Странная история лодочника

Впервые я повстречал эльфийского принца задолго до всей этой истории с пробудившимся драконом — лет шесть или семь назад, по человеческим меркам срок приличный; Озерный город тогда еще не увяз в самой жопе бедности и нужды, на моей голове не появилась ужасная седая прядь, а Марта, засранка этакая, не удрала с бродячим музыкантом, бросив на меня детей. Должен заметить, больше всего меня поразил не сам факт, что жена сбежала, а то, с кем она сбежала… Этот оборванец вместе со своей замызганной лютней появился в городе из ниоткуда — чтобы уйти потом в никуда. Ни рода, ни имени, ни приличной одежды. И угораздило же его, блядь, попросить приюта именно в моем доме! Ну а я, как добропорядочный гостеприимный горожанин, накормил и напоил его со своего стола, бросил в угол тюк с соломой, где этот горе-певец мог бы поспать пару ночей… Другого-то места все равно не было, но оборванец не возражал. Дети ничего не поняли, слишком маленькие еще были. Пришел гость, и пришел — бывает иногда и такое. Зато Марта моя влюбилась чуть ли не с первого взгляда. Валялась со мной в постели, а сама все про него болтала, про глаза необычные, про говор — переливчатый, точно у соловья… Тьфу! Говорила с придыханием, что он выдающийся менестрель. Мда. Тоже мне — выдающийся… Одет в провонявшие мочой лохмотья, зубы что пни в горелом лесу, длинные нечесаные волосы свалялись в огромный колтун, под обломанными ногтями — толстый слой грязи. Эру видит, что я не самое чистоплотное существо в этом мире, но чтоб настолько запустить свои ногти… Нет, на такое даже я не способен. А еще у него одна рука обгорела вся — чуть ли не дочерна. Наверное, подворовывал-таки в чужом доме, темно было, вот и сунул паклю в печь по ошибке… Вот и хорошо, подумал я тогда. Значит, у меня красть ничего не будет. Впрочем, если быть совсем уж честным, в нашем доме уже тогда было нечего красть… Кроме одного. Бродяга переночевал у нас три ночи — ел харчи с нашего стола, гадил в нашем сортире, а его завшивленная башка лежала на моем драгоценном тюке с соломой. Чтобы как-то отблагодарить нас за еду и ночлег, по вечерам, когда я, уставший и измочаленный, приходил с работы, музыкант играл нам на лютне и пел что-то на незнакомом языке — справедливости ради должен признать, что делал он это действительно хорошо. Голос был приятный, пронзительный, насквозь пропитанный грустью — Сигрид даже расплакалась, а Марта так и пожирала певца глазами, только-то слюни не капали. В ином случае я бы даже принял оборванца за эльфа, но воняло от него хуже некуда — как от грязного трактирного пьяницы, которого вышвыривают на улицу, потому что за последнюю кружку пива заплатить нечем, и я даже представить не могу, чтобы кто-то из эльфийского народа так себя запустил. На третье утро я проснулся и обнаружил, что Марты нет, как нет ее немногочисленных скромных пожитков, и как, естественно, нет певца с его лютней. Дома тогда настоящий кошмар творился. Голодные дети все время орали и просили пожрать, а Тильда — ей было года три, не больше — постоянно болела, и я убивался круглые сутки, чтобы раздобыть еду и лекарства. В те времена я клял Марту всеми скверными словами, которые знал: когда жена была дома, хозяйство держалось на ней… После побега Марты на меня свалилось все разом. Впрочем, когда я впервые увидел эльфийского принца, день был самый обычный, а проклятый певец не появился еще в моей жизни. Я наведался с очередным рабочим визитом в Лихолесье, погрузил на дырявую лодку пустые бочки для эля и стал уже отплывать, когда небольшой отряд орков — прямо средь бела дня! — совершил наглый набег на мое судно. Огромный орочий предводитель сбросил меня в воду, ударил по голове веслом — было, кстати, больно, — после чего снял с пояса кривой ятаган с заржавленным лезвием и, по всей