условия, как обычно, просты: кто первый отведет взгляд, тот и проиграл. Морану еще ни разу не удалось обыграть Джеймса, но каждый раз он уверен, что сегодня победит. Джим не перестает заговорчески улыбаться и уже практически нависает над Себастьяном, который только в таком положении может быть ниже его. Это заводит. Глубокое, но учащенное дыхание Себастьяна наполняет комнату. Во рту слегка пересыхает, но он не перестает играть в гляделки. Вроде бы детская игра, а на кону совсем не детская ставка. Уголок губ Джима приподнимается и он делает то, что давно мечтал сделать – расстегивает верхнюю удушающую пуговицу рубашки Себастьяна, ослабляет узел галстука, проводит двумя пальцами по его шее, едва касаясь, и поднимает лицо Себастьяна за край подбородка, заставляя смотреть только на себя. Мориарти не держит его, лишь направляет, но Себастьян не пытается сопротивляться или упрямиться, зная, что его ждет в таком случае. Джим почти нежен, когда проводит подушечками пальцев по щекам, скулам, иногда задевая мочку ушей. Но этого не достаточно, чтобы Себ проиграл. — Ты помнишь вчерашний вечер? — свистящим шепотом спрашивает Мориарти, и щеки Себастьяна заливаются краской. Он не выдерживает и отводит взгляд, в который раз признавая поражение. Но Джиму этого мало, — Так ты помнишь или решил проигнорировать? — в этот раз он жестко вздергивает Себастьяна за подбородок, заставляя снова смотреть в глаза. Не услышав ответа, он хватает Себастьяна за галстук и тянет на себя, поднимая снайпера на ноги. Себ не успел опомниться, как оказался придавленным к рабочему столу преступного консультанта, вжимаясь лицом в какие-то бумаги. Джиму не терпится узнать то, в чем не хочет признаваться Себастьян, но он не собирается торопить момент. Убедившись, что снайпер слегка присмирел и теперь точно не вырвется, злодей-консультант положил руку на копчик своего тигра. Затем, не особо нежничая, он вытащил рубашку из брюк и, расстегнув несколько мешающих пуговиц, задрал ее до лопаток вместе с пиджаком, обнажая рельефную спину. Себ попытался встать, но Джим резко прижал его обратно, надавив между лопаток, снова вжимая его лицо в важные документы. Мориарти быстро расправился с ремнем, намеренно задевая твердеющий бугорок Морана, и спустил брюки, обнажая аппетитную, упругую задницу, скрытую лишь тонкой тканью боксеров. Джим не смог удержаться и стал поглаживать мягкую кожу над резинкой. — Надеюсь, что твоя задница успела соскучиться без меня, — говорит Джим, пробегая кончиками пальцев по ложбинке ягодиц, обтянутых тонким хлопком, — Ты же не стал меня огорчать и сделал то, что я просил? — он надавливает на ткань и чувствует твердый пластик под ним. — О, да! Неужто решил быть хорошим мальчиком и послушать папочку? Щеки Морана заалели. — Заткнись, Джим, пожалуйста, перестань, — шипит Моран, чувствуя, как фаллоимитатор чуть толкается вперед. — Не получается у нас с тобой по-хорошему.... — печально заключает Джим и сильнее нажимает на пластиковое основание, усиливая давление на простату. — Сколько раз мне повторять, — ласково шепчет он, — хоть ты и мой компаньон, — чуть громче, — но перечить ты мне не смеешь, — от властного тона по всему телу идут мурашки, а Джим сильнее вжимает Себастьяна в стол. — Пора бы уже запомнить. Мориарти сдирает с Себастьяна черные боксеры и облизывается, наблюдая неописуемое великолепие. Узкие, порозовевшие мышцы плотно обхватывают внушительный черный фаллоимитатор, а бедра Себастьяна дрожат от неприятно накатывающего возбуждения. — Как жаль, что ты не можешь видеть то, что вижу я, — Мориарти шумно сглатывает и обводит чувствительные края ануса. Моран дергается, тихо стонет, ощущая холеные пальцы Джима. Он не может сопротивляться. Снайпер с самого утра ходит с искусственным, черт бы его побрал, членом в заднице. Естественно, ему уже плевать на все, и он, в который раз, готов унижаться и пресмыкаться, только бы почувствовать член Мориарти внутри себя. Джим аккуратно двигает дилдо, дразнит Морана. Ему нравится полное подчинение Себастьяна, нравится его непокорность, своенравность, но в тоже время покладистость и послушность, которую он проявляет только с ним. Для остальных он грозный