Безымянный

Совсем недавно мое представление о мире начало меняться. Я не был готов к этому, но и против тоже ничего не имел. Я могу принять реальность такой, какая она есть, и больше не вмешиваться в жизнь простых смертных. Зачем? Наверное, мне просто становится скучно. Мое развлечение, наблюдение за тем, как искажаются лица людей от страха и от боли, больше не веселит. Точнее веселит, но не так как раньше. Это стало обыденностью. Я не понимаю, почему меня так привлекает одна единственная личность, которая должна быть дома уже как два часа назад. Не хочу признавать того факта, что мне нечем себя занять, но это так. Нет никакого желания выходить из комнаты мальчишки. Я слышал, как он зашел в дом. Довольно в хорошем расположении духа он забежал в комнату, даже ответил мне веселым и приподнятым голосом. Что-то не так. — А, так мы с Андреем гуляли, — весело произнес мальчишка, и я понял, откуда этот ужасный запах, что сопровождал моего человека. Я видел этого мерзкого человекоподобного, к которому невозможно испытывать ничего, кроме отвращения. Чем он так привлекателен для людей? Чем он привлекателен для Вани? Не могу понять. Он хочет, чтобы я ответил, почему он мне не нравится. Смертные быстро перенимают привычки друг друга, если Ваня изменится, то, возможно, я не смогу относится к нему, как к единственной душе, которую нужно оберегать и защищать от всего. Он не понимает этого, глупый мальчишка. Его ответы начинают раздражать меня, но Ваня, по-видимому, не осознает этого. Он еще не может понять, что я никогда не ошибаюсь в своих выводах. Люди слишком предсказуемы, я могу рассказать историю каждого, не утруждая себя видом его лица. Мой человек совсем не прислушивается ко мне, в последнее время даже хочется просто посадить его на цепь, не давая шанса сделать то, что может мне не понравится. Порой я не понимаю сам себя: каждый раз, стоит человечку появиться рядом со мной, у меня возникает потребность обнять его, прикоснуться, почувствовать тепло его тела, его души. Но в то же время моя демоническая сущность хочет заявить на него права, заклеймить, причинить боль и показать всю мощь моей власти над ним. Выбирая мягкость, на периферии сознания я осознаю, что вскоре мне придется найти решение, которое вряд ли обрадует моего человека. Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но очередная фраза, адресованная мне, вывела из привычного равнодушия. Я схватил мальчишку за волосы, и его испуганные, наполнившиеся обидой глаза устремились на меня. Так близко. Вот опять. Любая отрицательная эмоция или тот же страх моментально перекрывают всю положительную энергетику парня, оставляя меня ни с чем. Всматриваясь в красивые, наполненные любовью ко всему живому глаза, я понимал, что скорее вернусь в ад, нежели позволю кому-то причинить боль моему человеку. — Ты сам меня позовешь, — сказал я ему перед тем, как оставить его в одиночестве. Как он себя поведет? Что для него значит мое присутствие? И значит ли оно для Вани хоть что-нибудь. Если бы раньше мне кто-нибудь бы сказал, что я буду интересоваться мнением человека, я бы сразу отправил несчастного к праотцам. Сейчас же меня даже не цепляет тот факт, что я общаюсь с человеком на равных. Я не могу быть полностью уверен в собственных словах, но этот омерзительный человек ошивается возле Вани все время, проведенное вне дома, это раздражает. Я не могу принять тот факт, что примитивный организм вызывает больший интерес, нежели существо, стоящее на несколько ступеней выше. Где здравый смысл? Андрей избежал гибели из-за своих мерзких привычек, его запах после того неудачного раза преследовал меня несколько недель, я до сих пор его не выношу. С этим человеком будет покончено, как только собьется аромат мальчишки, малейшую примесь которого я учую везде. Я не хочу вмешиваться в чью-то личную жизнь, в данном случае, для меня не будет никакой выгоды. Сейчас проблема состоит в ожидании. Смогу ли я не попадаться мальчишке на глаза? Я сам поставил это условие, и я не буду менять его. Незачем. Ваня позовет меня, я уверен в этом.

***

Новый день встретил меня совершенно не как ожидалось. Мальчишка был весел все утро, а надоедливая собака бегала за ним хвостом, поглядывая в мою сторону. Какое догадливое и шумное существо. Но как только Ваня вышел, закрыв дверь за собой, мой взгляд устремился на объект текущего раздражения, который тут же поджал хвост, как только заметил меня, и уполз в соседнюю комнату. Всего через несколько часов мальчишка вернется. Он не сможет меня игнорировать вечно. Почему главным сосредоточением моего внимания является именно он? Я перестал быть сдержанным. Я перестал довольствоваться повседневной рутиной... Как же раздражает. Я уловил движение в прихожей немного раньше, чем ожидалось. Резкий запах, который так мне неприятен, стал еще сильнее. Это невыносимо. Он снова был с ним. Я услышал не один голос, и сразу же возникло множество подозрений. Этот человек зашел в дом вместе с мальчишкой. Совсем не хотелось видеть его здесь, в моем доме. Но я не буду мешать их общению, я сам решил так вчера, хоть и не совсем в той форме, в которой хотел. На данный момент я все оставлю, как есть, ведь это обычный неприятный визит, нужно просто переждать. И наконец ткнуть мальчишку носом в то, что этот человек ему не подходит. И я это сделаю. Ваня только что оставил его одного. Он настолько ему доверяет? Только я не буду терять времени. Этому отбросу придется постараться, чтобы не выдать своих намерений. Проведя на кухне некоторое время, люди направились в комнату и больше не выходили.

Час первый.