видимости, собрался добить. Ну я, конечно, не стал дожидаться, пока меня прирежут, как свинью к праздничному столу. Я рванул в сторону, занырнул под лодку и прятался бы там хоть целый день, только воздух очень уж быстро закончился. Когда я всплыл на поверхность, рядом тут же грузное орочье тело шлепнулось, за ним — еще одно. Брызги, конечно, во все стороны полетели, но я каким-то образом сумел разглядеть того, кто меня спас. Тонкий, как тростинка, легкий, как пушинка, — а силы-то дохера… Двигался он быстро и ловко — никогда такого не видел, — пускал стрелу за стрелой, и орки шлепались в воду с предсмертными хрипами и ругательствами. Правда, один все же подкрался со стороны леса; эльф слишком увлекся, добивая главаря его собственным ятаганом, и не заметил угрозы сзади. Орк застыл на берегу, приготовившись для прыжка, занес топор над своей уродливой тестообразной головой. Я рявкнул: «Эй!» и с силой толкнул лодку вперед — орк прыгнул мимо и угодил в воду, а эльф, с трудом удержав равновесие, резко обернулся на крик и застрелил врага, покуда он не успел подплыть ко мне. Мокрый и злой, я выбрался на берег, снова привязал лодку, принялся отжимать пальто и выливать воду из сапог. Собственно говоря, сапоги давно просили каши и годились лишь для того, чтобы выбросить их на помойку, но других не было, и мне ничего не оставалось, кроме как сунуть ноги в сырую и холодную обувь. Эльф стоял рядом и наблюдал за мной с этаким внимательно-участливым выражением лица, которое, надо сказать, раздражало. — Если ты готов подождать, человек из Озерного города, я принесу тебе сухую одежду, — сказал он наконец на общем языке. Я только помотал башкой и пробурчал себе под нос, что очень спешу — начальник порта и правда давно ждал меня со свежим уловом, да и не люблю я быть у кого-то в долгу. — Спасибо тебе, эльф, за помощь и за, э-э-э, столь щедрое предложение, но мне уже пора возвращаться. — Благодарю и тебя, лодочник, — он склонил голову в легком учтивом поклоне. — Если бы не ты, тот орк, вероятно, убил бы меня. — Пустяки, — я досадливо отмахнулся. — Ладно, поплыву я… будь здоров, эльф. Я уже повернулся, чтобы уйти, но в спину неожиданно долетело негромкое: — Леголас. — Так ты… сын короля Лихолесья? — я, разумеется, не собирался начинать кланяться и звать его «ваше высочество», но все равно как-то неловко стало. Он кивнул и, приблизившись ко мне вплотную, извлек из нагрудного кармана белоснежный платок, вышитый тонкой зеленой нитью по краям. — У тебя кровь, — негромко заметил эльф. И, прежде чем я успел что-то сообразить, прижал платок к моему виску. Он прошептал что-то непонятное себе под нос, рука его была теплая и сухая, тонкие пальцы скользнули по моей щеке, когда лесной принц отнял платок от лица и сунул в мою ладонь. Ткань и правда насквозь пропиталась кровью — видать, неслабо меня тот орк веслом приложил… Я осторожно тронул пальцем разбитый висок — шишка набухала хорошая, но из раны больше ничего не текло. — Спасибо, — пробормотал я, неловко попятившись. — Прощай, человек из Озерного города. Когда лодка уже отплывала от берега, я обернулся — эльф провожал меня пристальным взглядом. — Бард, — бросил я через плечо напоследок. — Меня зовут Бард. * * * Я нескоро забыл тот случай — еще бы, попробуй-ка забудь, как тебя огрели тяжеленным веслом по башке… Но даже и не в этом дело. Что-то неуловимо изменилось с того дня. Нет, я не стал плавать к границам Лихолесья реже: жрать-то надо, а чтобы была еда, нужно дохера работать… Ну, я и работал себе; правда, загружая пустые бочки в лодку, все пытался что-то высмотреть в зеленых зарослях ольшаника. Наверное, где-то глубоко внутри я все-таки надеялся увидеть этого принца еще разок… Даже не для того, чтобы поговорить с ним. Просто — увидеть. Но эльф больше не появлялся. Орки, по