Я ждал этого столько лет...

       Его обсидиановые глаза прикрыты, а ресницы дрожат в неверном отсвете камина. Верхние две пуговицы на рубашке расстегнуты, и на шее видна красноватая метка, оставленная мною несколько секунд назад. Провожу по ней языком и чувствую трепет столь желанного тела. Чуть улыбаюсь в ответ на эту, пока единственную, реакцию на ласки, сжимаю руками его широкие плечи в успокаивающем жесте и шепчу:       - Все хорошо, Северус, все хорошо.       Понимаю по раздавшемуся приглушенно-нервному смешку, что он вовсе так не думает. И припадаю в качестве убеждения к темному соску, предварительно перед этим полностью расстегнув его рубашку.       Ласкаю кусочек плоти, провожу влажный след к другому и аккуратно кусаю, а затем спускаюсь вниз, к пупку, и залезаю языком в маленькую выемку. А потом с изумлением обнаруживаю, что он вовсе не остался таким безучастным, каким хочет показаться.       Любуюсь на нежный румянец, резко приподнимаюсь и нависаю над Северусом, опираясь на локти. Беру его одной рукой за подбородок, мягко касаюсь полураскрытых губ и прошу:       - Посмотри на меня...       Встречаю затуманенный взгляд и шумно выдыхаю, когда он, с удивлением, наверно, даже для него, кладёт кисть мне на член, скрытый лишь тканью трусов, и несильно сжимает.       А следом отдёргивает руку, но этот жест уже сказал мне больше всяких слов, и в душе успела проснуться надежда на то, что и для него это не просто проигранное пари, а что-то важное и большее, как и для меня самого.       Целую его, для начала осторожно и нежно, а следом все глубже и сильнее, проникаю языком в сладкий рот и терзаю тонкие губы, и оттягиваюсь лишь тогда, когда заканчивается воздух в легких. И с рыком льну обратно, не в силах оторваться и так снова и снова, пока он не начинает трепетать подо мною, обнимает и, раздвинув коленом его ноги, устраиваюсь между ними.       Протянув руку вниз, расстегиваю ширинку его брюк, просовываю ладонь в бельё и достаю оттуда большой, гладкий, стоячий член.       И сам факт того, что у него стоит на меня, на "блохастую мерзкую дворняжку" приводит всю мою сущность в неописуемый восторг, заставляющий дарить Северусу ещё больше наслаждения.       Провожу пальцем по шелковистой головке, отстраняюсь, чтобы стянуть с него штаны вместе с бельём до колен, а потом беру его напряжённый фаллос в рот, до основания, до чёрных жёстких волос. Едва не задыхаюсь, но не останавливаюсь, обхватываю за бёдра и насаживаюсь, вылизываю, ласкаю; выпускаю готовый взорваться член с характерным чпокающим звуком и вновь скольжу по выступающим венам, уделяя особое внимание багровой головке. И, решив довести Северуса до конца, двигаюсь вверх-вниз, пока он не начинает дрожать, вскрикивает:       - Сириус...       И изливается мне в рот, обмякает, затихнув. А я смакую этот чуть солоноватый вкус, облизывая губы, и всё не могу насладится.       Отодвигаюсь, раздев его полностью. Замираю в восхищении, не в силах не любоваться им. Беру в ладони узкую ступню, целую пятку и каждый палец, а затем поднимаюсь выше, по лодыжке, икре, выемке под коленом...       И вдруг смотрю на его лицо и осознаю, что за такое выражение на нём могу и умереть, и горы свернуть, лишь бы увидеть подобное хоть раз.       Пережидаю приступ болезненной нежности, закидываю стройные ноги себе на плечи и касаюсь губами тёмное колечко ануса.       Удерживаю подскочившего Северуса, шепчу ему что-то ласковое и укладываю обратно. Заново атакую сжатый вход. Проникаю языком всё дальше, пока он сам не начинает толкаться мне навстречу.       Смачиваю слюной палец и неглубоко, на фалангу, вставляю его внутрь. Обхватываю ртом одно яичко, всасываю, отвлекая от возможных неприятных ощущений и продвигаю палец дальше.       Почувствовав гладкость узкого прохода, едва не кончаю от представления о том, как там окажется мой член. Удваиваю усилия, разрабатывая тугие стенки и неожиданно... замираю от его рук в моих волосах. Спрашиваю шёпотом:       - Что такое, Северус, больно?       Слышу ответ:       - Нет, я просто... не...       По его молчанию понимаю, что явно что-то не так. Приподнимаюсь, сажусь на пятки. Тяну Северуса за руки на себя, так, чтобы он тоже сел. Прислоняю к себе, обнимаю, прижимаюсь губами к влажному виску.       Его волнение почти осязаемо и внезапная догадка пронзает мой мозг:       - Ты ещё не был с мужчиной?       Несколько мучительных мгновении... Тихий, почти не слышный шёпот:       - Нет, не был...       Сердце совершает кульбит. В глотке становится сухо. Что он творит со мной, мой любимый...       