Не хочу находиться в комнате мальчишки. Запах, похоже, останется надолго.

Час второй.

Дверь приоткрыта, минимум движений с той стороны.

Час третий.

С силой сжимаю свое запястье, когда обнаруживаю, что расходиться никто не собирается. Наблюдать за недвижимыми большую часть времени силуэтами невыносимо. Шел уже четвертый час, и я готов был сломать дверную арку: там должен был быть я. Этот мерзкий человек сидит слишком близко с моим местом. Мне неприятно видеть мальчишку счастливым с ним. Я не понимаю, почему, но я действительно не хочу наблюдать его улыбку в данный момент. Раздражает. С легкой иронией я наблюдал за тем, как Ваня пытается выпроводить Андрея. Он прекрасно понимает намеки, но посторонний человек теперь не сдержится. Его приход сюда стал спусковым крючком, и только тогда на наглядном примере я объясню Ване, что общение с конкретным индивидом бессмысленно. Я чувствую постепенное изменение ауры Андрея и нарастающее напряжение. Он берет мальчишку за руку и резко поднимает с кресла. Он хорошо держался, жаль, что не так долго. Моя рука рефлекторно дернулась, как только этот мерзкий человек стал прислоняться ближе. На лице Вани читалось удивление, но никакого страха или ужаса не наблюдалось. Он совсем не понимает ситуацию? Глупый мальчишка. Я видел падение на кровать, и такой вариант развития событий устраивает меня меньше всего. Я не рассчитывал на такую реакцию. Человечишко должно чувствовать стабильную злость и раздражение, а не желание спариться с Ваней, который уже сейчас оказался в очень невыгодном положении. Глаза его беззащитно заблестели. Мне нравится это выражение лица, но не в таких условиях. Сейчас же ситуация может ухудшиться, и я это прекрасно осознаю. Я не должен был искать выгоды во влиянии Андрея на моего человека. Но исправлять я ничего не собираюсь, посмотрим как Ваня справится без моей помощи. Только... Почему он не зовет меня? Ваня не сможет освободиться один, этот мерзкий человек не остановится на простых касаниях, я знаю, чего он хочет. Я должен его остановить, но не буду. Мое слово должно чего-то стоить. Мальчишка сам должен попросить меня. С легким волнением наблюдая за ними из своего подпространства, я видел лишь размытые движения и черно-белый фон. При этом мысль о том, что я должен помочь, отошла на второй план. Мне была интересна реакция моего человека на стресс: он поведет себя так же предсказуемо, как и остальные? Или же нет? Особого вреда ему пока не причинили, так почему бы не понаблюдать за его реакцией? — Андрей… пожалуйста… не надо… — эта фраза эхом повторилась у меня в голове. В голосе Вани слышалось отчаяние, граничащее с безысходностью. Если он не в состоянии справится самостоятельно, почему он до сих пор не позвал меня? Прищурившись, с раздражением увидел, что одежда мальчишки была сорвана, впервые мне неприятно смотреть на обнаженное тело моего человека. Мне до дрожи омерзительно смотреть, как кто-то другой касается его тела. Тела парня, который принадлежит только мне. Черно-белые цвета, смазанные движения: разглядеть что-то конкретное возможности нет, но даже сейчас я чувствую отчаяние Вани. Должно быть, эта эмоция слишком сильна. Почему он не зовет меня? Неужели я готов зайти так далеко, дабы потешить свою гордость? Ведь я все это начал — не поступил, как хотел изначально, а оставил Андрею жизнь, о чем сейчас неимоверно жалею. Из второго уровня подпространства качество обзора значительно снижено, что совсем не идет... Внезапно все прекратилось: ни единой эмоции, ни единого чувства, ничего. Я перестал ощущать своего человека. Моментальное погружение в давно уже забытые панику и страх за жизнь другого существа накрыли с головой. Мое тело само начало движение к заданной цели, и я резко одернул мерзкого человека от мальчишки перед тем, как он совершил непоправимое. На его плече остался кровавый след от моих напряженных пальцев. Глаза, полные ужаса, уставились на меня, после чего парень начал отползать назад, держась за поврежденное мной место. Теперь ты нигде не спрячешься, червяк. Вышвырнув эту серость из своего дома, я обратил все свое внимание на Ваню, на котором, казалось, не осталось ни единого живого места. Как? Как я мог пропустить это? Тело мальчика дрогнуло, когда оказалось у меня в руках, но сам он не открыл глаза, явно пребывая в глубоком шоке из-за содеянного. Мной. Я все испортил своей собственной гордостью. Я совершенно не хотел, чтобы все вышло именно так. Единственной моей целью было то, что я докажу своему человеку: Андрей — не его круг общения. Только единственное, что я доказал, это то, что вместо того, чтобы защищать и оберегать Ваню, я просто напросто позволил его забить и напугать до обморочного состояния. Еще минута промедления с моей стороны могла стоить ему сломанной психики или же того, что он просто-напросто замкнулся бы в себе и больше никогда не открыл свою душу. Особенно мне. Я ненавижу себя за это. Я осторожно прижал Ваню к себе и почувствовал, как слабо бьется его обычно стучащее как моторчик сердце. Неужели он этого заслужил? Того, что я сделал с ним? В этом мире существуют миллиарды людей, но он, пожалуй, один из тех немногих, кто не заслуживает боли. Никогда. И в том, что я вижу перед собой, в этом есть лишь моя вина — человека, которого поклялся защищать, я только что чуть не сломал собственными руками. Больше такого не повторится. Я не позволю никому касаться его, потому что только рядом с ним, впервые за долгое время, я чувствую тепло внутри себя. Тепло, которое я не чувствовал уже долгие тысячелетия.