счастью, тоже. * * * Повторно я повстречал лесного принца при обстоятельствах, которые предпочел бы вовсе не вспоминать — я лежал на жесткой тюремной койке, безучастно глядя в потолок, и думал, думал, какой я идиот, что умудрился так опростоволоситься… Башка гудела от боли: бургомистр таки огрел меня чем-то тяжелым, предположительно бревном, и на лбу засыхала кровь. Впрочем, это-то как раз не являлось главной проблемой на тот момент… Легкую поступь шагов я различил не сразу, а услышав, принял ее за ходьбу стражников туда-сюда по коридору и потому немало удивился, когда скрипнула, отворившись, тяжелая железная решетка, служившая дверью в камеру. — Ты? Как ты?.. — я аж потерял дар речи от неожиданности. Эльф, приблизившись, звякнул связкой ключей и молча поманил меня за собой. Стражники пребывали в отключке — через одного даже пришлось переступить, чтобы выбраться из этой проклятой тюрьмы, и только оказавшись на улице, я вспомнил, что у нас имеется небольшая проблема. — Дракон, эльф. Дракон летит сюда. — Дракон? — Леголас прищурил глаза и поглядел на меня оценивающе, будто раздумывал, можно ли доверять моим словам. — Живой? Я обозлился. — Интересно, сколько мертвых драконов умеет летать? Эльф непонимающе хлопал глазами, и я рявкнул: — Да, блядь, совершенно живой, огромный и презлющий дракон! Ты что, не понял еще, какой пиздец нам устроили эти гномы?! С виду эльф никак не отреагировал на мое заявление. Несколько долгих мгновений он просто смотрел на меня, после чего наконец сказал: — Ясно. Я так и не понял, что там ему ясно, но когда собрался спросить, Леголас уже исчез в темноте. — Вот засранец… — бормотал я, волоча ноги по пустующей мостовой, которая уже заметно сотрясалась от отдаленного рокота. — Когда нужен больше всего, просто растворяется в воздухе… Эльфы, одним словом. — Я тебе нужен, Бард? — Лесной принц неожиданно появился прямо передо мной, клинок его был обнажен и перемазан черной орочьей кровью. Это ж надо, даже имя мое запомнил… — Не так, чтобы очень, — проворчал я, хотя в глубине души был рад его видеть. — Город наводнен врагами, — негромко произнес Леголас, сосредоточенно вглядываясь во тьму перед собой. Ага, спасибо, эльф, я-то и не заметил… Все, что случилось потом, я, пожалуй, никогда не смогу должным образом уложить в своей многострадальной башке, слишком много всего за раз на нее свалилось: орки, гоблины, волколаки, драконы… Тьфу ты, дракон-то был только один, но даже и этого вполне хватило, чтобы свихнуться — потому что я, наверное, все-таки свихнулся. Даже и не запомнил толком, как убил этого дракона — будто не я это был вообще, а кто-то, на кого я смотрел со стороны в тот момент. Я ж для подвигов не гожусь совершенно — как был неудачником и сраным нищебродом, так им и остался… Этого не изменит и сотня убитых драконов. Я еще хуже, чем тот певец в зассаных лохмотьях, с которым сбежала моя обожаемая женушка: у того хоть и нет ничего за душой, но он свободен, как ветер, — я же связан домом, детьми и домашним хозяйством, я навеки застрял в этом сыром и туманном городе, насквозь провонявшем ложью, предательством, тухлыми рыбьими потрохами и говном, которое жители тоннами сливают из своих туалетов… Говно, как известно, не тонет. Оно плавает по всем городским каналам, сталкивается с лодками и для приезжих, наверное, воняет ужасно — а те, кто родился и вырос здесь, привыкли к этому запаху сызмальства. Вот и я — точно кусок дерьма, что проплывает сейчас между досками разрушенного сарая. Я тоже плыву по течению. И только потому не тону. * * * — Вкусим же этого вина за победу, — король Трандуил поднялся со своего места во главе стола, золотой кубок качнулся в изящной руке. Это было в доме бывшего бургомистра. Этот урод сдох во время налета дракона вместе со своим скользким помощничком, чем доставил