Незначительная деталь

Ория наконец дорисовал пентаграмму, отбросил мел и рассеянно вытер руки. У него еще было время подумать, целых три минуты, пока песок собирался горкой на дне часов. Подумать, действительно ли он хотел спуститься за Мураки в ад, плюнув на свои обязанности, на долг перед семьей и даже на любимые азалии. Песок в часах был похож на могильный холмик, который непременно появится, красивый и золотистый, если Ория ошибется сегодня вечером. Но себя не обманешь, не стоило и пытаться. Он потратил слишком много времени и сил, чтобы оказаться в этом погребе, полном разного хлама. Потому он просто ждал, чувствуя, как сердце замедляет бег перед яростным скачком и как гулкая пустота в голове понемногу заполняется смутными образами. Пентаграмма нехотя ворочалась на полу, будто подмигивая неопытному магу, и если бы могла, то, наверное, разразилась бы бурными аплодисментами в адрес человеческой глупости. Глаз по центру напоминал искусственный глаз Мураки, и Ория, как загипнотизированный, смотрел на него не в силах оторваться. — Будешь ли ты плакать по мне, Ория? Мураки, верно, рехнулся, если думал, что Ория согласится примерить на себя роль наблюдателя, роняющего слезу на труп по окончании спектакля. Впрочем, Мураки случалось недооценивать людей. Сейчас, когда он так близко подобрался к заветной цели, все чаще, и это была, пожалуй, его единственная слабость. Мибу Ория начал видеть призраков в двадцать. Достаточно солидный возраст, чтобы при виде полупрозрачной девушки с перерезанным горлом не осесть мешком на землю. С волос и одежды ручьями лилась невесомая вода, не способная намочить ни единой травинки у нее под ногами. Призрак шарил руками по одежде, будто пытался что-то найти, и кривил лицо в плаксивой гримасе. Ория повернулся и ушел в дом. В тот же вечер он хотел поделиться открытием с другом, но в решающий момент отступил, ибо посчитал, что прерывать вдохновенную речь Мураки о преимуществах новых методов гетеротопической трансплантации фразой «нам надо поговорить» будет пошло. Мибу Ория проснулся эмпатом в двадцать семь. В этом возрасте его уже мало что могло удивить — ему доводилось видеть, как лучший друг вскрывал чью-то грудную клетку без использования скальпеля или другого режущего предмета. Эмпатия его поначалу оказалась слабой и особых неудобств не доставляла. Тени чужих эмоций, которые он ощущал, часто казались нелепыми собственными фантазиями и порой даже его развлекали. Иногда они бывали полезны: не давали забыть о необходимости совершенствовать самоконтроль. Но понемногу способности усиливались, и Ория даже во сне начал слышать истеричные вопли душ. Рядом с Мураки становилось легче, его плотная эгоистичная аура гасила все отголоски чужих эмоций. Ория смотрел на Мураки и ощущал прикосновение прохладных вод озера. Иногда вода нагревалась на солнце и отдавала частицу тепла летнего дня, но чаще озеро оставалось холодным и немного пугающим — омут, что с него взять. Чем больше времени они проводили на одном футоне, тем больше Ории удавалось забрать из мутной воды тепла — и тем меньше его тревожили эмоции окружающих. Мураки имел полное право назначать цену за каждый грамм своей духовной силы, но он опять остался в неведении касательно перемен в жизни друга — Ория с годами стал скрытен. Так они и жили, два близких человека, каждый со своей коллекцией тайн. Коллекция Мураки была значительнее, но Ория великодушно ничего не замечал. Пока однажды не оценил все безумие планов Мураки, увидев их своими глазами, так сказать, во плоти. Материализованные мысли Мураки выглядели неприглядно. Орию они более чем тревожили. Парящая в синем прозрачном воздухе голова — без тела, но с трубками, поддерживающими подобие жизни — смотрелась в саду совершенно неуместно. Ория косился на сидящего рядом Мураки и удивлялся, как можно грезить о подобной чепухе в чудесный осенний вечер. Еще более неуместными оказались большие ярко-фиолетовые глаза, которые однажды появились в спальне Ории, когда Мураки заснул рядом. Глаза, чуть прикрытые длинными ресницами, таинственно поблескивали в углу, Ория, как ни старался, никак не мог поймать их взгляд. Чему он в конечном итоге обрадовался, поскольку был уверен, что если бы ему это удалось, то он разглядел бы в них адское пламя. Глаза и голова. Они приходили по очереди, сменяли друг друга, как день и ночь, пока наконец у утомленного однообразием видений Ории не возникло желание избавить Мураки от его навязчивых идей. Он чувствовал, что на этот раз дело не обойдется трупами незнакомых девушек. — Ты будешь скучать по мне? — шептал ему на ухо Мураки, убирая пряди волос с лица. Ория не слышал. В его мире Мураки