Наглею от этого невероятного признания и задаю вопрос, на которой вряд ли будет когда-либо положительный ответ:       - Ты хочешь меня, Северус? Хочешь не только из-за того, что твоё тело откликается на мои ласки?       Вспомнить бы, как дышать.       Он... стесняется? Невероятно. Отводит глаза. Голос, однако, твёрд:       - Да, Блэк, хочу.       Шумно, с облегчением выдыхаю. Не даю ему передумать; беру в охапку, осыпаю град поцелуев на его лицо, шею, грудь. Не переставая целовать, перемещаюсь к изголовью. Откидываюсь спиной на крепкую спинку большой деревянной кровати. Устраиваю Северуса на себе, сгибаю ноги, чтобы ему было удобно. Он весь передо мной: худой, белокожий, такой желанный и сводящий с ума. Грудь вздымается, на щеках румянец, чёрные волосы в беспорядке. Глаза прожигают насквозь. Никогда мне этого не забыть. Столько лет об этом мечтать.       Он расслаблен, когда мои пальцы скользят около его дырочки, входят в эту жаркую тесноту. Один, второй. Нахожу бугорок простаты. Нажимаю.       Северуса подбрасывает. Он рвано стонет, подаётся назад. Хрипит:       - Так хорошо, Сириус... Никогда такого не чувствовал...       Обнимаю его, скольжу ладонью по позвоночнику от ягодиц до затылка, мну в поцелуе приоткрытый рот. Пью стоны с его губ...       Больше нет сил терпеть. Беру свой член в руку, приставляю к разработанному проходу, несильно толкаюсь. Замираю, чтобы дать ему привыкнуть. Постепенно, дюйм за дюймом, продвигаюсь глубже       Северус не двигается, лишь жмёт в руках простынь, да тяжело дышит. Потом ухватывается за резное изголовье над моей головой и приподнимается. Сам насаживается на мою плоть. Внутри он горячий и тесный до невозможности.       Волна нежности затапливает меня. Я клянусь самому себе, что его первый раз станет для него особенным.       Обхватываю Северуса за талию, двигаю тазом. Он сжимает внутренние мышцы, и я почему то уверен, что это провокация.       Но как бы мне не хотелось на неё повестись, следует прежде всего убедится, что с ним всё в порядке.       Я спрашиваю, готов ли он, и в ответ получаю настолько красноречивый взгляд, что мне не остаётся ничего иного, кроме как схватить его, перевернуть и подмять под себя.       Судя по растерянному выражению, он даже не понял, как оказался в таком положении. Но я двигаюсь, и тёмные глаза обволакиваются дымкой страсти.       Наклонившись, целую каждое веко, каждую тонкую чёрточку. А потом начинаю работать бёдрами, словно заправский поршень.       Темп становится бешенным. Дикая скачка. Первобытная, как мир, пляска. Наслаждение закручивается в огненный вихрь.       Я не знаю, сколько вбиваю Северуса в матрас. Не знаю, сколько он подаётся мне навстречу. Но это и не важно. Главное - он тут, со мной, сейчас. И ему нравится.       Я не смею не смотреть на него. Хочу запомнить всё: искаженное от страсти лицо, искусанные губы, хриплые стоны...       Как же он прекрасен...       Я готов излиться в него. Но хочу довести Северуса до пика первым. Его член, тяжёлый и налитой, удобно ложится в руку. И через несколько мгновении моя ладонь орошается горячем семенем. Это становится последней каплей. Переплетя мои пальцы с его, я вторгаюсь максимально глубоко и извергаюсь в податливое, упругое, великолепное тело подо мной, прошептав:       - Северус...       Серая полоска рассвета на горизонте пробивается сквозь окно, когда я просыпаюсь. Чувствуя тяжесть на груди, опускаю глаза вниз и, поняв причину этой тяжести, улыбаюсь в тёмноволосую макушку.       А потом взгляд останавливается на настенных часах. И становится понятно, что мне пора уходить. И как бы я не хотел это делать, вот так вот наслаждаясь гладкостью кожи и прикосновением тела к телу, но договор есть договор. По которому меня не должно быть тут уже три часа.       Обнимая Северуса последний раз, я аккуратно убираю его с себя и встаю. Замечаю на его спине засосы, оставленные мной. Перед внутренним взором моментально проносится череда воспоминании о том, как я брал Северуса всю ночь на пролёт до тех пор, пока он не попросил меня остановится, потому что у него больше не осталось сил продолжать.       От этого становится ещё горче.       Я хочу остаться с ним, хочу видеть, как он просыпается, потягивается. Хочу поцеловать его, прошептать ему в губы: "С добрым утром, любимый", а потом взять на руки и донести до душа. Ведь наверняка у него теперь, после меня, всё болит.       И я хочу этого не только сегодня, но и всю жизнь.       Хочу, но не могу.       Ведь я тут всего лишь из-за того, что Северус проиграл пари, которое он непонятно с чего решил заключить. Хотя знал, что моим "желанием победителя" будет именно он.       Он, оказавшийся неожиданно таким отзывчивым и страстным. Нетронутый никем. Лучше, чем в самых моих смелых желаниях, которые мучают меня по отношению к нему с подросткового возраста.       