немало радости горожанам. Я бы даже не удивился, если его свои же и укокошили — под шумок, посреди всеобщего хаоса и разрухи. А дом вместе с должностью передали мне — в награду за то, что Смауга кокнул. Впрочем, я сразу дал понять, что управленческими делами заниматься не стану, и большую часть обязанностей внаглую свалил на советников. Какой я бургомистр, в самом деле?.. Полководец-то из меня, может, и неплохой, но политика, дипломатия, налаживание торгово-экономических связей… Как подумаю, проблеваться тянет — уж лучше снова повстречаться с драконом, вокруг него, по крайней мере, не надо устраивать пляски с бубном. Отвертеться от устроения торжественных приемов, правда, не удается — и не думаю, что такое будет когда-нибудь в моих силах. И теперь все эти люди, эльфы и гномы собрались в моем доме, чтобы отпраздновать победу — уже третий раз за прошедший месяц. Многовато все-таки веселья для такого события — трупов было так много, что ими завалило всю обгорелую пустошь перед Одинокой горой. Вдоль и поперек. Торин Дубощит был мертв, как и его племянники, и теперь на месте предводителя гномов сидел его кузен Даин Железностоп, еще более шумный и громогласный, чем вся компания Торина вместе взятая. Слава Эру, что вскоре гости наконец уберутся — устал я от них. Дети-то рады, конечно, да и не удивительно — шум, веселье, живая музыка, новые лица и, видит Эру, можно под всеобщую суматоху напиться в стельку… Баин явно именно этим и занимается, пора бы уже намекнуть ему, что если не остановится, его вырвет прямо на глазах у короля Лихолесья, и я потом всю жизнь позора не оберусь, а Сигрид… Девчонка весело пустилась в пляс вместе с каким-то гномом, но на ногах пока держится, хотя уже и не очень твердо. Но больше всего я опасался, как бы Тильда чего не выкинула. Пусть она еще и слишком мала, чтобы пить эль, язычок у нее острый как бритва и жалит похлеще любого кинжала. Ну почему, зачем ей пришло в голову спрашивать двух почтенных пожилых гномов, женаты ли они?! Видно же, что оба мужчины! Хоть гномьи дамы и носят бороды, сиськи-то у них заметить не трудно… Наконец Трандуил снова поднялся, спокойный, холодный, невозмутимый, как и всегда. — Благодарю за гостеприимство, градоправитель Бард. Теперь же нам пора возвращаться домой. Как же рад я, что он уходит… Потому что при взгляде на короля Лихолесья и мне, и гостям, если честно, становилось немного не по себе. Аж мурашки по коже! — А вы еще придете? — услышал я звонкий детский голосок справа от себя. Тильда, дракон побери, ну молчи же, что ты творишь… Трандуил поглядел на нее снисходительно. — Приду, маленькая госпожа. — А он придет? — девчонка ткнула пальцем в сторону Леголаса, который весь вечер держался в тени и только сейчас решил выйти на свет. — Непременно, — с легкой надменной улыбкой пообещал король. Выглядел лесной принц задумчивым, отстраненным и, что самое удивительное, почти не пил вина на пиру. Интересно, что за мысли бродят в его светлой головке?.. А, ну его нахрен. Мое-то какое дело. — Как здорово, — довольно ответила Трандуилу дочурка. — Папа любит его. Он так радуется, когда видит принца! Что?.. Что?! Я поперхнулся, громко закашлялся, и кислое вино брызнуло через нос. Проклятье, как же перед королем-то неудобно… Тильда участливо похлопала меня по спине. Вот же ж засранка… Я сконфуженно потрепал дочурку по лохматой макушке и попытался улыбнуться как ни в чем ни бывало, хотя получилась наверняка не самая привлекательная гримаса. Трандуил приподнял густые черные брови, похожие на раскормленных гусениц, но больше ничем не показал, что уловил двусмысленность фразы. Во всяком случае, попрощался он вполне учтиво. Следом за лесным королем откланялся Даин. Это тоже оказалось очень кстати. Гномы — они ж тут самые говорливые и неряшливые, а убирать за ними я уже, честное