спрашивал: — Ты остановишь меня? И его нельзя было разочаровывать. Остановить — значило, по мнению Ории, уничтожить голову и ничто иное. Это был великолепный в своей простоте план, который имел лишь один недостаток — Ория не знал, откуда следовало начинать поиски. Методы, которые он привык использовать для решения повседневных проблем с бизнесом, здесь не годились. Ория вспомнил про призраков, трезво оценил свои силы, вздохнул и начал прочесывать библиотеки. Больше всего ему понравилась библиотека Мураки. Первых же двух визитов хватило, чтобы в полной мере оценить ее богатство. Оккультизм, оммёдо, астрология — Мураки интересовало всё. Ория же не мог открыто интересоваться всем. Лихорадочно перелистывая страницы и поминутно оглядываясь, он зацепился взглядом за магическую технику, обозначенную как формула перемещения. Просто название, магический рисунок и непонятный набор слов под ними. Обострившаяся интуиция подсказывала, что сомнительную находку стоило приберечь и использовать, когда придет время. Дома, сидя на веранде и пуская в небо кольца дыма, Ория размышлял. Если в момент опасности сюда переместится Мураки, то он наверняка останется жив, что неплохо. Если же к Мураки переместится сам Ория, то его кулак наконец сведет близкое знакомство с челюстью друга, и это поможет выбить из него дурь хотя бы на полчаса. Как раз хватит для уничтожения опостылевшей головы. Почему-то вопрос, как Ория сможет вычислить этот самый нужный момент, так и не возник. Проводив шинигами, рыскавших в поисках Мураки, Ория подхватил все необходимое для ритуала и спустился в погреб. Шинигами заинтересовали его гораздо больше, чем он предполагал. Особенно мальчик-эмпат. Не вкладывая слишком много сил в поединок и действуя больше на рефлексах, Ория прощупывал его со всей страстью натуралиста, дорвавшегося до редкого экземпляра животного мира. Он желал исследовать чужую эмпатию. Его мучило любопытство, насколько она сильна по сравнению с его собственной и не этот ли дар определил посмертную судьбу шинигами? Пентаграмма загорелась алым и растеклась по полу, оставляя после себя лишь тонкие тусклые лучи. Ория подобрался, не зная чего ожидать и крепче сжимая оружие. Он был почти готов к удару и вздохнул с облегчением, когда незнакомая мощь толкнула его одновременно в живот и в голову, погружая в темноту. Первое, что Ория увидел перед собой, открыв глаза, была, разумеется, знакомая отрезанная голова. Удивительно, как точно иногда желания совпадают с действительностью. Он обвел лабораторию взглядом, готовый встретиться лицом к лицу с Мураки, и попытался сделать шаг вперед, но тело охватила непривычная скованность, двигаться получалось лишь с большим трудом, будто сквозь толщу воды. Впервые Ория позавидовал Мураки, которому магия была не в новинку. Странно кстати, что его до сих пор нигде не было видно. Внезапно страшная боль прервала его размышления. Ория из последних сил рывком обернулся и наконец смог разглядеть в подробностях фиолетовую радужку глаз, о которых так долго грезил Мураки. Как он только мог забыть о них. Адское пламя действительно плескалось внутри, иногда вырываясь на поверхность, наклонись ближе — обожжешься. Молодой парень, одетый лишь в юката, смотрел настороженно. В руках у него был нож. Безобидная, на первый взгляд, наружность и красивое лицо не могли обмануть эмпата, и Ория отшатнулся, не в силах выдержать текущий черной рекой поток энергии. Боль утихла, вместо нее по телу снова разлилось оцепенение, легкие отказывались работать, и Ория опустил глаза. Из груди, пачкая белый костюм, текла кровь — живое доказательство того, что он все-таки ошибся. Ория никогда не носил белого. — Перемещение, — пробормотал Ория. Из его горла вместе с кровью вырвался смешок. Он поднял руки и поднес их поближе к глазам, желая удостовериться. Белая кожа, очень коротко остриженные ногти. Дотронуться до волос Ория не успел — потерял сознание, а когда очнулся, увидел своего убийцу. Тот держал его на коленях и пристально вглядывался в лицо. На щеку Ории капнула горячая слеза. — Ты не Мураки, — шинигами, демон, ожившая галлюцинация, кем бы он ни был, он отличался проницательностью. — Не стоит извиняться, — шепнул Ория и устало закрыл глаза. *** — Цузуки-сан, вы еще не вполне здоровы и не помните всего случившегося в лаборатории. Мураки мертв, я был на его похоронах. — Цузуки, ты ошибся. Я сам осматривал тело, никаких признаков посторонней магии. — Я проверял, Цузуки! Мибу Ория жив-здоров и хозяйничает в своем ресторане. Сходи к нему сам. — Цузуки-сан, поверьте, это невозможно, свечи лучше нас с вами разбираются в таких вещах, они никогда не лгут. Выпейте лучше со мной чаю.