Сказка на ночь

      В квартиру вошли две девушки. Обе смуглые, темноволосые, кареглазые… но совершенно разные.       Та, что выглядела младше, но более женственной, закрыла дверь на ключ. Вторая разулась и босиком прошла на кухню. Вернулась она уже с кружкой, в которой было налито белое вино.       В комнате младшая включила музыку. Блюз. Им обеим было тоскливо.       Та, что была постарше, но выглядела более грубо, отхлебнула вина.       Младшая, соблазнительно изогнувшись, стянула кружевную кофточку. Старшая посмотрела на идеально гладкую кожу спины со смесью зависти и желания. Младшая резко обернулась и с негодованием взглянула в вытянутые, как миндаль, глаза старшей: - Гелла, за что ты так любишь обречённых? Старшая залпом выпила вино и грустно усмехнулась: - Обречённых?!.. - А то ты сама не видишь, что Луч обречён?! Гелла, не вешай мне лапшу на уши! Она, конечно, вкусная с голодухи, но жжётся – жуть!! - Вижу, - грустно ответила Гелла, вылезая из потёртых джинсов и растянутой футболки. Всю её спину и грудь покрывала сетка мелких шрамов. - Вижу, Лилит, - повторила старшая, наливая себе ещё вина. - Так зачем, почему ты так ласкаешься к этому свободному художнику? Лучше бы пошла Костю приласкала. Он же готов тебе руки целовать. А Луч только смерть и зовёт. Почему тебя так тянет к обречённым?.. - У них души чистые и тёплые.       - У них души чистые и тёплые. Взгляд Геллы стал грустным и серьёзным, а голос приобрёл металлическую твёрдость. - Только тебя они греть не хотят, - возразила младшая. - Лилит… Лилит… Лилит… Лучше пусть я загнусь от холода, чем позволю себя греть кому-то, у кого душа грязна, если вообще присутствует.       Лилит поморщилась. Сильно. - Гелла, мы же с тобой, как две стороны одной монеты. Выбиты в одном металле… Но я тебя не понимаю. - Меня радует, что мы такие разные, - устало улыбнулась Гелла, и вокруг её длинных чёрных ресниц запрыгали искорки золотистого света. - Лилит, мы и, вправду, очень разные. Ты даришь тепло, заботу, наслаждение тем, кто любит и боготворит тебя. Тем, кто поклоняется тебе. Тем, кто достаточно красив, чтобы подчёркивать твою красоту… И, если честно, я тебе завидую.       Лилит улыбнулась. Немного грустно. И так, что в зрачках плеснулся чёрный дым. Девушка крепко обняла Геллу и поцеловала её тёмно-русые волосы, которые словно обволакивал лёгкий свет. - Ты – невероятна! Порою ты говоришь мне такие вещи, что на сердце теплее становится.       Гелла забавно фыркнула и сцеловала чёрный дым с ногтей Лилит. Та с особенным наслаждением улыбнулась и продолжила: - Мне, конечно, приятна твоя зависть…моему благополучию. Только пустое всё это.       Лилит отстранилась и оделась в ярко-жёлтую толстовку, накинула на острые плечи Геллы тёплую кофту тёмно-синей пижамы. - Пустое, - снова шепнула девушка. – Я хоть и советую что да к кому, только всё равно чувствую, что для тебя будет всё иначе.       Гелла закуталась в пушистую пижаму, принесла с кухни початую бутылку вина и тонко-нарезанный сыр. Девушки уселись на полу. Из динамиков доносились плачущие гитарные аккорды и грустный мужской голос. - Да, - тихо заговорила Гелла. – Для меня очень многое иначе…       Лилит глотнула вина и съела ломтик сыра, устало улыбнулась: - Ты не любишь, когда тобой восхищаются. Я не понимаю, но это так. Может, ты видишь в этом ложь или лицемерие, хотя это не так. Ты отвергаешь любые похвалы в свой адрес. Но сама можешь с необыкновенным восторгом воспринимать людей (особенно обречённых). Ты всегда ищешь что-то, чем можешь восхититься сама, и тянешься к этому. А когда дотягиваешься, тебе становится неинтересно, и ты ищешь что-то ещё более лучшее или удивительное. И ты даже не пытаешься это скрыть. Почему-то считаешь в таких случаях не нужным скрывать свои истинные эмоции. Иногда мне бывает даже страшно в такие моменты. Страшно от того слепящего света, что исходит от тебя.       Гелла слегка наклонила голову, принимая слова младшей девушки, и подпела одному очень старому блюзу. - А ещё, - продолжала Лилит, - я не понимаю, но я, безусловно, поражена, твоей способностью дарить тепло, прося взамен лишь естественности. Почему-то ты способна согревать и при этом не принадлежать, и не требовать принадлежности себе… Жаль, что все эти обречённые, что тебе нравятся, совершенно не видят твоего света. - Нет, это хорошо, что они его не видят тот свет, что радугой или кометой мелькает в их жизни. - Почему? Ведь иначе они смогли бы насладиться ярким светом и по-настоящему согреться в их тусклом и прохладном мире. И, может быть, перестали бы быть обречёнными…       Гелла ухмыльнулась и хлебнула вина прямо из бутылки. - Почему?.. – протянула девушка. – Потому, что иначе мне пришлось бы выбирать, кого спасать, а я на это не способна. Моя свобода не может принять такую ответственность. Потому, что у меня нет такой силы, чтобы оспаривать обречённых у… тех самых сил… Потому, что умей я спорить с теми самыми, никогда не появились бы те картины Луча, от которых у людей перехватывает дыхание… Не было бы очень многого… например, этих великолепных блюзов. - Я стараюсь понять твоё восхищение всем этим. И твоё смирение. Но для меня это жутко сложно. Тебе же хочется, чтобы и тебя погрели? - Хочется. Но я готова довольствоваться тем, что бываю в их жизни мимолётной кометой и могу прикоснуться к их чистоте.       Лилит удивлённо приподняла тонкие брови: - Неужели тебе никогда не хотелось потягаться с теми самыми силами?       Гелла улыбнулась: - Конечно, хотелось, ведь я более тщеславна и горделива, чем ты. Только для этого надо уметь играть, изображать, притворяться… - А свет не о чём из этого даже думать не умеет. Он просто хорош сам по себе. - Зато это уникально великолепно получается у теней. Моё восхищение, тобой Лилит! - И моя любовь к тебе, Гелла…       Девушки допили вино и, не выключая музыку, легли спать.