слово, заебался в корень… Люди отчалили вскоре после Даина и его свиты, и дом опустел. Какое это все-таки облегчение, какая долгожданная тишина… Тем более что голова давно трещала от разноголосых песен и звона посуды, а к горлу уже начала подбираться противная тошнота — у старого хрена оказалось слишком много вина в кладовых. — Сигрид, — позвал я, с трудом поднявшись на ноги. — Поможешь убрать со стола? Дочурка что-то проворчала себе под нос. — Я помогу! — с готовностью высунулась Тильда. — Нет! — я поспешно остановил ее, замахав руками. — Ты перебьешь тут все к орковой матери. Лучше объедки за гномами убери. И куда делся Баин? — Он напился и свалился под стол, там и спит, — засмеялась Тильда, тут же кинувшись исполнять поручение. — Ясно, — вздохнув, я выразительно поглядел на старшую дочь: — Сигрид, как там насчет посуды? — Да иду я уже, иду… Дочурка собрала со стола несколько тарелок и нехотя поплелась к большому посудному тазу в углу столовой. На поверхности воды плавала грязная жирная тряпка. К тому времени, когда мы закончили с уборкой, было уже глубоко за полночь, и я, поднявшись в свою спальню — наконец-то у меня появилась личная спальня! — сбросил с затекших ног сапоги и направился было к окну, чтобы проветрить помещение от духоты, как вдруг заметил, что на моем подоконнике кто-то сидел! — Какого?.. — Тише, это я, — незваный гость повернулся ко мне лицом, и лунный свет высветил серебро в его волосах. — Леголас? А… ты вообще что здесь делаешь? — Я пришел на пир вместе с отцом, — эльф легко спрыгнул с подоконника и деловито разгладил складки на серо-зеленом плаще. Одет он был по-походному, хотя к началу празднества, помнится, прибыл в парадном голубом одеянии, расшитом узорами из золота и серебра. Когда он успел переодеться? — Я имел в виду — что ты делаешь в моей спальне? И почему не уехал вместе с отцом? — я продолжал озадаченно хлопать глазами и наверняка выглядел идиотом. — Между прочим, он уже давненько уехал. — Я видел, — Леголас быстро кивнул в сторону окна. — И ждал этого. Отец не знает, что я сейчас здесь. И не должен знать. — К чему такая секретность? — Я не смог бы сообразить, в чем дело, даже если б был абсолютно трезв, а уж в нынешнем состоянии и подавно. Эльф приблизился ко мне вплотную, едва ощутимо коснулся рукой плеча, посмотрел прямо в глаза — спокойно и решительно, но все-таки в глубине его взгляда затаилось волнение. — Мне нужна твоя помощь, Бард. Да ладно, серьезно? — Моя помощь? И в чем же? — Это прозвучит странно, но… — Леголас закусил губу. — Мне необходимо добыть одну вещь. Это очень важно, и я боюсь, что не справлюсь один, а с тобой мы уже не раз успешно сражались плечом к плечу, вот я и подумал… Я нахмурился, все еще не понимая, к чему он клонит. — В общем, мне нужен Аркенстон, — подытожил эльф, выглядя при этом довольно смущенно. — Что, блядь?! — я весьма красноречиво вытаращил глаза, уверенный, что ослышался. — Погоди-погоди. То есть, я правильно понял, ты собираешься спи… э-э-э… украсть Сердце горы из склепа покойного короля гномов?! — Ну, да, — смиренно подтвердил Леголас. — Боюсь даже предположить, зачем тебе это нужно. Эльф вздохнул, и даже в тусклом свете луны я заметил, как порозовели кончики его острых ушей. — Представляю, что ты обо мне думаешь, Бард. Я знаю, это… нехороший поступок. Но выбор у меня невелик. Если бы Аркенстон нужен был только мне или отцу, я бы не решился на похищение, но ради Тауриэль я готов на это пойти. А, так вот же в чем дело. Я вспомнил рыжеволосую спутницу Леголаса, которая сражалась вместе с ним против орков, а позже, как рассказала мне Сигрид, защищала их с Тильдой во время нападения дракона на город. Девушка заслуживает награды, это верно, но почему-то я все равно почувствовал разочарование — неужели эльф затеял всю эту сомнительную авантюру только для того, чтобы порадовать подружку? Безусловно, он от нее без ума — иначе не решился бы на такое. Впрочем, почему меня это вообще должно волновать?  — Что ж, — медленно проговорил я, принимая решение, — чем бы ты ни руководствовался, твоя невеста спасла жизнь моим детям, и это достойно награды. Я помогу тебе выкрасть Сердце горы, если ты этого хочешь. Леголас вдруг вскинул голову и посмотрел на меня в полной растерянности, будто и не услышав второй части фразы. — Моя… кто? — Ну, невеста, подружка… не знаю я, как у вас, эльфов, это правильно называется. — А, — Леголас издал нервный смешок и почесал в белобрысом затылке. — Нет… Я понимаю, почему ты так подумал, но нет… дело совсем не в этом. Тауриэль вовсе мне не невеста. По правде говоря, она моя… — эльф прервался, некоторое время собирался с мыслями и вскоре продолжил: — Моя сестра. По крови. — Как сестра? — я уставился на него в изумлении, окончательно перестав что-либо понимать. — Я думал, ты — единственный ребенок короля Трандуила?.. — Единственный, — подтвердил Леголас, поглядев на меня с горькой иронией. — Единственный — законный. Отец делал вид, что после смерти матери не желает знаться с другими женщинами, но я прекрасно понимал, что это не так — не представлял лишь, как далеко это зашло. Я даже не уверен, нет ли где и других детей — таких, как Тауриэль, но, как видно, к ее матери он особенно благоволил, поэтому старался держать Тауриэль поближе к себе и даже сделал командиром стражи. Не сказать, чтобы он сильно ее любил, но чувствовал… некую, должно быть, ответственность за ее судьбу. Все-таки она его дочь, пусть и всего лишь бастард. — Ну охренеть, конечно, — выдал я в ответ на его откровения. — Пожалуй, ты прав, — со вздохом подтвердил Леголас. — Именно поэтому я должен украсть Аркенстон. Это единственная вещь, ради которой отец согласится узаконить Тауриэль и признать наследницей… а я наконец буду свободен. — Что это значит? — С каждым словом эльф удивлял меня все сильнее. — Ты хочешь отказаться от титула? — Нет, конечно, да это и невозможно. Я не перестану быть принцем, — пояснил Леголас, ничуть не выказав раздражения моей несообразительностью. — Но мне больше не придется безвылазно торчать в Лихолесье, не придется выполнять каждую прихоть отца и, что самое главное, не придется жениться на дочери Элронда из Ривенделла, помолвку с которой отец уже не первое десятилетие пытается мне навязать. А Тауриэль… она всю жизнь была в моей тени и тщетно надеялась, что отец когда-нибудь обратит на нее внимание, но, как бы она ни старалась, он видел в ней лишь бастарда. Теперь у него не будет другого выбора, кроме как начать с ней считаться, и я не ошибусь, если предположу, что Тауриэль придется по душе такое положение вещей. — Хм… возможно, — согласился я после небольшой паузы. — Стало быть, наш путь снова лежит к Одинокой горе… Так когда мы туда отправимся? — Со дня на день, — с готовностью сообщил Леголас. — Как только настанет подходящий момент, я дам тебе знать. А пока… хочу пожелать тебе доброй ночи, Бард. Он подошел к окну и распахнул его, явно намеренный выйти этим путем. В комнату ворвался поток свежего воздуха, растрепал светлые волосы Леголаса, хлестнул меня по лицу, и я неожиданно для самого себя спросил у эльфийской спины: — Как ты собираешься распорядиться обретенной свободой? Леголас обернулся, с минуту задумчиво смотрел мне в глаза, после чего серьезно сказал: — Пока не знаю, — он вновь подошел ко мне, положил руку на мое плечо, случайно — или нет — скользнув по изгибу шеи, осторожно заправил за ухо некстати откуда-то выпавшую темную прядь, и меня вдруг охватило странное чувство — знакомое и незнакомое одновременно, — названия которому я впоследствии так и не сумел подобрать. — Но вместе мы что-нибудь придумаем, правда?