военный, правая рука Короля и второй по опасности человек в Лондоне. Но Король может делать с ним все, что захочет. Джим шлепает Морана по внутренней стороне бедра, намекая, что ножки лучше расставить пошире. Себастьян измученно выдыхает, но все равно слушается Мориарти, расставляя ноги так, чтобы гению было удобнее. Никто из них никогда не акцентировал внимание на таком досадном факте, что Джим существенно ниже Себастьяна. Может быть, именно поэтому Мориарти особенно нравилось ощущать под собой сильное, поджарое, покорное тело бывшего военного. Это был его личный фетиш, с которым он не мог справиться, а потому наслаждался, реализуя все фантазии, которые только приходили в извращенный разум. — Мой сладкий хочет получить свое удовольствие? — Джим обожал слушать признания, постыдные для полковника в отставке, и не мог отказать себе в маленьком удовольствии. Себастьян коротко кивнул и снова вздрогнул, прикусывая губу, ощутив, как Джим снова теребит фаллоимитатор, — Тогда раздвинь свою аппетитную задницу - мне неудобно, — сказал Джим и, слегка отодвигаясь, положил ладони на тазобедренные косточки, поглаживая их большими пальцами. Моран не смеет ослушаться. Он заводит руки назад, обхватывает половинки ягодиц и разводит их в стороны, сгорая от стыда. На секунду ему кажется, что краска со щек каким-то образом отпечатается на документах, но безумная мысль быстро исчезает, когда Мориарти, налюбовавшись блядской раскрытостью снайпера, вынимает из него фаллоимитатор и отбрасывает куда-то в сторону. Растянутая дырочка не сжимается в плотное кольцо, как это часто было раньше, поэтому сегодня ему не понадобится растягивать неприлично узкую задницу снайпера. Мориарти долго не возится: лишь расстегивает ремень и ширинку, доставая отвердевшее достоинство. Увидев, как края сфинктера поблескивают от влаги, он понимает, что Себастьян позаботился о себе и использовал немного смазки, утром вводя в себя внушительную игрушку. Непристойна картинка проносится перед глазами и дарит новый спазм в паху. Джим толкается головкой в проход и на мгновение замирает. Мориарти медленно проникает в жадное, дрожащее тело, смакуя каждый сантиметр жаркой, узкой глубины. Себастьяну мало. Он рычит, сглатывая стоны, впивается ногтями в свои ягодицы, кусает нижнюю губу, боясь начать умолять Мориарти ускориться, перестать его мучить и взять так, как нужно, как нравится им обоим. Но Джим никогда не был излишне поспешным — он брал, что хотел и сколько хотел, до тех пор, пока хотел. Закрыть глаза, почувствовать момент обладания в полной степени: тяжелое дыхание Себастьяна, тугие, содрогающиеся мышцы, терпкий запах желания, недовольное шипение, шуршание одежды нетерпеливого снайпера, который требует продолжения. И Джим не может отказать. Он подхватывает его под бедра, слегка отодвигается и насаживает постанывающее тело Себастьяна на свой ствол. Влажные, пошлые шлепки тела о тело заглушали все мысли. Джим сам почти не двигается, предпочитая толкать бедра Морана на себя. Себастьян недовольно жмурится — он проезжался лицом по столу при каждом толчке, не имея возможности приподняться. При каждой неудачной попытке со стола слетают целые папки документов, но никому до этого не было дела. Не имело значения, что его грубо брали прямо на рабочем столе, он все равно получал невыразимое удовольствие, переполнявшее его. Казалось, что невозможно испытывать такую привязанность к человеку, невозможно получать наслаждение от каждого жеста, неправильно сжимать зубы, пока головка члена проходит по простате и неприемлемо для бывшего военного испытывать блаженство, находясь в пассивной роли, но так оно и есть. Моран кусает губы, чтобы не стонать, но это выходит ему боком. Каждый проглоченный стон многократно увеличивает силу спазмов в паху, заставляет выгибаться и извиваться под Джимом, желая большего. — Джим... мнх... Джим, — тихо скулит он. Не переставая яростно вколачиваться в податливое тело, слегка сбивающимся голосом Мориарти спрашивает: — Помнишь правила? — он ненадолго останавливается, чтобы добраться до чувствительного ушка, наваливаясь на лежащее под ним тело. — Хорошие тигры должны просить… Мориарти перестает