Он, сам того не зная, оказался сбывшейся мечтой.       Но, не смотря на всё это, Северус вовсе не будет рад видеть меня после пробуждения. Ведь я лишил его девственности. Заставил своими ласками выгибаться мне навстречу. Сорвал маску холода и неприступности, дав почувствовать себя слабым и беззащитным. Зависимым от меня.       Ничего этого он мне не простит.       Так что я целую его в губы в последний раз, невесомо и осторожно, прощаясь. Накрываю одеялом. И начинаю тихо, чтобы он не проснулся, искать свою разбросанную одежду.       Собравшись, я ещё какое-то время стою, любуясь. А затем поворачиваюсь к двери. И по закону подлости с грохотом сшибаю стоящий сзади стул.       Замерев, медленно оборачиваюсь обратно, надеясь, что не потревожил сон Северуса. Мне не хочется видеть ненависть на его лице напоследок.       И нет бы мне по быстрому уйти, когда он начинает шевелится, но я отчего-то смотрю, как Северус шарит рукой по соседней половине кровати. Той самой, где должен быть я.       А потом резко садится, в упор смотрит на меня и я вижу в его глазах какое-то невероятное облегчение пополам с безумной радостью. И робкую улыбку на губах.       Но следом он моргает, трясёт головой и через мгновение становится хладнокровным ублюдком. Улыбка сменяется ухмылкой, Северус открывает рот и говорит в своей обычной манере:       - Надо же, Блэк, ты всё ещё здесь.       Я ничего не говорю, потому что всё ещё заворожен теми эмоциями, что видел. А он продолжает:       - Не пора ли тебе выметаться?       И тут я совершаю самый невероятный поступок в своей жизни. Достаю палочку, отмечая, как он напрягся, беру попавшуюся под руку книгу и трансфигурирую из неё маленькую бархатную коробочку с обручальным кольцом. Пару секунд смотрю на своё творение, оценивая, достойно ли оно Северуса, и медленно шагаю к кровати.       С каждым моим шагом он натягивает одеяло всё выше, словно желая защитится, и под конец моего пути уже полностью в него закутан.       Он явно растерян. Спрашивает шёпотом:       - Что это ты такое задумал?       - Скажу - не поверишь, - так же тихо отвечаю я.       Дойдя до постели, останавливаюсь и опускаюсь на колени. Сглатываю, не зная, с чего начать. Глубоко вдыхаю. Ставлю коробочку на ладонь, протягиваю любимому и говорю дрожащим от волнения голосом:       - Я прошу, я умоляю тебя, Северус, стань моим мужем.       Он ошарашен. Смотрит на меня, как на сумасшедшего. Быстро переводит взгляд с кольца на моё лицо и обратно, а следом неожиданно вскакивает с кровати, позабыв про одеяло. Нависает надо мной и шипит, словно разъярённая фурия:       - Что, псина, думаешь, трахнул и теперь обязан устроить этот цирк с женитьбой? Поиздеваться решил? Не выйдет.       Я смотрю на кривящийся рот, на тело с моими метками и засохшими пятнами спермы и не выдерживаю. Поднимаюсь, обнимаю Северуса, не обращая внимания на сопротивление и прошу:       - Ты же легимент. Давай, залезь мне в голову.       Мгновенно чувствую проникновения в свой разум и показываю ему всё: моё любование им ещё во времена ученичества, жаркие сны, страх за него во время боевых операции, не дающие сойти с ума в Азкабане воспоминания о иногда прикушенной во время задумчивости губе, редкой улыбке и многих мелочах, делающих его им. Я вываливаю на него всё это, надеясь, что он поверит и даст мне шанс и думаю, что мои уши обманывают меня, когда он говорит:       - Ты ещё не передумал насчёт кольца?       И сдавленно охает, когда я беру его на руки и несу к кровати. Устраиваю Северуса на ней, ложусь сверху и ласкаю до тех пор, пока он с мольбой в голосе не говорит:       - Я не смогу, у меня после сегодняшнего всё болит.       Шепчу извинения, поднимаю его чуть выше на подушки и ртом осторожно и деликатно привожу к оргазму.       А потом, как и хотел, несу в душ.       После которого вновь устраиваю Северуса на постели, поскольку сегодня он явно не сможет никуда сходить, беру лежащее где-то у меня под коленкой кольцо и надеваю его на аристократичный безымянный палец.       И слышу тихое:       - Я люблю тебя, Сириус. Наверно, столько же, сколько и ты меня. Поэтому и согласился на пари - хотел познать хоть раз, каково это - быть с тобой.       Несколько минут осознаю фразу, смотрю Северусу в глаза, целую его раскрытую ладонь, губы, лицо, благодаря за признание и со стоном, распалённый, утыкаюсь ему в шею, говоря:       - Это надо же было столько мучиться...       - Да уж, - он гладит меня по спине, заставляя дрожать от нехитрой ласки и добавляет, - оба дураки.       А я шепчу:       - Мы всё наверстаем, любовь моя, не так ли...