двигаться, ожидая пока Себастьян сможет сказать хоть что-то. В такие моменты предательский голос пропадал и Моран мог только сипло шептать. — С-сильнее… — шепчет он, разворачивая голову к плечу, пытаясь поймать губы преступного гения. Джим хищно ухмыляется, впиваясь в Себастьяна. Он кусает его губы, властно проникает языком, полностью захватывая сознание Морана, который слегка скулит, когда ловкий язык проходится по небу. Наконец, Джим отстраняется от сладких губ, понимая, что одним поцелуем Себастьяна не заставишь стонать. Полковник вообще молчаливый мальчик, но, при желании, Мориарти легко это исправлял: он, грубо схватив Себастьяна за плечо, стал сильнее насаживать его на себя и одновременно свободной рукой гладить спину снайпера, зная, что она у него сплошная эрогенная зона. В конце концов, Моран сам попросил… Почувствовав, как Мориарти начал царапать его спину ногтями, оставляя красные полосы, Себастьян кончил, даже не притронувшись к себе. Он запрокинул голову, раскрывая рот в сдавленном крике удовольствия, чувствуя, как густая сперма выплескивается из него толчками. Джим, дождавшись пока мышцы Себастьяна перестанут сжиматься и пульсировать, вышел из своего подчиненного, так и не получив разрядки — хотя тело Себастьян понемногу привыкало к новому виду удовольствия, но все еще оставалась возможность причинить небольшие повреждения. Этого допускать не следовало — вечером хороший снайпер ему еще понадобится. Моран обмяк и полностью потерял контроль над телом - послеоргазменная расслабленность дает о себе знать. Но даже если бы он захотел, то не смог бы ослушаться Мориарти: — Себастьян, а что мы говорили о таких случаях? — ласково спрашивает Джим, тут же отвечая на заданный вопрос. — Слизывай. И Моран нехотя сполз на пол, встал на колени и послушно провел языком по поверхности стола из красного дерева, который он так неосторожно забрызгал. Сначала его подташнивало только от одной мысли о вкусе собственной спермы на языке, но если не задумываться и иметь такого же хорошего учителя, как Мориарти, то можно вытерпеть несколько движений языка. Это просто сперма, на еще одной безликой поверхности. Почему ему должно быть дело до того, что он стоит на коленях и слизывает ее? Джим не может оторваться от вида Морана, но эгоистичные желания превыше всего: он хочет получить свое удовольствие, поэтому скомандовал: «Оближи», — выразительно показав на причинное место и опираясь копчиком на край стола. Моран на коленях подползает к нему и медленно, почти лениво облизывает Мориарти, особое внимание уделяя головке и уздечке. Джиму не нравится неторопливый ритм, который выбрал Себастьян, поэтому он снова делает все так, как хочет: хватает Себастьяна за белокурые волосы и насаживает на себя, проникая как можно глубже. Моран старается расслабить горло, но это особо не нужно. Джим, проникнув на полную длину, кончает в Себастьяна, жарко выдыхая тихий стон. Горькая сперма практически не попадает на вкусовые рецепторы, но Моран, тем не менее, ощущает неприятное терпкое послевкусие. Джиму достаточно застегнуть ширинку и провести рукой по волосам, чтобы вернуть прежний лоск, а вот Себастьян изрядно потрепан и замаскировать следы страсти будет очень трудно. Моран восхищается способностью Мориарти всегда выглядеть великолепно, прекрасно понимая, что еще чуть-чуть и он начнет поклоняться кареглазому божеству. Джим гладит Себастьяна по блестящим от смазки губам и опускается на колени. Сейчас они в одинаковом положении, хотя Джим все равно чуть ниже. Он приникает к губам снайпера, неспеша углубляя поцелуй. Моран не выдерживает: он хватает своего босса, опрокидывает на пол и мертвой хваткой впивается в его губы, сминая, кусая и оттягивая нижнюю губу. Себастьян сверху и Джим иногда позволяет ему это. Только сейчас он позволяет полковнику доминировать, и, наверное, в этом и проявляется его любовь, потому что никто другой даже не посмел бы подумать об этом. А что уж говорить про "сделать" и "остаться в живых". — Я так и знал, что ты выберешь этот. Кто там говорил, что военные имеют весь мир? — Джим не может отказать себе в удовольствии еще раз лицезреть розовеющие щеки полковника, нависающего над ним.